Извращенные эмоции - Кора Рейли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я опустила глаза, не понимая.
— Почему?
— Что почему?
— Почему я не должна тебя бояться? Ты Фальконе.
— Так и есть. И мы с братьями защищаем друг друга, потому что мы семья, и мы защищаем Фабиано, потому что мы сделали его семьей, а теперь мы защитим тебя, потому что ты моя жена, и это тоже делает тебя семьей. Вот какой должна быть семья, тебе не кажется?
Я посмотрела на него с дрожащей улыбкой.
— Так тебя воспитывала семья? Как твой отец воспитывал тебя? Потому что мой отец избивал меня и убил мою мать, пытаясь спасти свою жизнь. Тетя Эгидия и дядя Феликс обращались со мной как с обузой и изгоем, потому что мой отец был предателем, а дядя Дюрант, он… он…
— Мои отец и мать никогда не были семьей. Они были кровью, не более того. Мои братья и я кровь, но мы также решили быть больше, быть единым целым. Мы кровь и избранная семья. И мы защищаем семью. — выражение его лица было более оживленным, чем я когда-либо видела, и мне было интересно, осознает ли он это… действительно ли он был таким бесчувственным, как утверждал.
— Если ты решишь стать Фальконе, если ты решишь стать нашей семьей, если ты решишь стать моей не только на бумаге, но и потому, что это твой долг, тогда мы защитим тебя.
— Что я должна сделать, чтобы стать семьей? Быть твоей?
— Быть лояльной. Будь надежной. Забудь о своей кровной семье и Нью-Йорке. Вырежи узы, которые связывают тебя с ними и стань Фальконе. Это мы против остальных. Так будет всегда.
— Я могу это сделать.
Ничто в Нью-Йорке меня не удерживало. Единственным человеком, о котором я заботилась и который заботился обо мне, была Джулия, и мы едва видели друг друга, потому что она жила в Филадельфии, а я жила в Балтиморе с ее родителями. Кроме того, ей нужно было заботиться о детях с Кассио.
Он кивнул и откинулся на спинку кровати.
— А теперь постарайся уснуть.
Я легла на бок, и Нино погасил свет. Как всегда, мое тело охватил страх в темноте. Я сосредоточилась на спокойном дыхании Нино. Он был слишком далеко, чтобы я могла почувствовать тепло его тела, но я слышала его. Он не спал. Я не знаю, почему я это знала, я просто знала. Я закрыла глаза и считала его дыхание, пока сон не потянул меня вниз.
НИНО
Дыхание Киары оставалось напряженным в течение долгого времени после ее кошмара. Я знал, что она пытается убедить меня в том, что заснула, и позволил ей думать, что ей это удалось. Любопытно, как часто люди забывают о мелких деталях, когда дело доходит до языка тела. Дыхание во сне имеет другое качество, чем наяву, особенно если моменты бодрствования наполнены страхом.
Я привык к чужому страху; люди боялись меня из-за моего имени и татуировки Каморры. Даже если они не знали меня, они боялись меня, потому что видели меня в клетке или потому что понимали, что я ничего не чувствую. Это глубоко выбило из колеи большинство людей, когда они поняли, что мое пустое выражение лица не было вынужденным. Это было естественно.
Киара слегка пошевелилась. Она уже спала, но ни мой разум, ни мое тело не жаждали сна. Обычно после пыток у меня не возникало проблем со сном. Пульс у меня не участился, кровь не закипела, и все же на этот раз, лежа рядом с Киарой, я ощущал какое-то внутреннее беспокойство.
Я не был уверен, почему так сильно отреагировал. Может быть, потому, что как моя жена я чувствовал себя обязанным защищать ее.
В конце концов я выскользнул из постели и вышел из комнаты. В этот час в доме и в саду было тихо. Люди покинули вечеринку, пока мы с Римо были заняты Дюрантом. Я предположил, что Лука настоятельно посоветовал им уйти. Тьма никогда не таила для меня таких ужасов, как для Киары. Я наслаждался его мирной тишиной. Я спустился вниз и, следуя за легким ветерком, направился к французским окнам.
Как и ожидалось, Римо тоже не спал. Он стоял на вершине холма и смотрел на океан. Он не потрудился надеть брюки или рубашку после того, как мы закончили с Дюрантом. Он стоял только в одних трусах.
Его тело напряглось при моем приближении, но затем его мышцы расслабились. Я остановился рядом с ним, но он не обернулся. Запах меди заполнил мой нос, и мои глаза прошлись по его телу. Даже в тусклом лунном свете было видно, что он даже не потрудился привести себя в порядок.
— Почему ты все еще в его крови? — с любопытством спросил я.
— Когда в нашей жизни был хоть один день без крови? — он бросил мне мои предыдущие слова. Я нахмурился. Римо был в странном настроении. — Ты знаешь, какой сегодня день?
— 25 апреля, — ответил я, хотя знал, что он не это имел в виду.
Он повернул голову, и выражение его лица заставило бы большинство людей убежать.
— Это ее день рождения.
— Я знаю.
— Прямо сейчас она, блядь, делает вдох, вдох, который не должна делать. Она должна гореть в аду.
В груди у меня все сжалось, как иногда бывало, когда Римо вспоминал о нашей матери.
— Мы все еще можем убить ее, — сказал я.
Римо сжал руки в кулаки.
— Да. Могли бы. — его глаза оценивающе смотрели на меня.
— Четырнадцать лет, а она все еще дышит.
— Мы можем попросить об этом Фабиано. Он поймет.
— Нет, — прорычал Римо. — Этот день останется между нами. И если кто-то и убьет нашу мать, то это будем мы. Вместе. — он протянул руку, демонстрируя татуировку Каморры. Я кивнул и схватил его за руку, как он схватил меня. — Ради тебя я прошел бы через чертов огонь.
— Ты уже сделал это, Римо, — сказал я.
Он отпустил мою руку и глубоко вздохнул.
— Запах крови всегда напоминает мне о том дне. Разве это не иронично, учитывая, сколько крови мы пролили за эти годы? Можно было бы подумать, что это удастся заглушить в один гребаный день.
— Некоторые вещи остаются с тобой, — сказал я.
Римо кивнул.
— Раз ты здесь,
