Дрожь в основании ада - Дэвид Вебер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, сэр, — выдавил он.
— И еще кое-что, — прорычал Пэкстин. — Мне наплевать, насколько мокрое чертово дерево или как поздно мы останавливаемся. Если увижу, как ты позволяешь другой рабочей группе блуждать в лесу — в темноте — всего с двумя охранниками, тогда нам с тобой просто нужно немного поговорить с отцом Тринтом. Если они не могут притащить достаточно дров для себя, а также для охраны, то это чертовски плохо. Они могут чертовски хорошо замерзнуть до смерти за ночь, мне все равно, но у них не будет шанса улизнуть в темноте. Это понятно?!
— Да, сэр, — деревянным голосом повторил Мэйхэфи, и майор свирепо смотрел на него еще тридцать секунд. Затем он фыркнул, откашлялся, презрительно сплюнул на землю и зашагал прочь. Лейтенант смотрел ему вслед и отстраненно удивлялся, как он держал руку подальше от собственного оружия. Он знал Пэкстина меньше двух пятидневок, а казалось, что это уже целая жизнь, проведенная в аду.
И если это плохо для меня, что насчет всех этих несчастных ублюдков, которых мы тащим в Глидар? Этот сукин сын-садист — это…
Он заставил себя прогнать эту мысль. Что бы он ни думал о своем теперешнем командире, Пэкстин делал именно то, чего хотел от него отец Тринт Дезминд. И Дезминд был не просто майором армии Бога; он был верховным священником-шулеритом, лично выбранным генерал-инквизитором Уилбиром для его нынешней миссии. Мэйхэфи видел достаточно за последний год или около того, чтобы быть менее чем уверенным в том, что Бог или Лэнгхорн действительно могли одобрить действия инквизиции здесь, в республике Сиддармарк, но это была еще более опасная мысль, и он отступил от нее с быстротой спинного рефлекса.
Он чувствовал себя трусом из-за такой реакции, но что он мог с этим поделать? Он был самым младшим офицером во всем конвое заключенных. До этого ему и его взводу поручили охранять шлюз на канале к югу от Селика. Они рассматривали это назначение как заслуженный отдых после жестокой битвы, которую они пережили против еретика герцога Истшера прошлым летом, но они бдительно выполняли свой долг. И когда поступил приказ уничтожить шлюз и отступить к Селику, они выполнили эти инструкции с такой же эффективностью.
И их наградой стало это назначение.
Его губы шевелились. Ему хотелось сплюнуть, чтобы избавиться от неприятного привкуса во рту, но он не мог знать, кто за ним наблюдает. Даже в темноте и под дождем обязательно кто-нибудь был, какая-нибудь пара глаз-буравчиков, только и ждущих, чтобы сообщить о своем отношении Пэкстину, или отцу Тринту, или отцу Жэймсу Симминсу, помощнику отца Тринта. Хотя, честно говоря, Симминсу, возможно, было бы все равно. Он выполнил приказ своего начальника о том, чтобы охранники «поощряли» заключенных кнутами и дубинками, но Мэйхэфи показалось, что он не старался изо всех сил искать возможности для новой жестокости, как это делали слишком многие охранники. И какими бы ни были его другие недостатки, отец Жэймс, по крайней мере, позволял — более того, поощрял — охранникам давать заключенным время на то, чтобы соорудить какие только можно жалкие укрытия на каждой остановке. Если уж на то пошло, он даже убедил отца Тринта, что было бы разумно разрешить заключенным также собирать дрова каждую ночь. Он указал, что при таком количестве заключенных в колонне были тысячи рабочих рук, чтобы собрать необходимые охранникам дрова, и если они использовали женатых заключенных или тех, у кого были дети — или родители — в колонне, они вряд ли убежали бы в пустыню и бросили членов своей семьи. И если они собирали дрова для стражников, в любом случае, им можно было бы позволить сохранить хотя бы часть их для собственного использования.
Это была холодная, расчетливая логика, но Мэйхэфи видел, как отец Жэймс наблюдал за пленниками, сгрудившимися вокруг своих костров, когда отец Тринт был в своей палатке. Лейтенант подозревал, что отец Жэймс… формировал свою логику, чтобы апеллировать к своему начальству.
Однако, даже если бы это было правдой, Мэйхэфи не принесло бы ни малейшей пользы, если бы Пэкстин и отец Тринт сообщили о нем инквизиции за то, что он продолжал «баловать» еретиков в колонне.
Нет, — подумал он почти в отчаянии. — Не еретики в колонне, а подозреваемые еретики в колонне. Неужели я единственный офицер во всем этом забытом архангелами конвое, который помнит, что ни один из них еще не был осужден за ересь или богохульство?
Он глубоко вздохнул, развернулся на каблуках и, хлюпая по грязи, направился к бивуаку своего взвода. Они должны были заступить на дежурство меньше чем через час.
— Кто там ходит?!
Вызов остановил Мэйхэфи, и он почувствовал прилив гордости. Кем бы ни позволили себе стать остальные стражники, его взвод все еще оставался солдатами.
— Лейтенант Мэйхэфи, — ответил он часовому.
— Я стал немного беспокоиться о вас, сэр, — сказал другой голос, и Мэйхэфи слабо улыбнулся, когда рядом с часовым от ночи отделилась тень. — Начинаю думать, что вы, возможно, забыли, что у нас есть обязанности, — сухо сказал сержант Эйнгус Корэзан.
— Знаешь, это вылетело у меня из головы, Эйнгус. Ценю, что ты напомнил мне.
— Для чего нужен сержант, сэр, — сказал ему Корэзан, но сержант был уже достаточно близко, чтобы Мэйхэфи мог хотя бы смутно разглядеть выражение его лица в свете одного из факелов лагеря, горящих под брызжущим дождем. Это выражение было гораздо более обеспокоенным, чем тон сержанта… или любое другое выражение, которое Корэзан позволил бы увидеть любому из членов
