Крепкие мужчины - Элизабет Гилберт

– Она самая. Так и есть. Ты там бывал? Ты небось бывал на Гоутс-Роке, да?

– Нет, не бывал, – смутившись и покраснев, ответил Сенатор. – Я бы не смог побывать в таком месте, как Гоутс-Рок. Ты же знаешь, я не плаваю на лодках.

«Естественно, Кэлу Кули это прекрасно известно», – подумала Рут.

– Да ну? – невинно проговорил Кэл.

– Воды боюсь, понимаешь?

– Вот беда-то, – пробормотал Кэл Кули.

Рут гадала: неужели ни разу не случалось так, чтобы Кэла Кули хорошенько отколошматили? Она бы на такое зрелище с радостью поглазела.

– Господи боже! – восхищенно проговорил Сенатор. – Господи боже! Как же тебе удалось раздобыть это стекло с маяка на Гоутс-Роке? Это был восхитительный маяк. Один из самых старых в стране.

– Что ж, приятель. Мы это стеклышко купили. Оно мистеру Эллису всегда нравилось. Вот мы и купили его.

– Как же вы его сюда доставили?

– На лодке, а потом на грузовике.

– Но как вам удалось доставить его сюда так, что об этом никто не знает?

– А что, никто не знает?

– Оно просто роскошное.

– Я его реставрирую для мистера Эллиса. Полирую каждый дюйм стекла и каждый винтик. Уже, пожалуй что, часов девяносто, как начал полировать. Небось не один месяц на реставрацию уйдет. А ведь как оно тогда засияет! А?

– Вот не знал, что детали маяка распродаются. Даже не представлял, что такое можно купить.

– Береговая охрана заменила этот красивый старый маяк современным устройством. Новому маяку даже смотритель не требуется. Правда, здорово? Там сплошная автоматика. Совсем недорого управлять таким маяком. На новом маяке все электрическое. Но никакой тебе красоты. Уродство, можно сказать.

– Это настоящий артефакт, – сказал Сенатор. – Ты прав. Что ж, это стекло вполне годится для музея.

– Это точно, приятель.

Сенатор Саймон Адамс стал разглядывать линзу Френеля.

Она действительно была необычайно красива – только медь и стекло. Стеклянные фаски были толстыми, как доски, и они находили одна на другую скошенными рядами. Небольшой участок линзы, который Кэл Кули успел вынуть, очистить и вставить на место, сверкал, словно оправленный золотом хрусталь. Когда Сенатор Саймон Адамс стал обходить линзу по кругу, чтобы осмотреть ее со всех сторон, его отражение в стекле стало искаженным и волнистым, словно бы видимым сквозь толщу льда.

– Я прежде никогда не видел маяка, – признался он надтреснутым от волнения голосом. – Своими глазами не видел. Не было такой возможности.

– Это не маяк, – надменно поправил его Кэл Кули. – Это только линза с маяка, сэр.

Рут сделала большие глаза.

– Никогда не видел такой линзы. Господи, это такая радость для меня, такой подарок. Конечно, я видел такие на картинках. Я и этот самый маяк видел на картинке.

– В общем, у нас с мистером Эллисом такой маленький проект, – сообщил Кэл Кули. – Мистер Эллис обратился к властям с вопросом, нельзя ли эту штуковину купить. Они назначили цену. Он согласился. Ну и как я сказал, мы над этим стеклышком уже девяносто часов трудимся.

– Девяносто часов, – повторил Сенатор, глядя на линзу Френеля, как зачарованный.

– Линза собрана в тысяча девятьсот двадцать девятом году. Французы ее сделали, – сказал Кэл. – Пять тысяч фунтов весит, приятель.

Линза Френеля стояла на собственном, подлинном медном поворотном круге. Кэл Кули слегка повернул его. Вся линза целиком начала вращаться с поразительной легкостью – громадная, бесшумная, невероятно точно сбалансированная.

– Два пальчика, – горделиво произнес Кэл Кули, показав два собственных пальца. – Два пальчика – только это и нужно, чтобы сдвинуть с места эту махину весом в пять тысяч фунтов. Кто бы поверил? Видали хоть раз такую потрясающую конструкцию?

– Нет, – ответил Сенатор Саймон Адамс. – Нет, я такого не видел.

Кэл Кули снова повернул линзу Френеля. В конюшне было сумрачно, но тот малый свет, который сюда проникал, попал на поверхность огромной вращающейся линзы, отскочил от нее и разбежался искорками по стенам.

– Глядите, как она пожирает свет, – сказал Кэл.

Слово «свет» у него прозвучало почти как «жжет».

– Когда-то на острове Мэн жила женщина, – сказал Сенатор, – которая сгорела заживо, когда лучи солнца прошли сквозь линзу и попали на нее.

– В солнечные дни линзы раньше накрывали рогожей, – кивнул Кэл Кули. – Иначе они бы все подожгли, вот какие они были мощные.

– Мне всегда нравились маяки.

– И мне тоже, сэр. И мистеру Эллису.

– Во времена правления Птолемея Второго в Александрии был построен маяк, который считался одним из чудес света в Древнем мире. Он был разрушен землетрясением в четырнадцатом веке.

– Ну, так про это написано, – заметил Кэл Кули. – Но вопрос спорный.

– А самый первый маяк, – продолжал Сенатор мечтательно, – был построен в Египте ливийцами.

– Я знаю про ливийские маяки, – небрежно выговорил Кэл Кули.

Старинная линза Френеля с маяка на Гоутс-Роке медленно вращалась посередине просторной пустой конюшни, и Сенатор не отрывал от нее глаз. Линза поворачивалась все медленнее и наконец с тихим шелестом остановилась. Сенатор молчал как загипнотизированный.

– Ну, а у вас что? – нарушил тишину Кэл Кули.

Он посмотрел на Вебстера Поммероя, держащего слоновый бивень. Вебстер, покрытый запекшейся грязью и имевший самый что ни на есть жалкий вид, судорожно сжимал в руках свою скромную находку. Он ничего не ответил Кэлу, нервно переступая с ноги на ногу. Сенатор тоже ничего не ответил. Он все еще был зачарован линзой Френеля. И тогда Рут Томас сказала:

– Вебстер сегодня нашел слоновый бивень, Кэл. Это бивень того слона, которого везли на корабле «Клэрис Монро». Этот корабль потерпел крушение сто тридцать восемь лет назад. Вебстер и Саймон разыскивали этот бивень почти целый год. Правда, он замечательный?

Бивень действительно был замечательный. При любых других обстоятельствах все сразу бы сочли этот бивень великолепной находкой. Но только не здесь, в тени Эллис-Хауса, не рядом с потрясающе сохранившейся и такой красивой линзой Френеля, сотворенной французами в тысяча девятьсот двадцать девятом году. Бивень вдруг стал выглядеть ужасно глупо. К тому же Кэл Кули, с высоты своего роста, со своей надменностью, мог унизить что угодно. Он девяносто часов полировал линзу и говорил об этом так, словно совершил нечто героическое, титаническое, и в сравнении с этим то, что растерянный худенький мальчик целый год копался в иле в поисках бивня, выглядело совершенно обыденно (несмотря на то, что Кэл Кули об этом и словом не обмолвился).