Положитесь на Псмита - Вудхаус Пэлем Грэнвил

— Я в нее влюблен уж не знаю сколько месяцев, но она и смотреть на меня не хочет.

— Это, — согласился Псмит, — бесспорно затрудняет дело. Да, могу себе представить, что это вставляет немалое число палок в колеса истинной любви…

— Нет, я о том, что она относится ко мне несерьезно, и все такое. Смеется, когда я делаю ей предложение, понимаете? Как бы вы поступили на моем месте?

— Я бы прекратил делать ей предложения, — сообщил Псмит, всесторонне обдумав вопрос.

— Но я не могу!

— Ай-ай-ай! — строго сказал Псмит. — Иными словами, если это выражение вам не знакомо, ну-ну! Попробуйте повторять про себя: «Отныне я не делаю предложений до второго завтрака». Добившись этого, вы уже без труда воздержитесь от предложений до вечера и мало-помалу обнаружите, что способны вовсе их не делать. Стоит вам преодолеть тягу к предложениям после утреннего чая, остальное придет само собой. Первый шаг — всегда самый сложный.

— По-моему, она считает меня легкомысленным мотыльком, — сказал Фредди, пропустивший эти наставления мимо ушей.

Псмит спрыгнул с балюстрады и потянулся.

— Почему это, — сказал он, — мотыльков так часто называют легкомысленными? Я сотни раз слышал такое их определение, но не понимаю причины… Что же, заняться этим вопросом более углубленно будет, наверное, и интересно и поучительно, но на этом месте, товарищ Трипвуд, я вас покину. Мне надо предаться размышлениям.

— Да, но, послушайте, вы того?

— Что я того?

— Замолвите за меня словечко?

— Если, — сказал Псмит, — среди беззаботной болтовни всплывет и эта тема, я буду счастлив воздать должное вашим прекрасным качествам.

Он растворился в кустах как раз вовремя, чтобы ускользнуть от мисс Пиви, которая мгновение спустя нарушила задумчивое уединение Фредди и составила ему компанию до второго завтрака.

III

Поезд двенадцать пятьдесят, скрипя тормозами, остановился у платформы станции Маркет-Бландингс, и Псмит, который коротал время, транжиря деньги (чего ему позволять себе не следовало бы) на автомат, выдававший ириски, повернулся и подверг вагоны придирчивому осмотру. Ева Халлидей вышла из купе третьего класса.

— Добро пожаловать в нашу деревню, мисс Халлидей, — сказал Псмит, подходя к ней.

Ева уставилась на него, не скрывая удивления.

— Что вы тут делаете? — спросила она.

— Лорд Эмсуорт любезно предложил мне встретить вас, поскольку мы такие старинные друзья.

— А мы старинные друзья?

— Ну, конечно же. Неужто вы забыли все эти счастливые лондонские дни?

— День был только один.

— Справедливо. Но сколько встреч мы умудрились в нем уместить!

— Вы гостите в замке?

— Да. И более того, я там душа общества. А что-нибудь похожее на багаж у вас имеется?

— У меня почти всегда имеется багаж, когда я отправляюсь в деревню на месяц. Он где-то там.

— Я им займусь. Автомобиль ждет перед станционным зданием. Если вы соблаговолите подождать в нем, я через минуту вернусь, а чтобы время не тянулось для вас мучительно медленно, вот возьмите. Восхитительные ириски и, насколько мне известно, очень полезные. Я купил их специально для вас.

Несколько минут спустя Псмит, распорядившись, чтобы кофр был доставлен в замок, вышел из станционного здания и обнаружил, что Ева наслаждается прелестью Маркет-Бландингса.

— Какой очаровательный старинный городок, — сказала она, когда автомобиль тронулся. — Мне даже жаль, что я здесь не живу.

— За краткий срок моего пребывания в замке, — сказал Псмит, — мне тоже приходила в голову эта мысль. Именно в таком местечке следует, уйдя от дел, обрести тихий приют и отрастить золотистую бороду. — Он поглядел на нее с глубоким восхищением. — Женщины изумительны, — заключил он.

— И почему же, мистер философ, женщины изумительны?

— В эту минуту я думал о том, как вы выглядите. Вы только что сошли с поезда после четырехчасовой поездки, а вид у вас свежий и цветущий, точно — если мне дозволено будет оригинальное уподобление, — точно у розы. Как вы этого достигаете? Когда я приехал сюда, то был погребен под аллювиальными наносами и лишь совсем недавно ухитрился полностью их соскрести.

— А когда вы приехали?

— Вечером того дня, когда познакомился с вами.

— Но это поразительно! То, что вы здесь, хочу я сказать. Я как раз думала, увижу ли я вас когда-нибудь еще. — Ева чуточку порозовела и поспешила добавить: — Я хотела сказать, как странно, что мы все время встречаемся.

— Видимо, судьба, — сказал Псмит. — Надеюсь, это не испортит ваше пребывание в замке?

— О, ничуть.

— Я бы предпочел более четкое ударение на последнем слове, — мягко попенял Псмит. — Простите, что я критикую вашу манеру интонировать, но, без сомнения, вы согласитесь, что ваша фраза прозвучала бы гораздо лучше, будь она произнесена «О, НИЧУТЬ!».

Ева засмеялась.

— Ну, хорошо, — сказала она. — О, НИЧУТЬ!

— Гораздо лучше, — сказал Псмит. — Гораздо.

Ему становилось все яснее, как трудно будет ввести в их разговор панегирик высокородному Фредди Трипвуду.

— Я очень рада, что вы тут, — сказала Ева, после некоторой паузы. — Потому что, говоря откровенно, я чуть-чуть нервничаю.

— Нервничаете? Но почему?

— Я в первый раз в подобном месте. — Автомобиль тем временем свернул в величественные ворота и плавно катил по петляющей подъездной дороге. Справа за строем деревьев как раз возникла громада замка, серого и массивного на фоне неба. Солнце золотило озеро за ним. — Тут все очень церемонно?

— Отнюдь, отнюдь. Мы очень простые люди, мы — обитатели замка Бландингс. Лишенные аффектации, естественные, обласкивающие всех направо и налево. Лорд Эмсуорт ведь не внушил вам священного ужаса?

— Он просто прелесть. Ну и, конечно, я хорошо знаю Фредди.

Псмит кивнул. Раз она хорошо знает Фредди, то, естественно, нет никакого смысла что-нибудь к этому добавлять. И он воздержался.

— Вы давно знакомы с лордом Эмсуортом? — спросила Ева.

— Познакомился с ним в тот же день, что и с вами.

— Боже мой! — Ева посмотрела на него с недоумением. — И он пригласил вас в замок?

Псмит разгладил складочку на жилете.

— Согласен, это странно. И найти объяснение можно, лишь предположив, что я излучаю какое-то особое обаяние, не так ли? Вы его не замечали?

— Нет.

— Нет? — удивленно переспросил Псмит. — Ну, что же, — продолжал он проникновенно, — рано или поздно эта мысль вас, конечно же, осенит. Как удар грома или еще как-нибудь.

— Мне кажется, вы ужасно самодовольны.

— Отнюдь, — сказал Псмит. — Самодоволен? Нет-нет. Успех меня не испортил.

— А вы добились больших успехов?

— Ни малейших. — Автомобиль остановился. — Нам сходить здесь, — сказал Псмит, открывая дверцу.

— Здесь? Почему?

— Потому что, если мы подъедем к дверям, в вас тут же вопьется некий Бакстер и засадит за работу — обаятельнейшая личность, но фанатик во всем, что касается работы. Я намерен показать вам сады, а затем мы покатаемся в лодке по озеру. Вам это понравится.

— Вы, кажется, распланировали все мое будущее?

— Безусловно, — ответил Псмит с ударением, и в направленном на нее сквозь монокль взгляде Ева прочла такое уважение и восхищение, что попыталась замкнуться в ледяной скорлупе.

— Боюсь, у меня нет времени гулять по садам, — сказала она высокомерно. — Мне необходимо сразу же увидеть мистера Бакстера.

— Бакстер, — заметил Псмит, — не принадлежит к естественным красотам здешних мест. Увидите его, когда ничего другого вам не останется… Мы находимся у южного партера, или в западном парке, или еще где-то. Обратите внимание на аристократичность, с какой олени щиплют траву. Все вокруг исполнено исторического интереса. Оливер Кромвель прошел здесь в одна тысяча шестьсот пятидесятом году.

— У меня нет времени…

— Оставляя партер слева, мы далее направляемся к северной части усадьбы. Одуванчики были вывезены девятым графом из Египта.