Прелесть пыли - Векослав Калеб

— Хлеба нет, — сказала она. — Но мы сварим кукурузную кашу и, если захотите, польем молоком.

— Ничего. Не стоит беспокоиться, — ответил Голый.

— Знаю я, что вы долго воевали и что нелегко вам пришлось, — тихо произнесла женщина. Она уже не хотела заводить разговора, боясь их утомить. Говорила она приглушенным голосом, двигалась осторожно, словно они были тяжелобольные.

Но молоко их немного подкрепило. Они чуть оживились. Мало-помалу в мышцы стала возвращаться сила.

— А вы слышали, какой там наверху бой идет? — первый раз заговорила девушка; голос ее журчал ручейком.

Партизаны впились в нее глазами.

— Слышали, — отозвался Голый, — и мы туда идем.

— Туда! — воскликнула девушка, вся светясь радостью и здоровьем.

Мальчик смотрел на девушку, и ему казалось, что он давно знает ее, в голове пробуждались смутные воспоминания. Ему представился какой-то красивый зеленый край. Журчит прозрачная вода под серой скалой, заросшей вереском и миртом. Над водой вьются птицы. В лесу кукует кукушка. На воду с пестрого луга сходят утята и легко, словно невесомые, плывут, выстроясь цепочкой и радостно попискивая. Слышен торжествующий шум водопада. А где-то рядом, в лесу, ходит и поет тихим, трепетным голоском девушка. Прозрачные брызги водопада расцвечивают песню яркими красками.

— Где я видел эту девушку? — спрашивал себя мальчик. — Где я ее видел или где она видела меня?

И он без конца повторял эти две фразы и, покачиваясь в их ритме, вглядывался в румяное лицо девушки, в ее синие глаза.

— Где она видела меня?..

— Заснул мой мальчишка, — заметил Голый, — устал очень.

— Отнесем его на кровать? — предложила девушка.

— Нет, проснется. Эту ночь мы мало спали. Только заснули, проснулись от холода. Прошли немного, опять легли, потом снова пошли — и так всю ночь.

Девушка, не мигая, смотрела на Голого, на его осунувшееся, заросшее щетиной молодое лицо; глаза его устало, по-стариковски щурились. «Ему бы тоже поспать», — подумала девушка.

— Спи и ты, товарищ, — тихо сказала она.

Голый улыбнулся и немедленно закрыл глаза, словно боялся ослушаться ласковой хозяйки.

— Село, — еще раз повторил он.

Ему пришло в голову, что надо бы спросить, кто в селе, есть ли войска и, если нет, где они, но он не решился рисковать добрым кровом. В глазах задрожал свет, веки отяжелели, стали расти, расти и накрыли его теплым покрывалом.

— Заснули, — шепнула девушка матери.

— И пусть спят, — сказала женщина, — сколько шли…

Мальчишка в коротких, пузырящихся на коленях штанах из парусины, снятой с верха грузовика, в большой, не по росту суконной куртке, босой, с замурзанной физиономией и желтыми вихрами, юркнул мимо девушки в кухню.

— Тебе чего? — шепотом спросила его женщина.

— Ничего, — сказал мальчишка и шмыгнул носом.

— Жди за дверью.

Не удостоив ее вниманием, он взволнованно уставился на партизан. Увидев, что они спят, он обратил жадный, нетерпеливый взгляд на оружие — сначала на пулемет, затем на винтовку и опять на пулемет. Потом пристально вгляделся в веки спящих и снова перекинулся на оружие, осторожно потрогал рукой пулемет, но вдруг повернулся и убежал.

— Куда ты? — спросила девушка.

Но мальчишка стремглав летел по лугу к нижним домам. Штаны его шумели на ветру, как мехи.

Девушка задумчиво смотрела вслед мальчишке. Одной рукой она оперлась о стену дома, другая повисла вдоль тела. Некоторое время она следила за парнишкой, потом опустила голову и стала подбивать ногой валявшиеся на земле щепки, время от времени заглядывая в дверь.

Долго она так простояла в раздумье у стены дома — переступит с ноги на ногу, одернет юбку, посмотрит на небо, на горы вдали…

Огонь все яростней лизал чугунок; дым плавно поднимался к отверстию в крыше, чуть расползаясь по кухоньке. Женщина, согнувшись, сидела у очага и глядела на спящих. В доме и во дворе было тихо, только огонь потрескивал да слышалось негромкое дыхание партизан.

Спустя некоторое время женщина вздохнула.

Мальчик открыл глаза. Не сразу поняв, где он, на мгновение оторопел. Встретив взгляд женщины, он улыбнулся, но позы не изменил.

Женщина тоже улыбнулась.

Затем открыл глаза Голый. Замигал. Вскинулся, сел прямо. Увидел женщину, успокоился и тоже улыбнулся.

— Поспали чуток, — сказала женщина, — видать, крепко вы устали.

— Есть немного, — сказал Голый.

— Сейчас вода закипит.

На столике желтела кукурузная мука.

— Смотри-ка, мука, — сказал Голый, улыбаясь.

И женщина, хоть и не поняла, что он хочет этим сказать, тоже улыбнулась.

— Каких только чудес нет на свете! — сказал Голый. — Я знаю много прекрасных вещей.

Вошла девушка. И стала смущенно пробираться по стеночке, точно речь шла о ней. Добравшись до ларя, она облокотилась на него. На партизан она продолжала смотреть, как на чудо. Вначале она сильно робела, словно на душе у нее была какая-то тяжесть, но потом немного осмелела, и губы ее раскрылись в улыбке.

— Какая силища на вас пошла, — сказала женщина.

— Да, немалая.

— Тяжко вам было.

— Да, нелегко. Но им тоже туго пришлось.

— Гибнут люди. А для чего? И сами не знают.

— Забавляются, — вставил мальчик.

— Недолго осталось, — сказал Голый.

— Дай-то бог… только вот боюсь я…

— Бояться не надо, — сказал Голый.

Из-за двери, с обеих сторон, просунулись ребячьи головы. Первым решительно переступил порог парнишка в парусиновых штанах, за ним отважился войти другой, лет двенадцати.

— Смерть фашизму, — сказал первый, желая сразу внести ясность в отношения.

Голый ответил на партизанское приветствие.

— Почему вас только двое? — спросил первый.

— Военная тайна, — ответил Голый.

— А… — уважительно протянул парнишка.

Один за другим — соответственно степени храбрости — в кухоньку набилась целая гурьба мальчишек и девчонок, больших и совсем маленьких. Они серьезно принялись разглядывать партизан, молча вбирая в себя впечатления. Лишь два первых паренька держались храбро и независимо и проявляли готовность к переговорам.

— Пулемет. Немецкий.

— В селе слухи ходят, что вас немцы разбили, — осторожно начал старший паренек.

— Пока бьем друг друга. Не дочитав сказки, не кидай указки, — сказал мальчик, вступая в привычную роль агитатора взвода.

— Немцы недавно прошли здесь низом села. Силища! Танки, машины, пушки.

Легкой поступью в дом вбежал старичок в коротких турецких шароварах, в длинной безрукавке и опанках. Стремительно окинул взглядом комнату и всех, кто там был, и лишь после этого поздоровался.

— Бог в помощь. Вот и они, вот и они! Мало вас осталось, как я погляжу. Вам ли с немцами воевать! А? Я немцев давно знаю. С ними шутки плохи. Вот послушай, послушай. — Старичок наставил ухо к двери. — Нет, сегодня тихо.

— Это ничего не значит, — заметил мальчик.

— Не жду я от вас добра.

— Вот ведь какой, все-то он знает, — сказал мальчик. — Здорово, как посмотрю, ты разбираешься в мировой политике и стратегии.

— Я, сынок, гляжу, гляжу, да по-своему думаю.

— Да я, как только тебя увидел, сразу понял, что ты голова. Где это он такой мудрости набрался? — обратился он к детворе.

Ребята молча, горящими глазами глядели на мальчика, не понимая его иронии.

— Прямо прет из него мудрость.

— Мы и зовем его судьей, — сказал старший парнишка.

— Это ему подходит. Не бойся, дедушка, ничего с тобой не случится.

— А чего мне бояться, я…

Старик почувствовал себя уязвленным, отвернулся от мальчика и обратился к Голому:

— Тяжко нам. То одна армия, то другая. И все на наши головы. Порой смерти просишь.

— Умирать не спеши, — сказал Голый, — дождись конца. В конце самое интересное будет.

— Кто ж его живым дождется!

— Народ дождется, — сказал Голый.

Мальчик взглянул на товарища. Поведение его показалось ему странным. Говорил тот размеренно, без обычного подъема. Мальчик встревожился.

В это время женщина подала в деревянной миске кашу, политую молоком, и одну ложку. Все это она поставила перед Голым. Партизаны, попеременно действуя ложкой, принялись за еду. Занятие это настолько их захватило, что они уже не могли участвовать в разговоре.

Старик в ожидании, когда наконец и на него обратят внимание, присел рядом, глядя им в рот и думая, что бы такое сказать хорошее.

Пока партизаны ели кашу, весть о них пронеслась по всему селу и перед домом собралась довольно многолюдная толпа. Больше всего было девушек, потом детей и стариков; мужчин — молодых и средних лет — почти не было.

— Несколько дней через село не проходят партизаны, вот и пришли разузнать, что там такое делается, — сказала женщина.