Земля ужаса - Эдгар Берроуз

—Мадж, Мадж, — закричал я, надеясь, что он узнает нас; и я уверен, что он узнал.

Некоторые азариане бросились на мастодонтов с дубинками и ножами в руках, те поднимали их своими хоботами и бросали в воздух. Мадж подхватил меня своим хоботом, и я подумал, что он собирается убить меня, но вместо этого он двинулся через деревню; поддерживая меня своими бивнями, он наклонил голову и пробил частокол со стороны, противоположной той, где он вошел.

Он нес меня довольно долго, пока не остановился у реки, бежавшей по широкой равнине, здесь он опустил меня вниз.

Я был спасен, но что стало с Зором и Клито? Повезло ли им так же, как мне, или они все еще оставались пленниками людоедов Азара?

Я был сильно потрясен этим трудным путешествием через лес, так как, несмотря на свои добрые намерения, Мадж сжимал меня довольно сильно. Когда он отпустил меня, я лег на высокую траву у реки, чтобы отдохнуть, а Мадж охранял меня, раскачиваясь взад и вперед своей огромной тушей; его маленькие красные глазки смотрели назад, туда, откуда мы пришли. Вдруг он задрал хобот и резко затрубил, и тут же издалека пришел ответ. Я узнал более высокий голос самки и визг малыша; были ли Зор и Клито с ними?

Вскоре показались мастодонты, но они были одни.

Какова же была судьба моих спутников? Я был подавлен не только беспокойством за них, но и моим собственным положением. Если бы был хоть малейший намек на то, что я могу помочь им, я был бы рад вернуться в деревню и попытаться найти их, но я практически не мог ничего сделать для них.

Их потеря значила для меня очень многое не только с сентиментальной точки зрения — мое возвращение в Сари полностью зависело от Клито. Теперь, без провожатого, я не надеялся когда-либо достичь дома. И еще больше я падал духом при мысли о Диан. Я сбежал от азариан, но я не был счастлив, и, возможно, впереди меня ждала судьба вечного и бесцельного скитальца.

Глава XIX

Представьте себя микроскопическим микробом, находящимся на теннисном мяче, каким-то чудесным образом подвешенном в космосе. Поверхность мяча расходится от вас во всех направлениях, и, куда бы вы ни посмотрели, везде есть четкая линия горизонта. Неожиданно вас переносят во внутреннюю часть теннисного мяча, освещенную неподвижным солнцем, висящим точно в центре. Во всех направлениях поверхность загибается вверх, а горизонт отсутствует. Так это было со мной, когда я стоял на берегу реки в Пеллюсидаре.

Можно было подумать, будто я стою в центре полой чаши диаметром около трехсот миль. Воздух прозрачен, солнце ярко сияет, и в этих условиях видимость ограничивается ста пятьюдесятью милями, хотя, конечно, на очень большом расстоянии предметы плохо различимы — на периферии очертания чаши смазывались, превращаясь в дымку.

Дерево, стоявшее на равнине на расстоянии сотни миль, было вполне различимо, а вот гора — нет. Это происходило от того, что под вечным полуденным солнцем дерево отбрасывало тень, а гора — не отбрасывала и не было неба, которое могло бы стать контрастным фоном, поэтому гора видится на одном уровне с землей.

Я могу сказать, что для того чтобы разглядеть дерево за сотню миль, мне потребуется помощь моего воображения; но я легко могу отличить землю от воды даже на периферии моей чаши, так как вода более интенсивно отражает солнечный свет. Я мог видеть, как река, на берегу которой я стоял, впадает в океан в пятидесяти милях от меня.

Мне эти аспекты зрения в Пеллюсидаре были уже знакомы; но представьте себе, как они поразили нас с Перри, когда мы впервые пробились сквозь земную кору из внешнего мира. Да и теперь, зная все это, я так и не привык к отсутствию горизонта.

Итак, я стоял в центре огромной чаши, моими единственными спутниками были мастодонты, и мне необходимо было выработать какой-либо логичный план на будущее.

Масса воды, видневшаяся вдали, была великим неисследованным океаном, у которого было столько же названий, сколько племен жило на его берегах. В одном месте его называли Люрель-Аз, в другом — Дарель-Аз, а за Страной Вечной Тени — Соджар-Аз.

Если мои предположения были верны, я мог дойти по берегу океана до Амоза, а оттуда — до Сари.

Вдали я видел таинственные острова. Какие странные люди и звери населяли эти изумруды, плывущие по лазурному морю? Недостижимое и неизведанное всегда интриговало мое воображение. И я еще раз решил: если мне повезет и я вернусь в Сари, то построю морское судно и исследую водные просторы Пеллюсидара.

Когда я впервые попал сюда в этот мир, я с авторитетным видом рассуждал о многих вещах, о которых, как я понимаю сейчас, ничего не знал или знал очень мало. Я полагал, например, что те вещи, которые охватывал мой опыт, были типичными для всего Пеллюсидара. Я полагал, например, что махары — эти чудовищные рептилии — доминирующая раса во всем Пеллюсидаре, но сейчас я сознавал ничтожность своих знаний, потому что суша Пеллюсидара была огромна, а видел я лишь крохотную ее часть.

Точно так же мое предположение о том, что суша занимала три четверти поверхности Пеллюсидара, — это превышало общую поверхность суши внешнего мира, — основывалось только на теории Перри, предполагавшем, что впадины внешнего мира были возвышениями внутреннего. Таким образом, суша Пеллюсидара соответствовала океанам внешнего мира, но это была всего лишь теория, и я не знал, насколько она достоверна.

Имея морское судно и навигационные инструменты, которые мог изготовить Перри, я стал бы Колумбом, Магелланом и капитаном Куком в одном лице. Для искателя приключений эта перспектива была очень заманчива. Но в данный момент я даже не знал дорогу к себе домой.

Я шел вниз по реке по направлению к морю и обнаружил пещеру, в которой мог поспать; собрав немного ягод и выкопав несколько туберов, чтобы частично унять голод, я забрался внутрь и заснул. Как я уже говорил, я не знаю, сколько продолжается сон в Пеллюсидаре, но, когда я выбрался из пещеры, мастодонтов уже не было, и, хотя я долго звал их, они так и не появились, и я никогда больше их не видел.

Теперь я действительно остался один. Компания этих животных позволяла мне не только чувствовать себя в безопасности, но и не ощущать одиночества, а теперь я представлял собой человека, только что потерявшего последнего друга во всем мире. Вздохнув, я повернул в сторону великого моря, и, вооруженный только маленьким ножом, опять отправился на почти безнадежные поиски Сари.