Память (Братья) - Марина Болдова

– Нет уж, я умываю руки. Я сказал вам об этих документах только для того, чтобы меня впоследствии не трогали.

– Пап, Денис Сергеевич боится ввязываться в такие дела, – Лилечка бросила в сторону Стрельцова презрительный взгляд.

– Что же, его право.

Лилечка и Стрельцов вышли из квартиры. Девушка с удивлением наблюдала за лицом Стрельцова. Оно как – то разгладилось и обмякло, ушло затравленное выражение из глаз. «Ну и трус!», – подумала она, садясь в машину.

Глава 38

Он очнулся от боли. «Уже хорошо, на том свете ничего не болит», – Беркутов скосил глаза. «Ба! Картинка повторяется», – он увидел на стуле дремавшую Галину. Он попытался вспомнить, что было до того, как он отключился. Чья – то спина в белом халате в дверном проеме, потом все поплыло и – темнота. «Мне что – то не то вкололи? Или?», – думать об этом «или» не хотелось. «Она не могла сделать мне ничего плохого, она меня любит», – отогнал он от себя крамольную мысль. Егор протянул руку к Галининому колену и вскрикнул: больно было везде.

– Галя, – позвал он шепотом.

– Привет! – она сонно улыбнулась.

– Все спишь? Чего не дома, в удобной кроватке?

– Тебя караулю.

– Так – так. Значит, потерять боишься? – в голосе Беркутова послышались довольные нотки.

– Боюсь. Мне тебе нужно задать столько вопросов!

– Ого! И это вместо того, чтобы приласкать бедного раненого, поцеловать, наконец, коль уж ни на что другое я сейчас не способен, – шутливый тон ему давался с трудом, он кожей чувствовал, как напряжена Галина, которая старалась не смотреть ему в глаза.

«Черт, как трудно. Но если я не спрошу сейчас, я просто сойду с ума», – в глубине души ей было стыдно, что сейчас она думает только о себе.

– Галя, не молчи, – Беркутов от чего – то испугался.

– Егор, что у тебя с моей дочерью?

– У меня с кем?! – Беркутов от изумления дернулся на кровати.

– Не придуривайся, ты все понял.

– Галя, я ничего не понял, – сказал он серьезно.

– Маринка беременна.

– Поздравляю, мы скоро станем бабкой и дедом!

– Мы? Нет, Беркутов, это ты скоро станешь отцом!

– Я?! Я бы с радостью, если ты согласишься.

– Не морочь мне голову, Маринка мне все рассказала.

– Так, Галка…

– Не называй меня так!

– Хорошо. Галина, хватит дурить, рассказывай все по порядку, – Егор разозлился. Похоже, ему шили связь с малолетней девицей. И кто?! Женщина, дурой которую никак не назовешь.

Выслушав короткий рассказ Галины, Беркутов внимательно посмотрел на нее.

– И ты решила, что этот несостоявшийся папаша – я?

– А что еще я могла подумать?

– Ну, конечно, я единственный разведенный бездетный, старый мужик в этом городе!

– Ты единственный знакомый мне мужик, подходящий под ее описание! И объясни мне, почему Маринка так скрывала от меня его имя?

– А она тебе сама это не объяснила?

– Пролепетала что – то вроде того, что это уже не имеет значения, потому, как она замуж за него не собирается.

– А тебе не приходило в голову просто поверить ей на слово? И не делать из этого таких идиотских выводов.

Галина растерялась. Она все так логично выстроила! Она вдруг поняла, что все ее домыслы насчет Беркутова были всего лишь очередной попыткой убежать от этого человека.

– Галюша, посмотри на меня. Ты сама – то веришь себе? Насочиняла, великая сказительница! Я тебя люблю, с первой нашей встречи, хоть ты и вредина! Что я могу найти в молодой соплюшке, подумай?

– Другие же находят.

– Это мужики неполноценные, им самоутвердиться в жизни больше нечем, вот они и цепляются за хорошенькие свежие мордашки и упругие попки.

– Только не говори, что тебе такие не нравятся.

– Нравятся. И Маришка понравилась. Но это не значит, что я должен ее тащить в постель. Прости за банальность, но мне после того еще и поговорить хочется.

– Маринка далеко не дурочка, – обиделась вдруг за дочь Галина.

– Не спорю. Но я хочу просыпаться рядом с тобой. И точка, – Егора порядком утомило упрямство Галины. Та притихла.

– Галя, ведь если ты здесь, это что – то значит?

Она кивнула.

– И мы с тобой не подростки, так?

– Так.

– Тогда зачем нам все это? Подозрения, вопросы дурацкие?

– Прости.

– Да я тоже перед тобой виноват! Я был уверен, что это ты ко мне заходила в палату, что – то делала с системой. Меня ведь опять пытались отправить к праотцам, так?

– Ну…Но это не я! – Галина внезапно покраснела, вспомнив о своем желании придушить Беркутова.

– Да, это не ты, – Егор задумался. Здоровая злость стала просыпаться в нем, напоминая о себе головной болью.

– У твоей двери теперь охрана. Кузьмин поставил.

– Спасибо ему.

– Он зайдет позже. Я ему обещала позвонить, когда ты придешь в себя.

– Да, позвони-ка. Мне нужно с ним поговорить.

У Беркутова в голове стрелой пронеслась мысль. «Нет, не может быть!».

– Что, Егор? – спросила Галина, заметив его помрачневшее лицо.

– Я, кажется, догадался, кому я порчу жизнь. Но этого не может быть!

Глава 39

Он давно не спал так спокойно. Сны, его постоянные спутники, не беспокоили его, словно сжалившись над его немощью. Ему никогда не снились радостные светлые сны, он всегда видел только кошмары. Утром, просыпаясь в холодном поту, он бегом бежал в ванную и становился под прохладный душ. Самым лучшим из его ночных путешествий было возвращение в Карпатское село. Но и там обязательно происходило что – то плохое: умирала мама, пьяный отчим падал с моста в реку, Леся больно щипала его за локоть. Детдомовские сны не отличались разнообразием. Его били, он бил. Его заставляли воровать, он воровал. И опять бил того, кто спер что – то у него. Сладко улыбающееся лицо Матрешки превращалось в дикий оскал, а поднятая для удара рука Веника опускалась прямо ему на хребет. Он просыпался злой, с чувством стойкой обиды и бессилия. Чечня не снилась вовсе. И Сулико, женщина, предавшая его, тоже не снилась никогда. Дубенко некстати вспомнил, как долго и мучительно забывал ее. Как плакал в пустой квартире, не в силах вернуть утраченную навсегда любовь. Как мстил всем женщинам подряд, немало не заботясь о все возрастающей дурной славе. Он упустил тот момент, когда остался один. Впервые ему отказала его секретарша, он тут же ее уволил. Но не расстроился. Догадываться, что женская половина сотрудниц объявила ему бойкот, он стал гораздо позже. И – только посмеялся. У него было достаточно денег, чтобы купить продажную девку. А большего ему и не требовалось. Он много работал.

После ранения в Чечне его посадили в кресло начальника отдела кадров. Поначалу его это покоробило. Лишь позже он по достоинству оценил все преимущества этой должности. Через него проходила вся информация на любого сотрудника. Тогда и пришла в голову мысль, что неплохо бы знать о людях больше, чем просто анкетные данные. Так стали появляться папочки.

У Дубенко опять что – то неприятно щелкнуло в голове: а вдруг все – таки Стрельцов доберется до содержимого сейфа? Страшно подумать, как этот трусоватый мальчишка может распорядиться бумагами.

Его отвлек скрип дверных петель. Повернув голову, он чуть не застонал: в палату входила его докторша. Она задержалась в дверях, видимо заканчивая разговор с человеком, стоящем в коридоре.

«А у тетки все на месте», – отметил он не без интереса. Антонина стояла вполоборота к нему, халат на ее ладной фигуре натянулся, туго обхватывая самые соблазнительные места, а поясок подчеркивал тонкую по-девичьи талию. Наконец, закончив разговор, она повернулась к Дубенко. Он тихонько присвистнул: на обычно страшненькую докторшу сегодня было приятно посмотреть. Гладкие волосы, забранные на затылке ровным кольцом, отливали рыжеватым оттенком. Неброско подкрашенные брови подчеркивали слегка округлые глаза с длинными ресницами. Веснушки женщина, видимо, оттенила тональным кремом. Но самое главное, на ней не было этих уродливых очков. Золотистого цвета стекла были вставлены в очень тонкую, почти незаметную, оправу.

– Ты сегодня цветешь, с чего бы это? – спросил Дубенко довольным тоном. Как и все мужчины, он решил, что женщина прихорашивалась исключительно ради него.

– Как вы себя чувствуете, Дубенко? – Антонина проигнорировала его хамский вопрос.

– Ты не ответила!

– Хорошо. У меня сегодня важная встреча. Сразу после дежурства.

– Свидание, что ль? – усмехнулся он.

Антонина посмотрела на него с жалостью и ничего не ответила. «Опять хамит от бессилия. Почему мне по жизни попадаются только такие вот, слабые?». Надев манжету для измерения давления на руку Дубенко, Антонина задумалась.

Богатого опыта общения с мужчинами у нее не было. Да и мужчин в жизни Тони Ворониной было всего три. Замуж она вышла, будучи еще студенткой. Любовь и жалость к слабому, совсем неприспособленному к жизни профессорскому сынку, толкнула ее к нему в постель. Она хотела просто утешить его после очередной неудачи: в тот раз он провалил экзамен, и даже мамины старания не помогли. Получилось то, что никак не ожидалось: она забеременела сразу. Мамочка, вопреки ожиданиям, обрадовалась известию о будущем внуке. Развернув бурную деятельность, она быстро организовала свадьбу, выделила молодым две смежные комнаты в профессорской квартире и, скинув на молодую жену заботу о непутевом сыночке, спокойно вернулась к любимым крыскам и мышкам: биологом она была известным, и по ее учебникам учились тысячи студентов. Работу по дому выполняла Искра: не поймешь девушка, не поймешь старушка. Она приехала из деревни и была столь непомерно толста, что жировые складки на лице вполне можно было принять за глубокие морщины. Кто в ее захолустье дал ей такое чудное имечко, она не говорила, только краснела и смущалась. Антонина, сама выросшая в небольшом городке на Каме, жалела ее и старалась особенно не нагружать. Так получилось, что Искра стала единственной близкой подругой Тони, у которой беременность протекала очень тяжело. Жалея друг друга, они дружно возились на кухне, ходили на рынок за парным мясом и свежими овощами. По-крестьянски экономная и честная, Искра вела хозяйство отменно, время от времени складывая в отдельную коробку из – под печенья оставшиеся рублики. Копила она не для себя, так, на черный день «хозявам», как она называла профессоршу и ее сына. «Мужика – то у них нет, мало ли что!» – рассуждала она. Тонин муж мужиком не считался. «Валерик чисто дитя, как ты за него пошла, не знаю!» – сокрушалась она, жалостливо глядя на растущий животик Антонины. Искра же и открыла ей глаза на мужа: оказывается, тот пил водку чуть ли не со школы, периодически укладываясь в клинику для поправки здоровья. И папаша у него умер, хлебнув некачественного пойла. Вот так. Размеры катастрофы Тоня поняла после родов: мальчик родился с ДЦП. Отдать сына в спецзаведение Тоня отказалась, взвалив на себя еще и заботу о больном ребенке. Об учебе пришлось забыть. Муж пил, неделями не показываясь дома, свекровь еще больше ударилась в работу, а Тоня с Искрой по очереди возились с малышом, который был так хорош собой, словно ангел со старинной открытки. Слава Богу, денег в семье было достаточно, свекровь, видимо понимая, что ничем другим не может помочь невестке, все заработанные деньги отдавала ей. Однажды, когда в очередной раз Валерик, высохший и с зеленой физиономией, появился в дверях маминой квартиры, она выгнала его. «У меня нет сына, только дочь и внук!»– сказала она ошарашенному парню, закрывая перед ним дверь. После этого она позвала к себе в кабинет невестку и Искру и, тяжело опустившись в кресло, начала нелегкий для нее разговор. Тоня и Искра, замирая от ужаса и жалости, узнали, что она больна, и жить ей осталось всего ничего. Это были последние наставления, она все продумала и решила за двух неопытных подруг. «Я не ошиблась в вас, девочки», – были ее последние слова. Валерик, узнав о смерти матери из некролога в газете, явился на похороны в стельку пьяным. После поминок он исчез. Больше они о нем ничего не слышали долгие пять лет. Девушки выполнили все, что завещала его мать. Антонина закончила медицинский, Искра – курсы парикмахеров. Они продолжали жить в этой огромной квартире, ухаживая за мальчиком, играя с ним и по мере возможности обучая необходимым навыкам. Васятка рос спокойным, улыбчивым и терпеливым: болел он часто, можно сказать, что здоровым он был всего несколько месяцев в году.