Толпа героев XVIII века - Евгений Анисимов

Его похоронили прямо у стены не достроенного еще тогда Петропавловского собора. Эта была высшая честь для подданного – в пределах крепости хоронили только царственных особ. Со склепа Брюса началось знаменитое Комендантское кладбище Петропавловской крепости, в котором за два века похоронено девятнадцать комендантов. И вот передо мной документ, который непосредственно относится к Брюсу, точнее, к тому, что от него осталось. Это акт 1980 года о вскрытии его склепа. Он начинается, как и все казенные бумаги такого рода, словами: «Мы, нижеподписавшиеся, составили акт о нижеследующем». И далее идет описание того, что спустя 260 лет после похорон увидели люди: «1. Был вскрыт и обследован склеп Романа Брюса. 2. Склеп сложен из маломерного кирпича петровского времени».

Да, из такого узкого и тонкого красного кирпича голландского образца были построены многие дома времен Петра Великого. Потом, с годами, узкие, светлые, аккуратно пригнанные друг к другу полоски голландского кирпича исчезали под толстым слоем штукатурки, скрывались за новой кладкой. Так же со временем исчез, растворился юный петровский Петербург с его почти голландским обликом, так любимым Петром: разводными мостиками, похожими на журавлей шпилями, мельницами, голландскими флагами на мачтах пузатых голландских «купцов» у причала, со скользящими зимой по льду Невы нарядными буерами, стуком деревянных башмаков по настилам первых деревянных тротуаров, запахом голландского табака из длинных белой глины «пипок»-трубок. Под тесным сводом из голландского кирпича и нашел вечный покой Роман Брюс.

Читаю акт дальше: «Погребение находится в вытянутом положении на спине, руки чуть согнуты в локтях. Сохранность костей хорошая (и дальше – внимание! – Е.А. ), темный цвет [их] свидетельствует о периодическом длительном пребывании в воде». Это может означать только одно: наводнения подтапливали Заячий остров, и наш знаменитый комендант и после смерти часто плавал в невской воде.

Такова была судьба всех комендантов Петропавловки – вся их жизнь была связана с Невой. Стоя на Нарышкином бастионе, комендант с тревогой смотрел на запад, где по горизонту неслись рваные тучи, а недобрый, густой и холодный ветер не давал дышать полной грудью. Когда темная невская вода начинала прибывать, комендант отдавал приказ начать пальбу сигнальной пушки, поднимавшую на ноги встревоженных жителей столицы. Наводнения обычно приходили внезапно, ночью и стремительно врывались в город. От них не спасали ни высокие набережные, ни каналы. И комендант был бессилен против разгула стихии, как бессилен он был против нашествия невской воды и в своем последнем пристанище.

Благодать наступала весной, когда светило солнце, сходил по реке лед. В апрельское воскресенье комендант крепости открывал навигацию по Неве. На нарядном катере с приодетыми гребцами, под звуки полковой музыки он выплывал на середину Невы, набирал в серебряный кубок изумительно чистой в те времена невской водички, причаливал к левому берегу, поднимался в Зимний дворец, где и подносил кубок царю. Отпив водицы, государь давал разрешение на открытие навигации по Неве. Громом салюта встречала крепость это важное событие…

Читаем документ дальше: «Под костяком тлен зеленой окраски – остатки преображенского мундира». Значит, покойный генерал-лейтенант был одет в мундир родного полка, в котором он служил еще в 1695 году капитаном и во главе своей роты штурмовал стены турецкого Азова, отбивался от шведов под Петербургом. Удивительно, что тлен (остатки мундира) все-таки сохранил зеленую окраску – минеральные красители наших предков оказались стойкими против натиска трех столетий и воды. В архиве, в фонде Мануфактур-коллегии, до сих пор хранятся приклеенные к бумаге образцы шерсти, которую поставляли купцы из Лондона для русской гвардии. Эта шерсть тонкая, прочная, на ощупь даже нежная. Ее цвет совсем не похож на привычный нам скучный серо-зеленый цвет хаки. Это цвет радостный, изумрудно-яркий, сильный, веселый. Сшитый из такой английской шерсти, офицерский мундир Преображенского полка с красными отворотами, отороченный золотым галуном, был красив и изящен. А сам вид преображенского офицера – в шляпе с плюмажем, высоких ботфортах, с белым офицерским шарфом – щеголеват и неотразим для дам.

Далее в акте написано: «Под правым плечом погребенного были обнаружены положенные вместе с ним в гроб строительные клещи». Что бы это значило? Может быть, шотландец Брюс был масоном, а клещи, как и молоток, мастерок и циркуль, – знак масонской символики? Значит, масоны появились в России не в 1730-е годы, как это известно из литературы, а за много лет до этого? Но не будем спешить переписывать историю масонства в России. В масонской литературе нет ни слова о клещах как одном из символов масонства. Здесь другое. Скорее всего, клещи в гробу случайно оставил гробовщик, а потом, наверное, обыскался их под всеми лавками. Не будем забывать, в какой стране это происходило. Так что живешь в России – терпи неудобства, умер – тоже терпи!

Михаил Голицын: прямой сын Отечества

Екатерина Великая поучала потомков: «Изучайте людей… отыскивайте истинное достоинство… По большей части оно скромно и прячется где-нибудь в отдалении. Доблесть не высовывается из толпы, не стремится вперед, не жадничает и не твердит о себе». Эти слова как будто сказаны об одном из лучших генералов армии Петра I князе Михаиле Михайловиче Голицыне. Потомок древнего рода Гедиминовичей, сын боярина, он начал службу барабанщиком Семеновского полка и с тех пор безмерно полюбил военное дело. Современники в один голос говорили о нем: «Муж великой доблести и отваги беззаветной – мужество свое он доказал многими подвигами против шведов». Особенно запомнился всем поступок Голицына 12 октября 1702 года, когда во главе штурмового отряда он высадился под стенами островной крепости Нотебурга. Когда первые атаки стены захлебнулась кровью, царь Петр, внимательно наблюдавший за штурмом, приказал Голицыну отступить. Однако от Голицына, согласно легенде, пришел дерзкий ответ: «Я не принадлежу тебе, государь, теперь я принадлежу одному Богу». Потом на глазах царя и всей армии военачальник приказал оттолкнуть от берега пустые лодки, на которых приплыл его отряд. Подвиг красивый, поистине античный, в духе спартанцев или римлян!

Да и потом Голицын блистал мужеством, никогда не отсиживался за спинами своих солдат. Он имел обыкновение, как пишет современник, «идя навстречу неприятелю, держать во рту трубку, не обращая внимания на летящие пули и направленное на него холодное оружие». Михаил Михайлович отличился в сражении под Полтавой, а в 1714 году стал героем завоевания Финляндии, добился несколько важных побед над шведами, в том числе на море – в Гангутском сражении. Позже, в 1720 году, он, сухопутный генерал, одержал победу над шведским флотом при Гренгаме.

Голицын принадлежал к особому типу генералов русской армии, которых все любили: и солдаты, и офицеры, и начальство. Невысокий, коренастый, с темным от загара лицом, ясными голубыми глазами и породистым носом, он был у всех на виду. Его любили не только за отвагу, но и за «природный добрый ум, приветливое обращение с подчиненными», приятные, скромные манеры, что, как известно, среди генералов – достоинство редкое. Да и сам Петр I высоко ценил Михаила Михайловича – какой же государь не любит полководца, из ставки которого никогда не улетает богиня Победы! Он называл Голицына так: «Прямой сын Отечества».

Мы почти ничего не знаем о его семейных делах: конечно, была жена, да и дети, но разве это главное в жизни истинного воина? Как и многие выдающиеся полководцы, князь Михайло Голицын был наивен и неопытен в политических делах и во всем слушался старшего брата – хитроумного князя Дмитрия Михайловича. Говорят, что израненный в боях фельдмаршал не смел даже сидеть в присутствии старшего брата – так его почитал… Близость к Дмитрию и сгубила князя Михаила – он участвовал в попытке верховников в начале 1730 года ограничить власть Анны Иоанновны. После прихода ее к власти и роспуска Верховного тайного совета, который возглавлял Дмитрий, фельдмаршал был изгнан из армии и в конце 1730 года умер – я думаю, от тоски: ведь старый орел в клетке долго не живет.

Петр Толстой: история старого лиса

Как-то раз А.Д. Меншиков, находившийся в царствование императрицы Екатерины I на вершине славы и могущества, разоткровенничался с французским дипломатом. О своем товарище и коллеге по Верховному тайному совету графе Петре Андреевиче Толстом он сказал так: «Толстой во всех отношениях человек очень ловкий, только, имея дело с ним, не мешает держать добрый камень в кармане, чтобы разбить ему зубы в случае, если бы он вздумал кусаться». Слов нет: высокими были отношения у «птенцов гнезда Петрова»…

Вообще карьера трудно далась Толстому. Он встретил Петровскую эпоху зрелым сорокалетним человеком и принадлежал к лагерю врагов Петра I – клану Милославских во главе с царевной Софьей, но, как человек умный, ловкий, пронырливый, быстро понял, что просчитался, поставил, так сказать, не на ту лошадь. И как только Петр укрепился у власти, Толстой постарался сменить знамя. Сделать это было непросто – врагов из клана Милославских царь не прощал: уж слишком живы были для него ужасные воспоминания детства, когда во время стрелецкого бунта он, десятилетний мальчик, стоял на Красном крыльце в Кремле и видел, как вниз, на копья орущих стрельцов, сбрасывали его дядьев и других родственников. Толстой мог быть тогда среди врагов.