Свадебное путешествие Лелика - Алекс Экслер

Сам Лелик длительное время не принимал деятельного участия в веселье, а только смотрел на это со стороны. Но вдруг в какой-то момент он почувствовал, что пришло его время, поэтому выскочил на сцену в круг света и… устроил настоящее шоу! Зал был в восторге. Лелик мило острил — и зал закатывался в истерике, выдавал серьезные и прочувствованные спичи — зал рыдал от сентиментальных чувств, а уж когда Лелик запел Фрэнка Синатру — все дружно встали, до того это звучало трогательно и прекрасно.

Одно только тревожило Лелика во время выступления. Макс, пролежав некоторое время в торте, видимо, протрезвел, поэтому быстро подсел к столику с миловидными девушками и как-то быстро-быстро завладел их вниманием. Лелика это сильно раздражало. Он помнил об их великом споре, и ему было неприятно, что у Макса сейчас есть большая фора. Но тут ему в голову пришла шикарная мысль. Закончив петь, он объявил в микрофон, что слово предоставляется гостю из России — Максиму, вытащил Макса на сцену, а сам подсел к девушкам.

Макс не обманул ожиданий Лелика. Он, в своей обычной манере, сел за рояль, откинул назад фалды фрака и завизжал, как несмазанная телега, лирическую песню их юности: «Моя гирла живет в общаге, а я ее кайфовый мэн». Лелик горделиво поглядывал на окружающих, справедливо полагая, что после его блестящего выступления Макс на контрасте покажется неудачливой пародией, однако неожиданно Лелик с чувством огромной досады заметил, что окружающие покатываются над выступлением Макса не меньше, чем над его умными и блестящими шутками. А уж когда Макс завыл свою коронную «Осенний день, вы плакали, малютка» и в экстазе упал головой в клавиши рояля, публика устроила такую овацию, что Лелику оставалось только тихо встать и пойти к выходу, причем спиной он чувствовал, что его не провожает ни один взгляд, потому что все они устремлены на этого дурацкого Макса…

Проснувшись, Лелик почувствовал, что по щекам его текут слезы. На соседней кровати сопел Славик, в углу тихо попискивал Макс. Лелик посмотрел на часы — было 16.05. До начала свадебного ужина оставалось менее часа. Пора было вставать, поднимать остальную команду и начинать быстро-быстро чистить перышки.

— Рота, немедленно поднимаемся! — грозно (как ему казалось) заорал Лелик, вскочил с постели и включил свет, ожидая, что еще до того, как электричество проберется по проводам к лампочке накаливания, Славик с Максом от его молодецкого крика будут уже на ногах и начнут первые отжимания.

Свет включился. Что Славик, что Макс спали как убитые.

— Не понял, — растерянно спросил Лелик. — Вы что, в армии не служили?

Славик открыл один глаз.

— Это ты в армии не служил, — презрительно заметил он. — Кто же так команду дает? Вот у нас сержант командовал — всех с кровати сдувало. «Немедленно поднимаемся» — фыркнул Славик. — Ты бы еще сказал: «Будьте так любезны»…

— Слав, че ты с этим духом базаришь? — вдруг заорал Макс из своего угла. — Мы с тобой — настоящие дембеля! А этот пряник ни разу в жизни портянки не нюхал. Мочить его, салагу, и все дела. Дай ему зубную щетку, пускай идет сортир чистить!

— Ага, ага, — сказал Лелик, — вот сейчас все брошу и пойду в «Хилтоне» сортир чистить. Здесь тебе, братец, Европа. Здесь неуставные отношения в армии не приняты.

— Мать твою, буратино, ты что наделал? — вдруг заорал Лелик, глядя на Макса жутким взглядом.

— Что такое, что? — заволновался Славик, потому что вот сейчас голос Лелика живо напомнил ему того самого сержанта Биденко.

— Ты посмотри, как он спит! — тем же страшным голосом прокричал Лелик, указывая на Макса.

Славик посмотрел. Макс лежал поверх одеяла, не шевелясь, пытаясь понять, что же такого страшного он успел сотворить во сне.

— По-моему, он уже не спит, — нерешительно сказал Славик Лелику.

— Этот придурок спал в смокинге, — уже спокойно объяснил ему Лелик. — И он теперь весь мятый.

— Придурок мятый? — уточнил Славик.

— Оба мятые, — сказал Лелик. — И придурок, и смокинг. Придурок-то — черт с ним, это его проблемы, но я не могу Макса вывести на праздничный ужин в мятом смокинге. Хохлов мне это не простит. Да и Родина нам не простит, что мы ее представляли во враждебном окружении в таком ужасном виде.

— А что делать? — поинтересовался Славик.

— Выход один, — жестко сказал Лелик. — Тащим Макса в лаундри-сервис, и там его гладят.

— Прям на нем? — спросил Славик. — У нас же вся другая одежда в ателье осталась.

— Мне наплевать, — махнул рукой Лелик. — На нем, не на нем — все равно. Макс, быстро вставай, пошли вниз.

Макс спорить не стал, сознавая пикантность ситуации. Лелик спустился с ним на нулевой этаж, нашел там в прачечной какую-то тетку и на ломаном английском объяснил проблему. Пожилая филиппинка из его объяснений ничего не поняла, но Лелик был настроен решительно, поэтому без лишних слов заставил Макса снять брюки с пиджаком, протянул их филиппинке и показал ей обе руки с оттопыренными пальцами.

— Ten minutes — maximum! — грозно сказал Лелик и провел ребром ладони себе по горлу.

Филиппинка серьезно задумалась. Она поняла, что через десять минут эти странные русские запросто почикают ее ножом по горлу, но она так и не врубилась в то, что именно от нее требуется. Она растерянно переводила взгляд с Макса, стоящего в одних трусах и рубашке с бабочкой, на Лелика, который бешено вращал глазами и размахивал брюками и пиджаком от смокинга.

— Press! — вдруг всплыло у Лелика в голове. — Press this! Please! — заорал он, протягивая смокинг тетке.

Филиппинка облегченно вздохнула. Гладить она умела. Собственно, за это ей и платили. Она быстро выхватила у Лелика смокинг и убежала в подсобное помещение.

— А мне что делать? — спросил Макс.

— Стой здесь, — сказал Лелик. — Кто тебя просил спать ложиться в смокинге? Хоть бы пиджак снял, недоумок.

— Меня подкосил сладкий воздух Европы, — гордо сказал Макс. — Имею право. Я первый раз на чужой земле.

— Тебя подкосило горькое пиво Европы, — язвительно сказал Лелик. — Пить надо меньше, друг мой. Я тебе давно говорил — надо меньше пить.

— Тебе не понять терзаний творческого человека, — объяснил Макс. — Когда я вставляю чистый лист бумаги в машинку, то испытываю такой же стресс, как и Хемингуэй. А снять стресс можно только алкоголем. Иначе так недолго и крышей съехать.

Мимо них прошел «беллбой» восьмидесяти лет от роду и удивленно посмотрел на Макса.

— Спорт, батяня, спорт, — объяснил ему Макс, начиная бег на месте. — «Бавария» тоже участвует. Ферштейн?

— Это не Германия, Макс, — уточнил Лелик на всякий случай. — Это Бельгия.

— Пофиг, — сказал Макс. — Чухна — она и есть чухна.

— Так вот, — продолжил Лелик их философский спор. — Хемингуэй начал испытывать священный трепет перед белым листом бумаги, уже написав «Фиесту», «Старик и море», «Острова в океане» и так далее. А что написал ты? Передовицу под названием «Кто заказал этот политический заказ»? После этого у тебя начался священный трепет?

— Между прочим, — пылко возразил Макс, — ты читал один мой рассказ. Он тебе понравился.

— Согласен, — кивнул Лелик. — Но это было пятнадцать лет назад. Что ты делал последние пятнадцать лет, а? Испытывал священный трепет перед белым листом бумаги и тут же шел квасить?

— Мне неприятен этот разговор, — надулся Макс.

— Мне тоже, — сказал Лелик. — Ты же талантливый парень. Потенциально. Но куда делась вся твоя потенция — совершенно непонятно.

— Может, мы еще моих баб обсудим? — неприятным голосом осведомился Макс. — Не стесняйтесь, прошу вас. Я все равно стою тут в трусах на виду у всего отеля. Мне уже, если честно, пофиг.

Мимо прошел еще один «мальчик» в ливрее, лет девяноста, который тоже покосился на Макса.

— Что вылупился, сука? — вызверился Макс. — Русские вам еще отомстят за мученическую смерть Тиля Уленшпигеля, понял, тварь?

— Тихо, Макс, тихо, — перепугался Лелик. — Это не он его убил, точно тебе говорю.

«Мальчик» от греха подальше быстро-быстро ушуршал в конец коридора.

В этот момент из подсобного помещения вышла филиппинка и выдала Лелику отлично выглаженный смокинг.

— Хвала Аллаху, — сказал Лелик, хватаясь за сердце. — Позора удалось избежать.

Макс стал поспешно натягивать на себя брюки с пиджаком. Лелик выдал филиппинке сто франков, но та стала было объяснять, что это стоит не сто, а все пятьсот франков из-за срочности, причем ей надо обязательно выписать квитанцию, потому что она не может положить эти деньги в карман, но Лелику было не до подобных юридических тонкостей, поэтому он нежно, как при разговоре с гаишником, сказал: «Мамуль, штраф берем на месте. На месте, поняла? Без сберкассы», быстро затолкал купюру ей в карман, а саму филиппинку затолкал в подсобное помещение и закрыл за ней дверь. Филиппинка, утомленная этими напористыми русскими, попытки выползти обратно уже не предпринимала.