Тёмные тропы - Антон Кравин

– Когда пойдем в Глубь? – перебил Данила.

К счастью, иногда Картографу не хватало дыхания, и он запинался. У собеседника появлялась возможность вставить слово, вот как сейчас.

– Мы можем пойти прямо сейчас, но это не значит, что мы прямо сейчас туда попадем. Даже складки Сектора не выведут нас к его сердцу напрямую. Сказать по правде, мне страшно туда идти. Я – человек в этом честный, мне не кажется, что мужчина должен скрывать свои страхи, напротив…

«Боже, – с тоской подумал Данила, – и я еще грешил на Генку! Думал, он – чудной и наркоман к тому же. А этот и вовсе угашенный. Ему никакой дури не надо, своей достаточно. Он же мелет, не переставая, хочется его уже заткнуть, наконец. А мне с ним к Глуби идти. А от него даже Прянин прячется…»

– Когда. Пойдем. В Глубь? – повторил Данила, чувствуя, что еще минута – и он набьет Картографу морду.

Даже руки зачесались.

– Пойдем. Ты только скажи, зачем оно тебе надо? Что тебе в той Глуби? Говорил, что Сектор изменяет людей… а ты уверен, что это беда, а не благо? Люди делаются одареннее, сильнее, выносливее, живут дольше – разве это плохо? Все дело, друг мой, в ксенофобии. Мы боимся нового. А если Сектор творит благо, а ты собрался остановить процесс? Думал ты над этим? Ты не горячись, ишь, разнервничался. Нельзя так психовать. Ты помог мне, я помогу тебе. Да и самому любопытно, почему Сектор начал меняться. Хочешь – прямо сейчас и пойдем. Только прошу, подумай прежде хорошенько над тем, что я сказал. Вдруг Мародер и его люди, желая расширить Сектор, тоже делают благо, ускоряя эволюцию человечества?

– Чего ж ты ему не помог?

– Он сам по себе человек скверный, хотя идеи дельные толкает. К тому же я ему не был нужен, его интересовали мои знания, – Картограф постучал себя по кудрявой голове. – А я жить люблю. Еще я бы посоветовал быть бдительным. Мародер слышал, куда ты собрался. Куда ты, туда и я. Не исключено, что он нас постарается перехватить, а если не получится, будет караулить у Глуби… Слушай, а ты не хочешь употребить анаши?

Данила не понял, и целую секунду, пока Гешкина память пробивалась из подсознания, тупил. Наконец дошло.

– Хочу, бро.

– Пойдем, – Картограф вошел в дом, и Данила последовал за ним. – Я тут нашел не только гармошку, я еще нашел кисет с травой. Думаю, это место люди покинули много лет назад, но, надеюсь, она не испортилась. Я считаю, что сознание не мешает расширить, да и вообще…

Данила уже не слушал. Он взял косяк и «взорвал» его. Сначала засаднило горло, потом как кипятком обожгло легкие. Данила чуть не закашлялся и тут же «поплыл».

Картограф продолжал болтать, ничего не замечая.

А вот память Момента забила тревогу: не такая реакция должна быть на наркотики! По крайней мере, на Генкиной памяти только один раз человеку от анаши стало хреново… зато – конкретно, увезли и откачивали.

Зашумело в ушах, замутило, закружилась голова.

Данила осторожно опустился на пол.

«Вот гадость!» – он с трудом подавил тошноту. – Отвратительно. Ни пули его не брали, ни что другое, а от дури расколбасило не по-детски…

Астрахан закрыл глаза и лег на бок. Все кружилось, пол шатался, выступила испарина, зачастил пульс. И кажется, в довершение ко всему упало давление.

Картограф прервал свой монолог – заметил, что с Данилой неладно, присел над ним на корточки и продолжил:

– Не волнуйся, я отведу вас в Глубь, у меня свой интерес в этом. Представь, что у тебя есть дом: уютный, теплый, привычный. Однажды ты возвращаешься, а там не пять комнат, а три, замки не те и двери в другую сторону открываются. Захочется тебе узнать, что случилось? То-то! И мне хочется.

Его слова звучали набатом, Данила сел и зыркнул на Картографа. Тот отодвинулся на приличное расстояние и заиграл на губной гармошке.

Сжав зубы, Астрахан поднялся и, шатаясь, пошел в дом. Мысли путались и играли в чехарду, потолок пикировал на него огромным летучим змеем. Одна мысль пульсировала отчетливей других: болтун Картограф в Глубь не хочет и тянет время. Наверное, он вообще туда не пойдет – вывел из строя самого опасного бойца и теперь уйдет под шумок. Хотя говорит, что пойдет. Хрен его знает…

С этой мыслью Данила повалился на койку и мгновенно заснул.

Проснувшись, он вспомнил: «Если парашют не раскрылся, значит, парашютный спорт не для вас». Если не вштырило, значит, стоп, наркотик! Момент в его сознании возопил и потребовал вторую попытку, но Данила поборол теперь уже свою вредную привычку и глянул на стену, где отпечатался золотой квадрат окна.

Рассвет?

Он крикнул:

– Рота, подъем! Пора вставать, лежебоки!

Прянин вскочил с кровати и часто заморгал. Храп Картографа, доносившийся из соседней комнаты, оборвался. Маугли, наверное, спал в «гнезде», ему там нравилось больше, чем в доме.

Данилу охватила лихорадочная жажда деятельности. Он смерил шагами комнату. Голова по-прежнему кружилась, но не от дури – не по-человески хотелось жрать. А еще – помыться.

Астрахан проверил оружие, надеясь, что там, куда они идут, оно не понадобится, потом снаряжение. Картограф вчера говорил, что Мародер не отстанет. У него есть три дня форы, пока бородач валялся и страдал. Успеет ли враг добраться туда и устроить засаду?

– Картограф, бро, – заговорил Данила. – А ты в Глуби-то был? По роже вижу – был. Что там?

Мотнув головой, Картограф пожал плечами:

– Что-то. Не знаю. Сам посмотришь.

– Мне нужно знать, каких ожидать сюрпризов!

Картограф встал и примирительно поднял руки:

– Разговор исчерпан. Все. Идем. И не надо на меня давить!

Скрипнув зубами, Данила обратился к Прянину:

– Доцент, ищи своего лягушонка, и пойдем.

Прянин, кивнув, поспешил на улицу и почти сразу вернулся, ведя за собой Маугли. На лице мальчишки была решительность – он тоже хотел знать, почему же изменился его дом.

Все было как в прошлый раз – стоило пройти несколько метров за Картографом, как местность изменилась. Только в этот раз проводник не спал и топал вперед, то болтая, то мучая губную гармошку, – в общем, создавая звуковой фон. И еще – светло было. Данила думал, что при свете солнца станет понятно, как проходит путешествие по темным тропам – «складкам Сектора», но казалось, что они просто идут, а окружающий мир меняется настолько незаметно и одновременно – внезапно, что уследить за этим нет никакой возможности.

Болото. Лес. Снова болото. Берег ручья, его веселый звон разливается в прохладном утреннем воздухе. Поле. Заброшенная деревня – стая чупакабр поднимает морды, шаг – и звери остаются позади, как и дома с провисшими крышами, а вокруг снова лес.

Изредка Данила чувствовал искажения, но Картограф обходил их стороной.

Отряд следовал за ним, как дети – за Гаммельнским крысоловом, только играл Картограф не на дудочке, а на губной гармошке и нервах.

Мельком видели хренозавра, снова мельком – людей, двух проводников или проводника с охотником, курящих на привале. Мужчины успели схватиться за оружие – и остались позади, как и все до этого.

Наконец в воздухе запахло водой.

Совсем близко было Московское море.

Картограф остановился, прервал монолог ни о чем на полуслове и предупредил:

– Мы в обычном месте. Дальше пойдем так. Глубь близко уже, мы подошли к водохранилищу с севера.

– Не у НИИ вышли? – уточнил Прянин.

– После того как Сектор изменился, я не уверен. Сейчас посмотрим. И не спрашивайте, что нас ждет. Понимаете, есть тайны, которых я избегал касаться, чтобы они не изменили меня…

Данила не слушал.

Да, Глубь была близко. Не так, как у НИИ, но дыхание ее ощущалось. Северный берег Московского моря отличался от окрестностей Дубны и НИИ Акустики. Например, здесь была другая растительность. С содроганием и отвращением обратившись к памяти Момента, Данила узнал «липучку» – кажущиеся совершенно безопасными сухие плети типа лианы, оплетавшие несчастную, полузадушенную березу.

Почуяв человека, липучка еле заметно запульсировала. Еще шаг – и этот кровосос, родственный лозе, но гораздо более опасный, метнется к телу, оплетет и выпьет досуха. Проводники иногда собирали ее для продажи – нужен был очень плотный костюм, вроде тех, в которых собак тренируют, и обязательно шлем.

И еще – вокруг было много искажений. Так много, что они наслаивались одно на другое, создавая гнетущий фон опасности.

«Костер». «Схруст». «Тлен».

И…

– Ну куда ты прешься, куда ты прешься? – услышал Данила голос своего отца.

Заозирался, но Астрахана-старшего рядом не было. Остальные члены команды тоже нервно оглядывались.

– Тебе что, больше всех надо, как всегда, неудачник жалкий?! – не унимался отец.

У Данилы нехорошо заныло сердце. Отец был прав.

– Опять потом помощи просить будешь, на коленях приползешь. Послушай отца раз в жизни: иди назад. Прямо сейчас разворачивайся и иди назад.

Маугли тряс головой, Прянин тер переносицу, застыл, разинув рот, Картограф. С чего это на них так подействовал Тарас Астрахан? Впрочем, не важно. Прав отец, прав, надо раз в жизни сделать, как он велит. Данила развернулся: он пойдет назад прямо сейчас.