Неформальная экономика. Курс лекций - Светлана Барсукова

Существуют иные классификационные схемы. Так, согласно П. Штомпке, виды доверия различаются по типу возникающих обязательств [Sztompka, 1999, p. 27 – 29]:

предварительное доверие ( anticipatory trust ), в основе которого лежит предположение, что контрагент не причинит нам вред, поскольку это противоречит его стратегическим интересам. Например, доверие к фирме как долговременной рыночной структуре;

ответное доверие ( responsive trust ), возникающее как побочный продукт функциональной сделки. Например, мы доверяем сторожу, что накладывает на него обязательства быть не вообще смелым, а только тогда, когда будут грабить наш дом;

побудительное доверие ( evocative trust ), которое провоцируется собственными действиями индивида. Например, мать позволяет дочери поздно возвращаться домой в надежде на то, что та будет доверять ей как понимающей матери.

В данной лекции речь пойдет о принципиально ином виде доверия, а именно о доверии, возникающем в сетевых структурах. Назовем его сетевым доверием . Синонимом, менее ласкающим слух, но, возможно, более точно отражающим сущность явления, выступает термин «вынужденное доверие» ( enforceable trust ) [Portes, Sensenbrenner, 1993]. Это необычное название восходит к тому обстоятельству, что сетевой мир вырабатывает и поддерживает механизмы, способные вынудить индивида соблюдать правила сетевого взаимодействия . И только в силу наличия механизма принуждения, заложенного в структуре сетевого членства, становятся возможными сетевые контакты, позволяющие на неформальной основе перекачивать серьезные объемы самых разных ресурсов, от информационных до финансовых. В основе неформальных сетевых контактов лежит не вера в индивидуальную честность и порядочность, а способность сетевого мира вынудить индивида соблюдать условия сделок. Иногда используют термин «обусловленное доверие», подчеркивая, что доверие к индивиду обусловлено его членством в группе, а не личностными добродетелями. Различные термины обозначают единую сущность. Речь идет о доверии, существующем в рамках сетей в силу их способности контролировать поведение своих членов и принуждать к исполнению групповых норм поведения. Наша цель – определить природу сетевого доверия, механизмы его возникновения, а также положительные эффекты и негативные издержки обладания им.

Природа сетевого доверия

Начнем с того, что рыночные субъекты никогда и ни при каких обстоятельствах не обладают всей полнотой информации. Это порождает поле рисков. Правда, риски можно существенно уменьшить, но для этого потребуется сбор дополнительной информации, построение страхующих вариантов и пр. Все это, в конечном счете, значительно увеличит трансакционные издержки, замедлит бизнес-процесс, усложнит организационные схемы. Чтобы этого не допустить, многое приходится принимать на веру, в том числе поведение партнеров. В этой ситуации едва ли не самым большим благом становятся предсказуемость их поведения, некие гарантии на этот счет. Такие гарантии не могут исходить собственно от индивида: слишком поверхностно знакомство рыночных контрагентов и слишком велика цена игры, чтобы строить взаимодействие на шатком базисе личностных характеристик. Предсказуемость возможна только в случае, если такого рода гарантии предоставляет не индивид, а группа, сообщество, сетевой мир, которым он принадлежит. По сути, доверяют не индивиду, а тому окружению, которое сумеет вынудить индивида соблюсти обязательства сделки. И доверяют в той мере, в какой сетевой мир доказал свою способность поддерживать жесткие нормы внутригруппового поведения. Отсюда и название – сетевое доверие, ибо оно обусловлено принадлежностью субъекта к сетевой структуре, санкционирующей поведение своих членов. Такое доверие существует во внутригрупповых трансакциях как результат механизма принуждения, побуждающего членов группы соблюдать определенные нормы.

Важную роль в этой связи сыграли работы М. Вебера о формальной и субстантивной рациональностях. Формальная рациональность основана на универсалистских нормах и определяет рынок как систему, где каждый может взаимодействовать с каждым на совершенно равных условиях. Другими словами, формальная рациональность сводима к совокупности стандартных способов калькуляции. Субстантивная рациональность, наоборот, подчеркивает значение партикуляристских обязательств, создающих систему неравно распределенных шансов рыночного взаимодействия. Соответственно, субстантивная рациональность укоренена в ориентации на конечные ценности [38] . Понятие субстантивной рациональности тесно связано с сетевым доверием. Деловые контакты наиболее вероятны с теми, чья воля подчинена нормам сетевого сообщества, культивирующего предсказуемые поведенческие реакции.

Классическим проявлением сетевого доверия выступает этническое предпринимательство, где доверие внутри этнической группы запускает сложные цепи неформальных кредитов и услуг. Но держится это доверие, главным образом, на уверенности, что диаспора способна призвать должника к ответу. Или, например, особая лояльность к выходцу «из хорошей семьи» основана не столько на ожиданиях наследственного благородства, сколько на вере в возможность этой семьи контролировать поведение своих членов. Не менее показательна и честность селян, странным образом улетучивающаяся при их переезде в город. В этом нет мистики, просто социальный контроль деревенского сообщества несопоставимо сильнее, нежели в городе. В мире бизнеса сетевой контроль держится на системе рекомендаций, без которых вхождение в сеть невозможно. Если человек обманывает партнера, то проблемы имеют все те, кого он рекомендовал, а также рекомендующие его. Естественно, что с их стороны будет исходить самый заинтересованный контроль за его партнерской честностью. По каналам личных контактов распространяются сигналы о помощи и разнообразные ресурсы. Но по этим же каналам приходит неотвратимая расплата за нарушение неписаных правил сетевого мира.

Презумпция доверия к членам своей сети, ожидание повышенной надежности таких контактов определяют их предпочтительность как субъектов рыночного взаимодействия. Это формирует желание индивида «быть на хорошем счету» в определенном сообществе. Ради этого индивид подчиняет себя его воле, получая взамен анонимное доверие на основании группового членства. Важно подчеркнуть, что сетевое доверие не ограничивается кругом лично знакомых людей, а распространяется на всю систему опосредованных контактов, формирующих социальную сеть. Такое доверие является производной от способности сообщества поддерживать устойчивую систему поощрений и санкций по отношению к своим членам. Отклонения от предписанного поведения наказывается, тогда как соответствие поощряется доступом к ресурсам, которые курсируют в рамках сетевого мира. То есть не моральный императив, а система поощрений и санкций вынуждает членов группы следовать определенным нормам. Не случайно Дж. Коулман, наиболее яркий представитель социологии рационального выбора, пытающийся использовать экономические принципы рационального поведения в анализе социальных систем, заинтересовался проблемой доверия. Приводя пример с торговцами алмазами, которые без всяких формальностей передают друг другу камни на экспертизу, Коулман в качестве важнейшего условия подобных отношений отмечает, что «данное торговое сообщество обычно очень замкнутое как по частоте сделок, так и по этническим и семейным связям. …Тесные связи, развитые благодаря семейным узам, сообществу и религии, создают уверенность, необходимую для упрощения трансакций на рынке. Если какой-либо член сообщества заменит, украдет или даже присвоит камень на время, то он утратит семейные, религиозные и общественные связи» [Коулман, 2001, с. 124]. Тем самым делается акцент на рациональной обусловленности партнерской честности и эгоистичной мотивации следовать нормам сообщества, что снискало Дж. Коулману славу чуть ли не единственного социолога, признаваемого экономистами.

При этом и поощрения, и санкции внутри сетевой структуры, как правило, носят нематериальный характер, однако имеют вполне материальные последствия. Инструментальная ценность сетевого доверия как формы социального капитала сводится к возможности приобщиться к ресурсам группы, будь то финансовые, материально-вещественные, трудовые или информационные ресурсы. Классическим примером использования сетевого доверия является внутриэтническое неформальное кредитование, составляющее конкуренцию формализованным институтам финансового рынка. Успех системы подтверждает почти стопроцентный возврат кредитов. Это связано с тем, что кредит дают не под финансовое обоснование платежеспособности, а под репутацию клиента, и, что немаловажно, работает система жестких санкций против возможных невозвратов. Суть санкций – остракизм этнических деловых кругов, вне которых иммигрант не имеет шансов на предпринимательский успех, тогда как работа по найму за пределами этнического сообщества малоперспективна [39] . В результате возможна ситуация, когда довольно крупные кредиты даются под «честное слово». Еще раз подчеркнем, что «честное слово» подкреплено системой принуждения его соблюдения.