Домоправительница для Бездушника (СИ) - Наталья Алексеевна Мусникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я задумчиво почесала кончик носа, вспоминая всё, что нам рассказывали об изменениях цвета небесных светил. Магическую астрономию мы в прямом смысле слова проходили, преподаватель предпочитал отрабатывать со студентами защитные заклинания, благоразумно полагая, что они нам пригодятся гораздо чаще, чем раз в сто лет происходящие в небесных сферах явления. На занятии, во время которого мы отрабатывали способы рассеивания и отражения меняющих облик проклятий, преподаватель как раз и обмолвился, что зелёная луна — один из самых важных признаков свершившегося чёрного колдовства. Мол, если луна зеленью стала отливать, значит где-то неподалёку использовали изменяющее облик проклятие, а узнать проклятого можно по глазам, в самой глубине его очей таится истинный облик.
— А у вас никто пять, может, чуть больше, дней назад не пропадал?
Старушка посмотрела на меня со смесью досады (я ей про хворобу коровы, а она с глупостями пристаёт!) и удивления (а ведь и правда, ведьма, ничего потаённого для неё нет!), руками всплеснула:
— Ну, скажешь тоже, пропадал, чай у нас не леса дремучие и не пещеры глубокие, разбойными да драконами полные! А уезжать, уезжала одна, аккурат пять дней назад. И главное, днём она уехала, а ночью безумие это промеж оборотней и началось.
Я насторожилась, словно охотничья собака, почуявшая след:
— Кто уехал?
Старушка плечами пожала растерянно:
— Так старосты нашего дочка в Камелот отбыла. Ой, милая, скажу как на духу, хоть я и не большая сторонница молодых-то хаять, такая неприятная девица, ужас просто! Правду молвить, лицом пригожа: глаза зелёные, чисто трава майская, косы отлива медового, кожа мягкая да белая, точно булка сдобная, но норов! Чисто кобылица необъезженная, ей-ей не вру! Парням головы кружила почём зря, не разбирая, есть у кого любушка, нет ли. Гончара злой забавы ради из семьи увела, а ведь у него, сердечного, — старушка перешла на зловещий шёпот, — двое дитяток малых и жёнка на сносях была, третьего ждала! А эта, Повилика её зовут, пришла к гончару кувшинчик заказать в подарок тётке своей из Камелота. Да кувшинчик-то не простой, работы уж больно вычурной, Повилика сама форму и узор придумывала, начудесила, вся деревня только руками разводила от изумления, откуда, мол, в девке деревенской такие фантазии с загогулинами сидят. Так вот, сперва ходила всё вроде как по делу, а потом жёнки наши стали примечать, что с гончаром что-то неладное стало твориться: с лица спал, глаза шалые сделались, словно у пьяного или окуренного чем, кожа посерела, руки задрожали. И дня без Повилики прожить не мог, на жену волком голодным рычал, детей своих и вовсе замечать перестал.
Ой-ёй, описание сие сильно на любовный приворот похоже, да не простой, на травах, а из категории чёрной ворожбы, так называемой присушки на крови. А мне, помнится, говорили, что тут ведьм нет… Поскольку бабушка умолкла (кстати, надо бы её имя узнать, к такому ценному источнику информации я буду часто обращаться), я скромно откашлялась и спросила:
— А что было дальше? И кстати, меня Есения зовут, а вас как?
— Всеведой меня кличут, Кудияра дочь, — старушка поправила платок и улыбнулась ласково, — меня в деревне все знают, у меня репка самая сладкая, яблочки самые румяные, огурчики самые крепкие и хрустящие…
Я поняла, что если не остановлю перечень достижений сельского хозяйства, то он может затянуться до самого вечера, а мне ведь ещё столько всего нужно сделать!
— Всеведа Кудияровна, так что там дальше с гончаром-то было?
Всеведа вздохнула тяжело, помрачнела, словно туча чёрная на её лицо наползла:
— А что было? Ясное дело, что ничего хорошего. Повилика гончаром позабавилась да прочь его от себя и прогнала, надоел, мол. А он, сердешный, в тот же вечер с горя и удавился. Жена его, Криница, естественно, взвыла в голос, к Свету кинулась, прямо в ноги ему пала, верни, мол, мужа моего. Светозар — парень добрый, в помощи никому не отказывает, а тут наотрез отрубил: нет, мол, не возьмусь и не проси. Гончар-де сам руки на себя наложил, потому за его жизнь другую жизнь отдать надобно, а он, Свет, стало быть, не убийца, а целитель, жизни никого лишать не станет. Криницу зельем сонным напоить хотел, да у неё от горя оборот спонтанный начался, кровь деда-оборотня пробудилась. Кабы не целительские способности Светозара, нипочём бы не выжила жёнка гончарова, а так удержал он её, не дал вслед за мужем уйти и даже младенчика из-за грани вытянул. Только после всей этой истории Повилике приказали покинуть деревню, не место ей, вертуге бессердечной, промеж честных людей. Ещё бабы бают, что вроде как Криница прокляла разлучницу бессердечную, но даже если и так, кто жёнку вдовую за то осудит? Уж точно не я, грешная.
Причина томления внешне вполне здоровой коровы стала для меня более понятной, но на всякий случай я решила ещё кое-что уточнить.
— А Криница магией владеет?
Всеведа посмотрела на меня как на оглашенную, даже руками замахала:
— Окстись, девка, какая из Крины чародейка?! Нет у нас тут ни ведьм, ни колдунов, девки все, кому приворотное зелье али ещё какое чародейство понадобится, в Камелот едут али в дальнюю деревню. Странно. Проклятие, меняющее облик, невозможно наслать, не имея пусть самого малюсенького магического потенциала. А может, я ошиблась, роковая красавица не превратилась в корову?
— Повилику после ночи зелёной луны никто не видел, верно?
Старушка недовольно поджала губы:
— Уехала она, в Камелот, к сродственнице своей. И мрак с ней, с вертугой этой, никто у нас в Ручьях о ней и не заплакал, наоборот, жёнки вздохнули облегчённо, хоть их мужикам не будет лишний раз соблазна с искушением.
— А из Камелота жалобы на неё не поступали, не знаете?
Всеведа так яростно тряхнула головой, что даже платок на плечи сполз, густые, зимним серебром отливающие волосы открывая:
— Не, не слышала такого. Видимо, Повилика всё-таки поняла, что натворила бед немало, попритихла, поджала хвост. И то сказать, семью разрушила, талантливого мастера, нигде такого больше нет, погубила, жену его с сынишкой маленьким едва не уморила. Крови-то у неё на руках сколько, силы светлые!
Мне вспомнился Эстебан, его непрошибаемая самоуверенность и безжалостность по отношению к девицам, главной и единственной виной которых было лишь то, что они поддавались его вампирьему обаянию. Нет, таких чужой