Автомобильный король - Эптон Синклер

"Фордовская империя" была не метафора, а факт, не издевка, а социологическое определение. Генри значил больше, чем любой феодальный владыка, потому что он обладал не только силой кошелька, но и силой печати и радио; для своих вассалов он был вездесущ, он был владыкой не только их хлеба и масла, но и их мыслей и идеалов. Джона обучили делать сталь для Генри, а также восхищаться им и почитать его. Чем больше Джон это делал, тем больше он преуспевал, а чем больше он преуспевал, тем больше он восхищался своим хозяином и почитал его. С точки зрения Джона и Аннабел, это был высоконравственный круг.

Так же обстояло дело и с остальными членами семейства Шатт, пробивавшими себе путь в мире, который существовал для автомобильных и финансовых королей Детройта и по их милости. Эбнер и Милли были самыми презренными из рабов, на стене у них висели портреты их владыки, вырезанные из воскресных приложений, выполняя то же назначение, что и православные иконы. Они испытывали блаженство от сознания, что их старший сын завоевывает положение на службе у Генри и что за их Дэйзи ухаживает подающий надежды молодой бухгалтер из конторы Генри. Они надеялись, что юношеское бунтарство Томми пройдет и что он также станет приверженцем Генри; все, что было плохого, они относили за счет его порочных подчиненных, злоупотреблявших доверием великого и доброго господина, который был строг, но справедлив, милостив, но мудр.

Впрочем, верно и то, что служишь ли ты хозяину, или бунтуешь против него, все равно он распоряжается твоей жизнью. Это относилось и к Генри Форду Шатту, который был как бы вне закона, некий Робин Гуд, скрывающийся в Шервудском лесу. Генри, совращенный с пути истинного, глумился над всеми великими мира сего и утверждал, что все они жулики и взяточники почище его. Но даже и так, разве не пускался он в опасный путь для того, чтобы они могли приготовить коктейли для своих попоек? Разве не рисковал он много раз своей жизнью, защищая их собственность? Генри Форд не пил и не угощал вином в своем доме; но большинство его высших служащих делали и то и другое, да и сам Генри нуждался в кое-каких услугах, которые мог оказать Генри Шатт. И ему суждено было порадовать отцовское сердце, встав под знамя автомобильного короля.

56

На бирже снова произошла паника; затем еще и еще - через длинные и короткие промежутки. Деловая жизнь Америки замерла. Затем она стала чахнуть и, наконец, скончалась. Сбыт падал, торговые агенты аннулировали заказы; страх пополз от розничных торговцев к оптовикам, затем к транспортным конторам и промышленникам, затем к первоисточникам сырья и энергии. Прибыли иссякали, и акции падали. "У рынка провалилось дно", говорили маклеры, увольняли своих служащих, закрывали конторы и шли на пристань Ист-Ривер и бросались в воду или подымались в лифте на крыши зданий, в которых помещались их конторы, и летели через перила вниз головой.

От первого краха и до кульминационного пункта кризиса прошло три с половиной года - почти все царствование "Великого инженера". Кризис отравил жизнь бедняги Герберта, потому что он не видел за собой вины и все же принужден был принимать упреки. Все, что он мог придумать, это заставить конгресс утвердить огромные субсидии его друзьям и благодетелям, крупным банкам и трестам, которые дали денег на предвыборную кампанию. Предполагалось, что эти субсидии просочатся к потребителю и будут содействовать оживлению торговли. Но случилось так, что деньги застряли в банках; банки не могли открывать кредит, если не рассчитывали на прибыль, а как мог предприниматель гарантировать прибыль, когда не было никого, кто бы мог тратить деньги? Это был конец эры процветания.

Американец, текущий счет которого шел на убыль, естественно, первым долгом экономил на том, что оставался при старом автомобиле и не покупал нового. Поэтому первый удар пришелся по автомобильной промышленности. В год с небольшим только в одном Детройте 175 тысяч рабочих очутились без работы. Город оказывал помощь сорока тысячам остро нуждающихся семейств, и дефицит его достиг 46 миллионов долларов.

Естественно, автомобильным промышленникам пришлось сократить излишки, хранимые в банках, а простые люди были вынуждены изымать вклады, чтобы дотянуть до конца недели. И вот как-то Эбнер Шатт, выйдя из ворот завода, купил у знакомого газетчика вечернюю газету и увидел заголовок, сообщавший о затруднениях одного банка, а этот банк был именно тот, в котором он хранил свои сбережения. Дрожа от страха, он кинулся к своему потрепанному "форду", к одной из многих моделей Т, выстроившихся в отведенном для них месте. Он помчался к банку, но, разумеется, часы приема уже кончились, и ему не оставалось ничего другого, как стоять перед закрытой дверью и расспрашивать других вкладчиков, не менее его напуганных и несведущих.

Крах банка! Эбнер всегда уповал на это солидное учреждение с внушительными колоннами и бронзовыми перилами так же, как он уповал на Генри Форда, на правительство Соединенных Штатов и своего бога, которому он вверил свое вечное будущее; эта четверка была нерушима на веки веков, она была выше и вне понимания бедного трудящегося люда. И вдруг он узнал, что банк может лопнуть, и что правительство взяло его под опеку, и что никто не сможет получить свои деньги, по крайней мере в течение некоторого времени. Но в конце концов все уладится, успокаивали газеты; когда затрагивались такие темы, то в заключение всегда говорилось, что Америка крепка, и что в конце концов все уладится, и что требуется только одно "доверие".

На следующее утро Эбнер рассказал мастеру о своей беде и попросил разрешения уйти часа на два, чтобы получить в банке деньги. Мастер ответил приветливо: "Ладно, Шатт, ступай в банк по своим делам, но раньше возьми расчет, нам, знаешь, нужны рабочие, которые не бросают работу среди дня, а потом я давно замечаю, что ты не управляешься с работой".

И вот Эбнер стоял посреди мастерской, слезы текли по его щекам, он умолял начальника, снова и снова рассказывал ему длинную историю о том, как давно он работает на великого и доброго мистера Генри - вот уже двадцать восемь лет, и, казалось бы, это должно дать кое-какие права. "Как же это, мистер, ведь у меня жена и дети, что же я буду делать?" Но мастер был неумолим. Дело в том, что он получил распоряжение немедленно уволить десяток рабочих, и он все раздумывал, на ком остановить выбор, и вот этот несчастный старикан сам напросился; высунул голову и - хрясь, топор опустился. Мастер в конце концов всего только человек, и не очень-то весело смотреть, как такая старая кляча трусит от станка к станку, уставленных в ряд длиной с полквартала, и не поспевает, и еще нужно покрикивать на него. Когда в цехе надо наводить экономию, неплохо начинать с того, что может сберечь мастеру голосовые связки.

Лет двадцать назад, когда Генри был еще идеалистом, он провел на своем предприятии перепись и, убедившись, что процент старых рабочих меньше процента стариков в населении Америки, отдал управляющим приказ принимать на работу побольше стариков. Но теперь мир изменился. Предприятие Генри выросло в десять раз, и сам Генри стал стариком; он перепоручил свои заботы другим и старался не ведать, что они творят.

57

И вот Эбнер снова очутился на улице, и в таком настроении, что не имел бы ничего против, чтобы один из мчавшихся по улице автомобилей налетел на него и отправил в мир иной. Он подъехал к закрытому банку и постоял немного перед дверью, обмениваясь скорбными замечаниями с товарищами по несчастью, - это было перед тем, как все банки Детройта закрылись, и пятьдесят тысяч семейств сели на мель вместе с Шаттами. На двери висело объявление, гласившее, что банк закрыт по приказу правительственного инспектора. Хотите знать больше, купите газету - если вам удалось получить из банка достаточно денег.

Эбнер не решался вернуться домой с такими убийственными вестями. Он объехал другие автомобильные заводы и мастерские. Рабочие, уволенные с фордовского завода, где они получали семь долларов в день, нередко устраивались на предприятиях, изготовлявших автомобильные части для Форда, и работали за два-три доллара в день. Это был тоже один из трюков, с помощью которых Генри втирал очки рабочим и читателям его интервью. Все больше и больше отдавал он на откуп изготовление частей и всегда на таких условиях, что предприятие, выполнявшее его заказ, выжимало все соки из рабочих. Никто не мог взвалить на Генри ответственность за заработную плату, выплачиваемую тем, кто изготовлял для его автомобилей подушки, или шины, или счетчики, или стеклоочистители, или другие принадлежности.

Но как раз теперь ни одно из этих предприятий не производило набора; у ворот многих заводов стояли сторожа, которые даже не допускали в контору: "Нет работы, приятель". Иногда у контор стояли длинные очереди, и Эбнер видел, как много на рынке труда рабочих получше его. Ему уже стукнуло пятьдесят три года, у него были седые волосы, глубокие морщины на лице и расслабленная походка, - словом, он потерпел поражение еще до начала боя.