Все оттенки боли - Наталья Штурм

— Ну как же я посмотрю, если вы не знаете фамилию педагога? — тоже вздохнула добрая женщина.

— Ну, может Орлова? Посмотрите Орлову! Нет такой? Лисицына? Волкова?

— Нет таких. Давайте попробуем через вашу фамилию найти. Вы свою фамилию знаете?

— Ну, обижаете!

Учительница склонилась над списком первокурсников.

— Вот, нашла. У вас преподают Смирнов, Корякин, Добродушная и Зубкова.

— Во! Зубкова ее фамилия! Я же помню, что хищная.

Женщина в недоумении склонила голову и тактично заметила:

— Странная ассоциация… Вообще. Зубкова — это я.

Мне так неловко стало, получается, человека обидела, да еще и себя по полной заложила.

— Поставьте мне тройку, пожалуйста, и я уйду, — отважно попросила я, потому что пела, а значит, заработала.

Зубкова подумала и предложила компромисс:

— Вы приезжайте ко мне сюда завтра. Просто приедете, и я поставлю вам… четверку. А то как-то совсем неприлично будет, если сегодня. Хорошо?

Что делать… Пришлось согласиться.

Это был мой первый бартер.

В дальнейшем я сдавала предметы в институте только так: переносила знания, полученные в училище, на все институтские предметы. Экзамен по психологии я сдала на пять, потому что привела очень удачный психологический прием из творчества Франца Гайдна. Во времена Гайдна спесивая лондонская публика ходила на концерты, в основном чтобы поспать. Естественно, автора произведений это раздражало, и он применил следующий маневр. Сочинил симфонию специально для лондонцев. И назвал ее «Сюрприз».

Начиналась она медленно и плавно. Публика мирно засыпала. И вдруг на последней ноте раздавался оглушительный аккорд. Народ тут же встряхивался и начинал удивляться. Слушал какое-то время, но потом снова начинал клевать носом. И тут опять грохот литавр — «бах»!

Простецкая мелодия и подвох в конце. Конечно, мимо такого случая я не могла пройти, и Гайдн проложил мне триумфальную дорожку к пятеркам по психологии, философии и истории. Всем педагогам очень нравилось, когда я приводила этот исторический факт и еще вдобавок иллюстрировала его голосом.

И если с институтом проходила такая халява, то к училищу отношение было координально противоположным.

Все, кто поступал в музыкальное заведение, любили музыку и хотели стать певцами, музыкантами, дирижерами. Случайных людей не было, потому что эту профессию выбирают фанаты. И вся жизнь подчинена звукам и их извлечению. Особенно это ощущалось в коридорах училища, в местах скопления вокалистов.

Все что-то мычали, искали резонатор, а найдя, гудели в него как в трубу. Распевали имена друг друга, особенно где больше гласных. Недаром вековая шутка про вокалистов гласит, что там, где у нормального человека мозги, у певца резонатор. Отношения между сокурсниками были братско-сестринские. И романы на первом курсе напрашивались только с музыкой. Хотя не у всех.

Я задвинула дружбу со Светкой, потому что сразу после поступления определилась полярная разница интересов. Шляться без дела мне было некогда, поскольку абсолютно все время отнимала учеба.

С восьми утра до десяти вечера я совершенствовала свои дарования и ни о каком отдыхе не помышляла. Поэтому в училище сразу подружилась с милой скромной девочкой Верой, тоже меццо-сопрано.

Других определений для друзей и подруг у нас не было — только тенор, баритон, бас. сопрано, меццо.

Мы так и звали друг друга — Коля-тенор. Андрей-баритон. и кличек Вася на Бэхэ, Маша с Рублевки у нас не было и быть не могло. Все на одинаково скромном социальном уровне в мечтах об одном — стать хорошими певцами. Даже не звездами — просто научиться хорошо петь. А там как сложится…

Моя новая подружка Вера тут же по секрету рассказала мне. что влюблена в баритона Андрея. У нее музыка как-то сразу слилась с любовью. И весь курс, который по секрету об этом знал, включая Андрея, очень ей сочувствовал, потому что он был женат.

Специфика поступления в музыкальные учебные заведения в том. что у всех разный возраст. Кто-то сразу после школы «заголосил», кто-то уже успел жениться и обзавестись детьми.

Андрей был самый старший из нас — ему было двадцать шесть. Вере едва исполнилось двадцать. Мне тоже было двадцать, и поэтому я прекрасно понимала ее чувства. Первая любовь, талантливый парень, музыка, любимое дело и молодость. Все вместе — хорошая перспектива и необъятные просторы будущего.

У ребят начался продолжительный роман.

От того, что они начали встречаться, никому хуже не стало — Вера цвела и заливалась соловьем. Андрей «баритонил» и разводиться не собирался. У нас вообще был на редкость ровный и добрый курс. За все четыре года не было ни одного конфликта или подсидки. Все дружили и витали в творческих облаках.

Но подруга Светка сдаваться не собиралась.

Потерять напарницу на первой ступеньке восхождения к славе было бы непростительно. И она начала работать.

Ну нет. конечно, не пахать на государство, даже смешно такое предположить! Просто Света где-то нарыла новых друзей, которые могли заинтересовать меня. И эти ребята были из консерватории.

Как пионеры мечтали стать комсомольцами, как комсомольцы спали и видели себя в коммунистических рядах, так все вокалисты стремились после училища поступить в консерваторию. Это очень, очень круто. Ну для сравнения, как сейчас дружить с парнем из МГИМО.

Светлана на время сменила балетную тусовку Большого театра на певцов из консерватории и привела меня на дипломный спектакль выпускников пятого курса.

Все, как рассказывала мама: накладные бороды, свалявшиеся парики, несвежие кафтаны, но какие это все мелочи, когда выходишь на сцену!

Вроде это был «Иван Сусанин» Глинки, но. вполне вероятно, и «Царская невеста» Римского-Корсакова. Точно, что-то русско-патриотичное. Ряженный в кафтан баритон начал кадрить меня прямо за сценой в перерыве между ариями. Через бороду и грим разглядеть лицо я не могла, да не особо и приглядывалась, мы пришли голоса слушать, а не морды разглядывать.

Светка вообще особого интереса не испытывала, потому что привыкла к красавчикам из балета Большого театра. Ей разнокалиберные фигуры оперных были даже противны. Визуалистка, одним словом. А я. стоя за кулисами, страшно кайфовала, потому что прикоснулась к святому, к профессиональной сцене так близко, что осталось сделать только шаг.

— Вам нравится? — заигрывал баритон, поглаживая пегую бороду.

— Да! Еще как! Но не все. — И я честно разложила ему, кто как пел.

— А вы тоже поете? — осведомился мужчина.

— Да. Я учусь на первом курсе в музыкальном училище.

Певец снисходительно заулыбался и пригласил нас на вечеринку после спектакля к себе домой.

— Пойдем? — уточнила Светка.

— Да. бояться нечего. Певец — не мужчина. У него на первом месте всегда голос. Баритоны еще ладно, режим не особо соблюдают, но тенора — это просто финиш! За несколько дней до спектакля ни секса, ни алкоголя, ни сигарет. Особенно секса боятся. После секса могут верхнее си-бемоль не взять, не говоря уже про до. Вот такая хреновая закономерность.

— Ужас! — округлила глаза Светка. — Вот извращенцы! В балете, например, почти все плюют на режим — и напиваются, и курят, и блядуют.

— Но не солисты же? — удивилась я.

— Да иногда и солисты. Я с ними в Серебряный бор ездила несколько раз. ну. там. где дом отдыха Большого театра. — так еле ноги унесла, все пять дней не просыхали.

— Ты? Да уж, тебя напугать сложно, — засмеялась я. и мы. дождавшись конца спектакля, отправились неподалеку в гости к баритону.

Парень оказался симпатичный, с отличной фигурой, что не редкость для баритонов, и о-о-чень любвеобильный. Он сразу же недвусмысленно начал за мной ухаживать.

Двусмысленно — это когда ухаживает и не понятно, чем кончится. — может, просто бла-бла «за жизнь» и разойдемся, а может, будет и развитие в сторону плотских утех.

Этот ухаживал без вариантов — кроме секса его мало что интересовало. К тому же по образованию он был акробат-вольтижер и до консы окончил цирковое училище.

Поскольку тщедушные хлюпики нам со Светкой никогда не нравились, парень заслужил мое внимание и ее одобрение.

Компания в тот вечер у него собралась большая, поэтому мы с баритоном только пометили друг друга глазами и молча договорились о свидании на следующий день. Светка ничего против не имела, потому что парень был блондин, а ей (как и мне) нравились брюнеты. Но подруга умела найти для меня нужные доводы, чтобы рассеять сомнения в надобности этой интрижки. К тому же кавалер из консерватории — это было в тему.

За последующие две недели он показал мне чудеса акробатических трюков, да таких головокружительных в прямом смысле, что Светка слушала, открыв рот.

— Как это — вниз головой? — охала подружка, пытаясь представить картину подобного секса.