Спецслужбы Российской Империи. Уникальная энциклопедия - Александр Колпакиди

Система секретного делопроизводства не только позволяла контролировать местонахождение документа, регламентировала правила работы, но и уменьшала вероятность раскрытия агента в случае несанкционированного доступа к отдельным делам агентов противника. В качестве примера можно привести тот факт, что после революции потребовалось несколько лет упорной работы и доступа ко всем документам Департамента полиции для разоблачения всех провокаторов.

Были и недостатки у этой системы. Отсутствие уголовной ответственности позволяло довольно легко избегать наказания предателям, а подбор кадров на должности чиновников позволял довольно легко внедрять агентов или находить «инициативников».

К 1913 г. проблема с «диссидентами» из Департамента полиции не только не была решена, а, наоборот, приняла катастрофические размеры. Как писал Александр Красильников[519], заведующий Заграничной агентурой, в своем отчете: «…1913 год в жизни заграничной агентуры ознаменовался рядом провалов секретных сотрудников, явившимися результатом не оплошности самих сотрудников, а изменой лица или лиц, которым были доступны по их служебному положению дела и документы, относящиеся к личному составу агентуры вообще, и заграничной в особенности. Обращает внимание то обстоятельство, что в начале года имели место только единичные случаи провалов, как, например, разоблачения Глюкмана (Ballet) и Лисовского-Ципина, сотрудника Петербургского охранного отделения, покончившего жизнь самоубийством.

С осени провалы усилились, и в настоящие время они приняли эпидемический характер»[520].

Кроме внутренних «диссидентов», работающих в Департаменте полиции, был еще и «технический» персонал, состоящий из иностранцев, – это в отношении Заграничной агентуры в Париже. Так, Александр Красильников писал: «Агенты наружного наблюдения отлично осведомлены о том положении, в которое поставлена агентура, далеко не являются людьми, верными своему долгу, способными сохранить служебную тайну; наоборот, большинство из них, за малым исключением, к числу которых следует отнести главным образом англичан, готовы эксплуатировать в личных интересах не только все то, что им могло сделаться известно, но и сам факт нахождения на службе у русского правительства»[521].

Там с этой проблемой боролись по-своему. Сотрудники Заграничной агентуры при приеме на работу давали подписку о сохранении в тайне служебных секретов. Хотя это порой оказывалось бессмысленным.

Например, Леруа раскрыл революционерам не только методы организации наружного наблюдения, но и предложил несколько способов эффективного «отрыва» от филеров[522]. В частности, он сообщил обо всех сотрудниках наружного наблюдения, задействованных в наблюдении за эмигрантами, и методах, применяемых сотрудниками этой службы, а так же как им противодействовать; еще он составил подробную карту Парижа с указанием «мертвых зон» – мест, где по тем или иным причинам затруднено или невозможно вести наружное наблюдение.

А его коллега Лионе при увольнении прихватил с собой множество писем и фотографий. Это он использовал для шантажа бывших работодателей[523].

Была целая серия предательств со стороны сотрудников наружного наблюдения. В частности, некто Лурих сообщил о прибытии в Париж группы московских и петербургских филеров – в результате эта акция стала бессмысленной.

Хотя проблемы возникали и при организации связи. Так, М.А. Русиков застрелился в 1910 г. после того, как письмо с приглашением прибыть на конспиративную встречу попало в руки революционеров. Правда, проблемы с перехватом сообщений случались крайне редко[524].

Для связи с агентурой, как и раньше, использовались шифр Цезаря, книжный шифр, шифры перестановок. Основное требование к таким шифрам – простота использования, криптографическая стойкость, вся документация к шифру должна обладать «скрываемостью» или же, в идеале, безликостью.

В 1911 г. была принята секретная «Инструкция по организации и ведению внутреннего (агентурного) наблюдения». В этом документе излагались общие принципы проведения агентурной работы, организации взаимодействия с тайными сотрудниками и другие вопросы.

В частности, параграф 16 данной инструкции гласил: «Секретные сотрудники не должны знакомиться со сведениями, даваемыми другими сотрудниками. С особой осторожностью следует относиться вообще к ознакомлению сотрудника с ходом розыска, а также деятельностью и личным составом розыскного учреждения».

В параграфе 19 говорилось: «Сведения, даваемые секретным сотрудником, должны храниться с соблюдением особой осторожности и строжайшей тайны». Правда, в инструкции не давалось расшифровки требований «особой осторожности» и «строжайшей тайны».

В параграфе 25 рассматривался вопрос о правилах оформления «ликвидационных записок». В частности, говорилось о том, что «никогда не следует помещать конспиративных кличек сотрудников, а также вообще указывать на лицо, давшее сведения, а употреблять для этого выражения «по имеющимся неоспоримым сведениям». Агентурные сведения, известные лишь одному секретному сотруднику или очень тесному кругу лиц, помещать в такие записки не подлежит вовсе».

Отдельно рассматривался вопрос о ведении личных дел на каждого секретного сотрудника. В параграфе 38 говорилось: «На каждого секретного сотрудника заводится отдельная тетрадь (книжка), куда заносятся все полученные от него сведения».

Еще одно требование к работе с секретными сотрудниками – отсутствие фотографий в личном деле и упоминание конкретных биографических данных (фамилии, года и места рождения и т.д.). На связь с секретным сотрудником выходил только офицер полиции, завербовавший его.

Все доклады секретных сотрудников начинались словами: «Источник сообщает...», подписывался документ агентурной кличкой. Тем самым уменьшалась вероятность раскрытия секретного агента.

Но демократические идеи и настроения проникали всюду. И проблема сотрудничества сотрудников Департамента полиции с революционерами, когда чиновники пытались им помочь избежать ареста, скрыть улики во время обысков и т.п., к 1914 г. встала особенно остро.

Руководитель Департамента полиции Степан Белецкий[525] в 1912 г. приказал заказать за границей аппаратуру для прослушивания. Именно «Белецкий положил начало использованию подслушивающих устройств. По иронии судьбы, бесчисленное множество «жучков», расплодившихся в период существования советских органов безопасности, ведет свою родословную от нескольких подслушивающих аппаратов, выписанных по инициативе Белецкого из-за границы и установленных в помещении большевистской фракции»[526].