Том 9. Стихотворения 1928 - Владимир Маяковский

[1928]

Помпадур*

Член ЦИКа тов. Рухула Алы Оглы Ахундов ударил по лицу пассажира в вагоне-ресторане поезда Москва-Харьков за то, что пассажир отказался закрыть занавеску у окна. При составлении дознания тов. Ахундов выложил свой циковский билет.

Мне неведомо,          в кого я попаду,знаю только —         попаду в кого-то…Выдающийся      советский помпадур*выезжает       отдыхать        на во́ды*.Как шар,      положенный         в намеченную лузу,он    лысой головой        для поворотов —               туги носит   синюю      положенную блузу,как министерский        раззолоченный сюртук.Победу   масс,      позволивших            емунадеть   незыблемых            мандатов латы,немедля      приписал он         своему уму,почел      пожизненной            наградой за таланты.Со всякой массою        такой           порвал давно.Хоть политический,             но капиталец —                  нажит.И кажется ему,      что навсегда            даноему  над всеми      «володеть и княжить»*.Внизу       какие-то         проходят, семеня, —его  не развлечешь        противною картиной.Как будто говорит:           «Не трогайте              менякасанием плотвы        густой,           но беспартийной».С его мандатами           какой,             скажите,              риск?С его знакомствами            ему             считаться не с кем.Соседу по столу,           напившись в дым и дрызг,орет он:   «Гражданин,         задернуть занавеску!»Взбодрен заручками             из ЦИКа и из СТО*,помешкавшего      награждает оплеухой,и собеседник      сверзился под стол,придерживая      окровавленное ухо.Расселся,     хоть на лбу         теши дубовый кол, —чего, мол,     буду объясняться зря я?!Величественно         положил           мандат на протокол:«Прочесть     и расходиться, козыряя!»Но что случилось?        Не берут под козырек?Сановник     под значком             топырит                 грудью                    платье.Не пыжьтесь, помпадур!           Другой зарокдала  великая         негнущаяся партия.Метлою лозунгов        звенит железо фраз,метлою бурь         по дуракам подуло.— Товарищи,      подымем ярость массза партию,     за коммунизм,           на помпадуров! —Неизвестно мне,          в кого я попаду,но уверен —         попаду в кого-то…Выдающийся          советский помпадурехал  отдыхать на во́ды,

[1928]

7 часов*

«20% предприятий уже перешло на 7-часовой рабочий день».

«Восемь часов для труда,шестнадцать —         для сна            и свободных!» —гремел   лозунговый ударв странах,     буржуям отданных.Не только     старую нудьс бессменной      рабочей порчею —сумели   перешагнутьмы  и мечту рабочую.Парень   ум свойразвивает     до самых я́тей,введен   семичасовойдень  у него     в предприятии.Не скрутит     усталая лень —беседу   с газетой водим.Семичасовой деньу нас     заведен          на заводе.Станок   улучшаю свой.Разызобретался весь я.Труд     семичасовой —можно   улучшить профессию!Время   девать куда?Нам —   не цвести ж акацией.После      часов трудаподымем       квалификации.Не надо      лишних слов,не слушаю     шепот злючий.Семь     рабочих часов —понятно каждому —         лучше.Заводы   гудком гудут,пошли   времена      меняться.Семь часов — труду,культуре и сну —        семнадцать.

[1928]

Стих не про дрянь, а про дрянцо. Дрянцо хлещите рифм концом*

Всем известно,       что мною          дряньвоспета   молодостью ранней.Но дрянь не переводится.          Новый гряньстих о новой дряни.Лезет     бытище      в щели во все.Подновили житьишко,            предназначенное на слом,человек   сегодня          приспособился и осел,странной разновидностью —               сидящим ослом.Теперь —    затишье.          Теперь не наро́дитсядрянь     с настоящим       характерным лицом.Теперь   пошло      с измельчанием народцапошлое,      маленькое,           мелкое дрянцо.Пережил революцию,         до нэпа до́жили дальше       приспособится,          хитёр на уловки…Очевидно —      недаром тожеи у булавок       бывают головки.Где-то   пули       рвут           знамённый шёлк,и нищий       Китай         встает, негодуя,а ему —      наплевать.          Ему хорошо:тепло     и не дует.Тихо, тихо    стираются грани,отделяющие        обывателя от дряни.Давно   канареек          выкинул вон,нечего   на птицу тратиться.С индустриализации         завел граммофонда канареечные         абажуры и платьица.Устроил      уютную           постельную нишку.Его некультурной       ругать ли гадиною?!Берет     и с удовольствием          перелистывает книжку,интереснейшую книжку —              сберегательную.Будучи   очень         в семействе добрым,так рассуждает      лапчатый гусь:«Боже      меня упаси от допра*,а от Мопра* —      и сам упасусь».Об этот   быт,        распухший и сальный,долго     поэтам        язык оббивать ли?!Изобретатель,      даешь           порошок универсальный,сразу    убивающий       клопов и обывателей.

[1928]