Мир-Цирк - Барри Лонгиер

– Хэмфрис, с самого рождения Тайлу обучали впитывать информацию, анализировать ее, взвешивать вероятности и проецировать последствия, произведенные некоей совокупностью обстоятельств. В этом нет ничего сверхъестественного, никакого спиритуализма. Она не смогла бы рассказать, как пришла к отдельному заключению, но скажу вам: заключения эти точны. Думаю, генерал подтвердит мои слова.

Каан кивнул:

– Я видел, как Таила изучила наш первоначальный план оккупации и защиты Момуса, а потом по пунктам перечислила социологические результаты. Капитан Бостани подтвердила их... то есть, кроме необходимости полного разделения, как она, по-моему, показала.

Алленби обратился к Бостани:

– Капитан, я не сомневаюсь в вашей компетентности. Однако опытная предсказательница может сделать все, что делают ваши компьютеры, и гораздо быстрее. Кроме того, Таила знает Момус. Может существовать некий фактор, какая-нибудь незначительная на первый взгляд мелочь, которую вы не учли. Персонал миссии не спустится на планету.

– Великий Алленби! – Он обернулся. Хамид смотрел на него выцветшими голубыми глазами. Лицо старого наездника было смертельно уставшим. – Великий Алленби, прошу тебя. Если солдаты не придут, цирк погибнет. Мы проработали всего три дня, и трибуны Большой Арены уже заполнены наполовину. Главные номера не могут продолжаться без солдат.

– Ты слышал слова Тайлы. Разве могу я пожертвовать образом жизни целой планеты ради нескольких номеров?

– Я хотел бы задать Великой Тайле вопрос. – Хамид повернулся к предсказательнице. – Великая Таила, как могут несколько солдат, пришедших в мой цирк, уничтожить нас, когда предки Момуса, артисты старого цирка, веками путешествовали среди чужих миров?

Таила закрыла глаза:

– Я вижу то, что вижу. Алленби встал:

– Итак, если других вопросов нет...

Хамид тащился на своих костылях, пока не увидел огни Большой Арены. Он стоял перед входом для зрителей и не мог заставить себя войти. Стоя один в темноте, старик слушал играющую на Арене музыку. Он видел, как прискорбно мало посетителей расхаживают по главной улице, заглядывая в ларь ки и палатки, читая надписи и слушая зазывал. Придорожные номера тоже приходят в упадок. «Но, – подумал Хамид, – для них это пустяки. Когда цирк умрет, они, как и раньше будут выступать на площадях и у огней. Но для нас...» Он подошел к входу и мгновение смотрел на Тессию и ее партнеров, парящих высоко над манежем. Отвернулся. Для них не будет завтра. Когда с Арены донеслись приветственные крики и аплодисменты, Хамид поднял голову. И увидел палатку предсказательницы. Внутри женщина в голубой мантии раскладывала пасьянс, не обращая внимания на шум и музыку. Хамид задумался, покачал головой и снова задумался. Все было так просто. Причмокнув губами, он перехватил костыли поудобнее и вскоре исчез в темноте.

– Великая Таила. – Хамид склонил голову.

Старая предсказательница прищурилась на него со своего места у стола, потом кивнула.

– Входи, Хамид. Присаживайся. – Старик проковылял в темную комнату, прислонил костыли к стене и опустился на единственную подушку перед столом Тайлы. На столе стояла масляная лампа, единственный источник света в комнате. – Что привело тебя?

– Меня привело твое всесилие.

Она прочитала взгляд старика, и увиденное ей не понравилось.

– Говори яснее, старый наездник.

Хамид кивнул:

– Капитан-предсказательница не понимает. И я не понимал.

– Что?

– Алленби был прав, когда говорил, что ты можешь все, что могут делать машины капитана, и к тому же быстрее. – Хамид ухмыльнулся. – Но наш Государственник недооценил тебя.

– Выкладывай, зачем пришел, Хамид.

– Великая Таила, ты можешь то, чего не могут машины капитана.

– То есть?

– Ты можешь лгать.

Лицо Тайлы застыло.

– Я сказала то, что видела. Если бы все эти солдаты и прочие пришли на Момус, они бы поглотили нас. Нам, нашему образу жизни, пришел бы конец. Это правда!

Хамид кивнул:

– Частично. Но все эти солдаты находятся на орбитальных базах и станциях. Нашему образу жизни они не угрожают.

– Нет! – Таила покачала головой. – Они должны оставаться там. Мы будем в безопасности, только если они не будут посещать Момус – никто из них.

Хамид потер подбородок:

– Таила, каким ты увидела цирк, если солдаты будут посещать нас? Ты увидела, что цирк возродится, не так ли?

Таила закрыла глаза:

– Я устала, Хамид. Оставь меня.

– Ты увидела, что он возродится.

– Да! – Это прозвучало так громко, что Таила сама вздрогнула. – Да, но только среди многого другого...

– Ты увидела наездников, канатоходцев, воздушных гимнастов, номера с крупными животными и хищниками, такими, какими они не были уже много лет: звезды манежа, гвозди программы...

– Хамид, не только это.

– Да, ты увидела не только это, Таила. Ты увидела, как предсказатели прячутся в палаточках в стороне от главной улицы: второстепенные номера. Гадать по руке и картам, говорить деревенщине то, что они хотят услышать.

На глазах старухи замерцали слезы.

– Старик, Алленби будет слушать только меня.

– А что, если я пойду к твоей дочери Салине? Ее уважают. Что увидит она? Что, если я обращусь ко всем великим предсказателям Момуса? Алленби не поверит капитану, но поверит он десяти, пятидесяти, ста предсказателям?

– Они увидят то же, что и я.

Старик пожал плечами:

– Может, и нет. Они моложе. Возможно, они увидят больше второстепенного номера.

Таила засмеялась:

– Ну и что же, по-твоему, они увидят, старый наездник?

– Думаю, они увидят, что со времен заселения Момуса предсказательство изменилось. Наездники, воздушные гимнасты, дрессировщики – мы те же, какими были. Но предсказатели изменились. Они выросли. Богатые предприниматели, мужчины и женщины, приходят к твоему столу, чтобы узнать будущее и составить планы. Вы переросли цирк. Думаю, они увидят это.

Старуха нахмурилась, потом пошарила под столом и вытащила прозрачный стеклянный шар. Положила его на стол и подкрутила лампу. Всего мгновение вглядывалась она в глубины стекла, потом закрыла глаза и кивнула:

– Я не заглянула за пределы этого видения. Пойми мою преданность предсказателям, Хамид. Я увидела это и...

– И солгала! – Хамид ухватился за край стола и встал. Он взял костыли, приладил их под мышки и повернулся к Тайле. – Ты скажешь Алленби?

Таила посмотрела в сердитое лицо старика:

– Да, я скажу ему. – Хамид заковылял к двери. – Хамид!

Он повернулся и посмотрел ей в лицо:

– Да?

– Мне стыдно. Но сегодня вечером у Алленби я видела старого калеку, готового уничтожить весь народ, только бы посадить сына на коня. Разве мой позор больше, чем его?

Хамид посмотрел на старуху, потом опустил голову:

– Нет, Великая Таила. Ты разобралась в моей душе лучше, чем я сам.

– Это мое ремесло.

Хамид посмотрел на нее и улыбнулся:

– Я должен тебе за визит?

Старуха улыбнулась и покачала головой:

– Нет, Хамид. По-моему, мы в расчете. Ты должен идти?

Хамид рассмеялся.

– Да. Хочу напиться как лошадь.

Алленби простился с Куулисом, Инспектором манежа, и оглядел трибуны, заполненные Егерями, штатскими и толпами возбужденных детей, смотрящими вокруг широко открытыми глазами. Арена была ярко освещена восемью прожекторами, предоставленными генералом Кааном взамен масляных ламп, а музыканты на оркестровой площадке играли энергичный марш, готовясь к параду-алле. Подошел Дисус, главный советник Алленби, и тоже остановился возле Арены.

– Чудесное зрелище, правда?

Алленби кивнул:

– Настоящее чудо, однако, человек, организовавший все это. Куулис рассказал мне, что Хамид затеял все это без единого мовилла в кошельке; а теперь погляди на собранные им номера и привлеченных зрителей.

Дисус пожал плечами и лениво махнул рукой на солдат:

– Если Хамид не может идти к Горе...

– Не заканчивай, если тебе дорога жизнь. Лучше найди нам места.

Ухмыляясь, Дисус поклонился и ушел договариваться о местах.

На верхнем ряду напротив входа опирающийся на костыли старик оглядел амфитеатр. Незадолго до начала программы Куулис стоял перед ним и качал головой.

– Все до единого проценты сборов пошли на еду, материалы и припасы. Я веду счета, Хамид. Несмотря на успех, ты не станешь ни на мовилл богаче.

– Я уже вознагражден, Куулис, – сказал он в ответ. Инспектор манежа пожал плечами и покачал головой:

– Дорогая цена за сантименты, друг мой.

– Дело не в сантиментах.

– В чем же твоя награда? Я не понимаю. – Куулис ушел, качая головой и поглаживая набитый кошелек.

Когда начался парад-алле, старик наклонился вперед, чтобы лучше видеть, как четыре брата в расшитых серебряными блестками трико на четырех белоснежных жеребцах первыми выезжают на Арену. Четыре брата, чьи сыновья и дочери, а потом и внуки будут наездниками.