Под небом Парижа - Мелани Кертис

— Простите, Ференц, но я все же вначале должна добраться до ванной. Хотя бы с точки зрения простой гигиены.

В ее голосе прозвучало что-то похожее на насмешку. Совершенно непроизвольно и непонятно почему. Зря, конечно. Над сексуально взвинченным самцом с горящими от вожделения глазами нельзя насмехаться.

Он стоял перед ней, тяжело дыша, пребывая в какой-то прострации и растерянности. Никак не мог уразуметь, что случилось. То ли она кокетничает, и надо усилить натиск? То ли он что-то сделал не так? То ли вообще выбрал не тот день и час? А вдруг у нее сейчас «красные дни»? Или планеты сошлись неудачно?

Как мило он выглядел в этой своей недоуменной растерянности… Даже помолодел лет на десять. Выглядел как юноша, впервые вступивший во взрослую жизнь, впервые почувствовавший на практике, что такое женское коварство.

Видя это непонимание, она еще раз медленно и отчетливо повторила. На этот раз без всяких насмешек и кокетства. Четко, сухо и разборчиво, чуть ли не по слогам. Так, чтобы ему было понятно, что за этим ничего другого не стоит, кроме того, что непосредственно сказано. Никакого двойного и тройного смысла, никакого подтекста.

— Ференц, я иду в ванную комнату. Одна. Мне надо привести себя в порядок и одеться. Это не займет много времени. Потом мы вместе позавтракаем и поедем ко мне домой, чтобы забрать мои вещи.

Его раскрасневшееся лицо постепенно разглаживалось и восстанавливало нормальную окраску. Дыхание заметно успокоилось и стало ровнее. В глазах мелькнуло что-то похожее на понимание. Он пожал плечами и хрипловатым голосом отреагировал на ее реплику, даже не пытаясь скрыть нотку разочарования и протеста.

— Ну как хотите. Тогда не буду мешать. Зайду позже.

Судя по быстрой трансформации внешнего вида, этот мужчина умел переносить неудачи и, как говорят боксеры, «хорошо держал удар». Он гордо выпрямился, тут же сменив выражение лица, как будто поменял маску. Убрал разочарование, обиду и сомнения, добавил самоуверенности и даже равнодушия. Мол, ничего страшного. Девочка решила немного поиграть, это в традициях всего женского племени. Ну что ж. Пусть потешится. Пока. Все равно птичке недолго чирикать в клетке, когда кот уже рядом с открытой дверцей сидит, нагуливая аппетит. Это не поражение, это просто розыгрыш этюда. Проба сил и настроения. Главное — это хладнокровие. Победы и поражения — обычное дело для воина. Не стоит проявлять излишние эмоции. Как писал поэт, «мы вернемся на поле любви, чтобы начать все сначала».

Он спокойно развернулся к ней спиной и с достоинством направился к двери, всем видом демонстрируя, что ничего страшного не произошло. Выходя из комнаты, он не хлопнул со злостью дверью. Он ее тихо и аккуратно затворил. Но через несколько секунд дверь вновь отворилась, и в нее просунулась его уже улыбающаяся физиономия. И сквозь эту белозубую улыбку до нее донеслось:

— Поторопись, крошка Кристель. Я еще вернусь!

С этим завершающим обещанием, оставив, как и положено наставнику, последнее слово за собой, господин Рокаш удалился зализывать психологические раны. Дверь за ним окончательно затворилась, оставив гостью наедине с собственным, горящим от неудовлетворенной страсти телом и клубком мятущихся мыслей и чувств.

Ну что ж. В такой сложной ситуации начинать надо с простого. С ванной комнаты. Почистить перышки и клювик, промыть глазки перед новой встречей птички с таким опасным для пернатых котом. Она аккуратно размотала повязку на ноге и осмотрела поврежденное место. Конечно, отек еще сохранился, но не увеличился, и краснота стала спадать. Похоже на то, что она отделалась на этот раз даже удачнее, чем в прошлый. Или, действительно, попала в руки опытного эскулапа. Достаточно одного его магического взгляда на рану, и она тут же, на глазах, начинает затягиваться.

Кристель приняла контрастный душ, трижды переходя с горячей воды на холодную. Помыла голову и потратила минут пятнадцать на возню с феном и расческой, пытаясь обновить и усложнить свою прическу. Потом бросила это напрасное занятие, дав себе в очередной раз зарок, что все же доверит это дело профессионалу. Интересно, для кого хозяин дома держит этот фен? Хотя, может быть, господин учитель и сам иногда к нему прибегает? Для поддержания мужской красоты, а также в случае спешки.

Во всяком случае, следов женских волос ни на фене, ни в ванной обнаружить не удалось. Правда, на это ушло еще пять минут, так что кофе ей пришлось пить не только в одиночестве, но и холодным. Ну что ж. Сама напросилась. Зато теперь она чувствует себя в безопасности. Относительной безопасности… Эта относительность тут же не замедлила подтвердиться. Раздался стук в дверь, и из коридора донесся знакомый голос:

— Простите за назойливость. Но меня, как хозяина дома, беспокоит состояние моих гостей.

— Вы имеете в виду мою рану?

— Не только. Я могу войти?

— Но я не совсем одета! — Она была еще в купальном халате и сидела возле зеркала, разглядывая свое отражение.

Было бы неплохо заняться макияжем. Но, выезжая в парк, она забыла положить в сумку косметичку. Точнее говоря, решила, что та не понадобится вообще во время общения с природой.

— Я могу помочь с завершением вашего туалета, — вновь прозвучал его сладкозвучный голос.

— Нет уж, спасибо. Я сама справлюсь.

— Но мы вроде бы собирались навестить ваш дом. Для пополнения ваших нарядов, насколько я помню. Так что моя помощь могла бы ускорить этот процесс. И я должен отнести вас к машине.

— Ничего, я уже заканчиваю. И не надо меня нести. Достаточно, если вы просто будете где-то рядом. Для подстраховки.

Дверь все же раскрылась, и в проеме появилось весьма любознательное лицо. Слава Богу, что она еще не успела скинуть халат, чтобы переодеться.

Бесцеремонный хозяин тут же, от двери, разразился очередной репликой, с претензией на комплимент:

— Хм, удивительно, но факт. Вы хорошеете с каждой минутой. Оживаете прямо на моих глазах. И что еще более странно — даже без моей помощи.

— Простите, Ференц. Я понимаю, конечно, что я у вас в гостях, в вашем доме. Но все же надо было…

— Я понимаю, — потупился он с виноватым видом набедокурившего подростка. — Я не вовремя. И вторгся до получения официального разрешения на вход. Тысячу извинений, мадам. Я искуплю свою оплошность. Это от избытка чувств. Как только вижу вас или слышу вас голос, тут же становлюсь удивительно неловким и рассеянным. Вы уж простите.

Да, на него трудно было долго обижаться. Она притворно вздохнула и махнула рукой. Что поделаешь. А как красиво у него горят глаза от вожделения. За это можно все что угодно простить. Даже некоторые нарушения приличий.