Святой – Гарпун для акулы - Сергей Зверев

Противник коротко всхлипнул, отпустил Виктора, зайдясь пронзительным воем.

Времени рассматривать нанесенное увечье не было. Новиков сразу понял, что парень остался без глаза…

Три метра отделяли его от Жоакима с Мишей, когда зимбабвиец отвел руку и сделал резкий выпад, метя ножом курсанту в низ живота. Нож плашмя ударил по ремню, не причинив вреда Жоакиму. Негр ткнул еще раз, наклонив корпус, чтобы придать удару силу, и тут же выдернул лезвие из неглубокой раны и наотмашь резанул обхватившего его Сурова.

Отточенная сталь распорола Мише горло. Кровь хлынула фонтаном. Суров зажал кровоточащую рану ладонями. Между пальцами все сильнее струилась кровь. Она точно стремилась поскорее выбраться наружу из опостылевшего человеческого тела и уйти в землю.

Осторожно, как будто боясь уронить самого себя, Миша припал на правое колено, пошатнулся и, всхрапнув, как загнанная лошадь, упал на спину. Новая волна крови выплеснулась наружу.

– За что ты его?.. – побелевшими губами прошептал Новиков.

Жоаким пытался преградить ему дорогу. Молитвенно сложив руки лодочкой, негр сбивчиво повторял:

– Командир, не надо убивать… Тебя судить… Командир… Не надо убивать…

Зарезавший Сурова подлец прятался за спиной Жоакима.

До него дошло наконец, что он наделал. А вид разъяренного русского офицера обещал смертельную схватку.

Новиков уложил Жоакима своим коронным приемом – передней подножкой с захватом рукава и отворота и погнался за душегубом. На углу казармы он настиг мерзавца, сбил его с ног, схватил за ворот рубашки и брючный ремень…

– Зверье поганое… Человека зарезать – раз плюнуть?

Зверье… Я покажу тебе, тварь… – Голова негра в такт словам офицера ударялась о стену казармы. Новиков держал убийцу на весу, раскачивал его словно бревно и таранил головой душегуба кирпичную кладку. – Сволочь, ты не в джунглях! Запомнил, гад?!

Зимбабвиец в ответ только сипел. В стене уже отчетливо просматривалась выемка от осыпавшейся штукатурки.

Пятно крови контрастно выделялось на белом фоне.

– Получи.., получи… – в такт приговаривал Новиков, добивая негра.

– Хватит! – Казалось, это слово произнес не человек, а проржавевший механизм. Каждая буковка прозвучала отдельно, словно произнести ее стоило нечеловеческих усилий.

Виктор обернулся и отпустил тело негра на взмахе. Зимбабвиец влип в стену всей плоскостью лица и большей частью груди. Напоследок он тонко взвизгнул и умолк, съежившись на земле.

Жоаким, огромный, словно африканский слон, держал на руках Мишу. Весь в крови, с бледным как смерть лицом, Суров походил на марионетку с оборванными нитями. Он покоился на мощных, похожих на корни могучего дерева руках Жоакима.

Такими в японском театре изображали призраков смерти, напоминающих людям о бренности всего земного и неизбежности страданий, – белыми, окровавленными, с заторможенными движениями и горящими как уголья глазами.

Мишины глаза оставались единственной частью тела, из которой еще не ушла жизнь.

– Не пачкайся о дерьмо! – выдохнул Суров вместе с пузырьками розовой пены.

– В санчасть его… Машину готовьте в госпиталь! – кричал Новиков…

***

Как и можно было ожидать, расследовать инцидент приехала высокая комиссия. Военная прокуратура, Главное разведывательное управление. Генеральный штаб прислали своих представителей.

Дознаватель – капитан окружной прокуратуры – чуть не потерял дар речи, увидав целый взвод генералов и полковников, не считая свиты сопровождения. Военные атташе африканских стран требовали найти и наказать виновных. При этом они осыпали друг друга взаимными упреками.

Полковник Банников прилетел спецрейсом раньше всех.

Сойдя с лесенки "Ми-8", доставившего его из Одессы, он не дослушал рапорта Пирогова, сдвинул набекрень фуражку и сквозь зубы процедил:

– Вот суки… Зону из спеццентра устроили…

Вечером полковник собрал офицеров-инструкторов и разрывал свою луженую глотку:

– Родина отдает вам все! Деньги, технику, боеприпасы, а вы, элитные офицеры, на это все положили…

– Быки-производители бывают элитными… – вполголоса, но так, чтобы все слышали, сказал подполковник Пирогов, сидевший в первом ряду. Он не переваривал Банникова за карьеризм, фанфаронство и подлость.

Подполковник направился к трибуне строевым шагом, одернул китель.

– Прежде чем устраивать разнос, товарищ полковник, разберитесь у себя в столице! – резко чеканил Пирогов. – Какой кретин определил в наш центр этнически несовместимые группы?! Или в компьютерах отсутствуют списки личного состава?

– Зарываетесь, Пирогов! Много на себя берете! – грубо оборвал начальника центра Банников.

– В самый раз! – Старого служаку смутить командирским басом было невозможно. Он и сам мог зареветь как зубр. – Центр осуществляет боевую подготовку. Политические, этнические нюансы нас не касаются. Из-за тупости московских…

– Выбирайте выражения… – нахохлился Банников. Его провисшие щеки дернулись, словно подтаявший холодец.

– Мы имеем два трупа, – продолжал Пирогов, не обращая на полковника никакого внимания. – Переводчика Михаила Сурова и гражданина Зимбабве курсанта Фредерика Морланда. Сурова я знал по работе в Африке. Умница, одаренный переводчик, отзывчивый, честный человек.

Офицер погиб не в бою, а в драке! Такого центр не видел со времени основания! Виновников происшедшего надо искать в Москве среди некомпетентных офицеров, занимавшихся подбором кадров!

– Не твоего ума дело, подполковник. – Банников покраснел как рак. Критиковать вышестоящие инстанции ты не имеешь права.

– Попрошу на "вы"!.. – рыкнул Пирогов и с размаху стукнул по трибуне кулаком. – Атмосфера в центре напряжена. Курсанты открыто выражают свое недовольство двойными стандартами нашей внешней политики, говорят о поставках оружия противоборствующим сторонам одновременно, о скрытом, особой формы советском расизме… А тут еще эта треклятая драка. Кто даст гарантию, что подобное не повторится? Что камбоджийцы не сцепятся с вьетнамцами, не станут резать друг друга эфиопы!.. Мы достаточно потеряли у них офицеров. Не хватало еще, чтобы они убивали наших парней дома…

За телом Сурова приехали родители: почерневшая от горя мать и отец немощный старик с трясущейся головой.

– Как же мы без Миши?.. – будто заведенный нашептывал старик, утирая слезы в уголках подслеповато прищуренных глаз.

Гроб погрузили на "ГАЗ-66", который довез скорбную ношу до Одессы. Банников приказал никаких проводов, траурных митингов не устраивать. Быстро отправить тело и готовиться к прибытию высокопоставленной комиссии.

Африканца забирали представители посольства. Они подкатили на черной "Волге", арендованной в похоронном бюро Одессы, переложили тело из стандартного гроба в выполненный по заказу, прикрыли его национальным флагом и с подобающими воинскими почестями проводили до трюма сухогруза, отправлявшегося к берегам Восточной Африки.

Следствие ввиду его особой важности и политических последствий поручили вести чину из Главной военной прокуратуры. Ему отвели отдельный кабинет при штабе, выдали спецпропуск, разрешающий беспрепятственно перемещаться по всей территории учебного центра.

Следователь, попивая чай, проговорил, вытирая платком вспотевшую лысину:

– С Суровым все ясно… Проникающая рана… Травма, несовместимая с жизнью. Но что произошло с… – он уткнул нос в бумаги, – Фредериком Морландом?

– Не имею понятия, – устало проговорил Новиков. Это был его четвертый допрос.

Следователь копал глубоко. Нюх у сыщика был отменный, но доказательств вины старшего лейтенанта слуга военной Фемиды найти не мог.

– Странно, Виктор Борисович. Весьма странно, – говорил судейский чин. Он любил выражаться витиевато и слегка старорежимно. – Вы, батенька, находились в эпицентре событий! И ничего конкретного сообщить не можете?! Я вас правильно понял?

– Все, что мне известно, я изложил в рапорте…

– А меня не устраивает ваша версия, – давил следователь. – Она мне кажется надуманной и, простите, фальшивой!

– Ваша работа – подозревать всех, – улыбнулся старлей.

Самообладание давалось ему большой ценой. Каждую ночь снился балагур и выпивоха Миша Суров, захлебывающийся кровью. Новиков чувствовал себя измотанным до предела, но признаваться и брать вину на себя не собирался.

– Скажите, Виктор Борисович, в частях специального назначения существует обет молчания? Почему вы противодействуете осуществлению правосудия?

– Товарищ следователь! – простонал старлей, как учитель, вынужденный по десять раз на дню объяснять тупым недорослям одно и то же. – Было два часа ночи. Перед этим напряженный день…

– Пили много?

– Миша – много… – признался Новиков, рассудив, что мертвому это не повредит.