Пусть любить тебя будет больно - Ульяна Соболева

– И как? Удовлетворяет? – ноги ей коленом раздвинул, а в висках пульсирует все та же глухая ненависть, и алкоголь по венам шпарит вовсю, они аж дымятся.

– Нееет! Я тебя хочу! Днем и ночью! Я с ума схожу, Руслан, – пытается до губ его дотянуться, а он уворачивается, и грудь ее сильно сжимает, вдавливая Ларису в стену, и понимает, что нет возбуждения – полный ноль.

Пальцами ее имеет, она воет, виляя задом, насаживаясь на них, а его не прет, даже когда она кончает с громкими стонами. Развернул лицом к себе и толкнул на пол.

– Давай, покажи, как с ума сходила.

Смотрит на нее, как ртом работает, чувствует собственную автоматическую реакцию, а внутри тошнота волнами подкатывает. Даже со шлюхами не было так паршиво, как сейчас с ней.

Протащил Ларису через комнату и плашмя на стол животом уложил, она сама ноги раздвинула и прогнулась. Когда вошел в неё, даже не почувствовал ничего, только к себе за волосы потянул и сделал первый толчок.

– Думала обо мне, когда он тебя трахал?

– Думала, – заскулила, поддавая бедрами навстречу, цепляясь за края стола.

– И как? Помогало?

– Неет, – стонет, пытается увернуться от его толчков, но не получается, а он чувствует, как сатанеет от злости, и с трудом сдерживается, чтоб не размозжить ей голову об стол этот. Он, кажется, с ума сходит окончательно. Себя со стороны видит и противно. В нем какой-то зверь просыпается и вместе с ним злорадное удовлетворение тем, что все же делает это. Они таки горят. За спиной мосты сожженные потрескивают.

– Хочешь, чтоб я тебя трахал?

– Хочу… вернись ко мне! Я для тебя…

– Что ты для меня?

А у самого внутри нервы лопаются, и корка льда только толще становится.

– Что угодно, Руслан. Хочешь, на коленях ползать буду и руки твои целовать, сапоги вылизывааать! – взвыла, когда безжалостно вошел еще глубже, и он почувствовал, как она трясется в оргазме, а самого затошнило.

– Нет, Лариса, ты для меня сделаешь намного больше.

– Что угодноооо… только не останавливайся.

Пару минут спустя она в душ пошла, а он лежал на постели и снова чувствовал, как от холода скулы сводит.

– Выйдешь, оденешься – мы к папе твоему в гости поедем. Сообщим о примирении.

– Я позвоню ему и сама расскажу, – донесся голос из душа.

– Расскажем вдвоем. Как раз бумаги подпишу, и заживем мы, Лариска, долго и счастливо.

И сам расхохотался своим словам оглушительно громко. Так, что уши заложило.

Слышал, как у нее вода льется, и смеялся, как ненормальный, уже в который раз за эти сутки. Вот и сложился карточный домик полностью.

Зазвонил сотовый, и он потянулся за аппаратом к штанам, брошенным у постели, достал из кармана и долго на дисплей смотрел, не веря глазам. Выругался сквозь зубы. Слишком быстро. Ему бы времени немного, совсем чуть-чуть, чтоб окончательно внутри умереть, а она не дает, мешает. Голос ее услышит и снова рвать на части душу будет. Потом, наконец-то, ответил.

– Да, Оксана.

Она несколько секунд молчала, а он слушал ее дыхание и понимал, что продолжает внутри кровью истекать. Все решается где-то вне его осознания. Само решается. Своим путем. Значит, так и должно быть.

– Нам поговорить надо.

Алкоголь начал выветриваться со скоростью звука, потому что голос у нее мягкий снова. Такой, как раньше, до этого хаоса. Голос, которым любят, а не рвут на ошметки, и он понимает, что теперь вряд ли его таким когда-нибудь услышит. Как же хочется этот момент растянуть надолго… или чтоб все исчезло и наедине с ней… в глаза посмотреть, увидеть там нежность. Один-единственный раз перед тем, как их дороги полностью разойдутся. Перед тем, как последний мост догорит.

– Разве ночью не договорились? – стиснул челюсти.

– Нет… я подумала и… Всё так неправильно, Руслан. Не так всё. Я… виновата. Не слышала тебя. Давай попробуем. Ты снова расскажешь. Еще один раз. Мне плохо без тебя… так плохо, Руслан, – всхлипнула, а он вздрогнул, чувствуя, что она плачет. – Я увидеть тебя хочу. Ты где?

Глаза закрыл. «Говори… говори еще, пожалуйста. А как мне без тебя… я сдох уже, а ты пока этого не знаешь. В грязи валяюсь… бабу другую трахаю. Нет меня больше. А ты повтори всё снова».

– Дома у себя, Оксана.

Встал с постели, пошел голый к бару, налил полный бокал коньяка и залпом выпил, пока она в трубку нервно дышит, не решаясь что-то сказать.

– К тебе хочу, – так жалобно, что он снова глаза закрыл и стиснул челюсти, – я сейчас приеду.

Налил еще коньяк, повертел в пальцах бокал, глядя на Ларискино нижнее белье, раскиданное по полу. Физически почувствовал, как внутри что-то оборвалось снова, и от боли стало нечем дышать, но глухо ответил:

– Приезжай.

– Мне такси взять, или Серый отвезти сможет?

Поморщился при упоминании этого имени.

– Такси возьми. Деньги есть у тебя?

– Да. Ты же оставил.

Сжал сотовый пальцами и снова осушил бокал до дна… мозги наконец-то начали постепенно отказывать.

– Я люблю тебя.

Это ад! Это какой-то невыносимый персональный ад! Помутнело в голове. Он смотрел на свое отражение в стекле бара и видел кого-то другого. Он совсем не знал этого человека с бокалом в руках и мертвым взглядом. Отключил вызов и аккуратно положил сотовый на стол, продолжая смотреть на свое отражение и наливая себе еще бокал.

Сзади подошла Лариска и обняла, прижимаясь к его спине горячим телом.

– Я наврала. Не спала с Серым. Он наркоту брал. Я привозила ему иногда.

– Знаю, что наврала, – вместо «да по хрен мне, с кем ты спала, с кем переспишь, и даже если сдохнешь, тоже по хрен», все еще глядя на них обоих через стекло и слыша, как пульс рвется в висках. Едкое желание выгнать эту сучку и забыть обо всем… Увезти Оксану и всё. Вместе. Вдвоем… А потом снова голос Вани и жестокое понимание, что это может повториться. Не раз, не два. Он как атомный реактор распространяет радиацию, уничтожая вокруг себя всё живое.

– Когда к отцу поедем? – трется об него голым телом Лариса и спину покусывает.

– Отымею тебя еще пару раз, и поедем, – глухо, незнакомым голосом, словно это кто-то другой разговаривает.

– Ненасытный такой… Чего напиваешься? Случилось что-то?

– Захотелось. Разве не повод?

Она его член пальцами сжимает в попытках возбудить, а он все еще смотрит сам себе в глаза и понимает, что через какие-то считаные минуты будет смотреть в глаза Оксане, которая приняла именно то решение, которого он так жаждал еще сутки назад, а теперь он будет ее бить. Безжалостно и жестоко. Убивать их обоих, их любовь, чтоб она дальше без него… и без сожалений. Чтоб ненавидела и проклинала. Ей так будет легче. Не сейчас. Потом. Со временем. Она и так возненавидит, когда поймет, что с детьми случилось.

– Не отымеешь. Ты меня не хочешь, – обиженно пробормотала Лариска, но рук не разжала. Руслан даже не отреагировал, отпил из бокала и медленно выдохнул.

– Сигареты мои принеси.

– Я тебе не прислуга, – наконец-то разжала руки.

– А кто говорил, что сапоги мои вылизывать будет? Давай, пока принеси сигареты, а лизать и сосать позже будешь. Я курить хочу.

«И сдохнуть… Но не сегодня и даже не завтра».

Я не смогла уснуть. Всю ночь на подоконнике сидела и на ночной город смотрела, пока рассвет не занялся за домами. Бывают разные рассветы, а этот холодный. И не потому что на улице осень, а потому что встречать рассветы одной холодно. Без него все рассветы ужасно холодные, мертвые, не греют, даже если светит солнце.

Маме звонила, она обрадовала, что они на курорт с детьми собираются – Руслан организовал поездку, чтоб отдохнули, пока они с Оксаной здесь с делами со всеми разберутся. Дети спят пока, а она сумки собирает. Я попросила Ваню разбудить, чтоб хоть голос услышать, но мама сказала, что он допоздна в планшете играл и теперь отсыпается, но она обязательно перезвонит и даст ему трубку. Предупредила, что связь может быть плохая пару дней, чтоб я не переживала. Легкий укол беспокойства, и я тут же отогнала прочь мрачные мысли – дети в Валенсии, и никто лучше моей мамы за ними не присмотрит. Значит, это время разбираться в нашей с Русланом жизни. Мы стоим на распутье, и я до безумия боюсь выбрать не тот путь.

Меня не покидало ощущение, что я что-то упускаю. Неправильно все. Я совершаю какую-то чудовищную ошибку. Иногда бывает – вспоминаешь по секундам события и вдруг начинаешь видеть картину иначе. Не так, как увидел вначале. Смотрела, как машины ездят внизу, как сменяется моя охрана, как какая-то парочка возвращается домой и страстно целуется у подъезда. Перед глазами картинка, как мы с Русланом до одури целовались когда-то возле его мотоцикла и как от счастья колени подгибались. Ничего ведь не изменилось, и я все так же схожу с ума, когда вижу его, чувствую запах. Все бабочки со мной. Все до единой. С самой первой встречи и по сегодняшний день. Просто мы заблудились и сбились немного. Я сбилась.

Тело все еще ломило после его ласк, а губы опухли от поцелуев. Разве они лгут? Его наглые руки, пальцы и взгляд бешеный? Вспоминала, как жадно и ненасытно брал, как увез с проклятого банкета, и понимала, что если бы врал, то не стал бы при всех Сергея бить от ревности и со мной разбираться, наплевав на жену с тестем, на гостей. Публично показывая, насколько ему безразлично, что о нем подумают. Значит, не дорожит Ларисой. Расставил приоритеты, а я тогда ничего не понимала, это все проклятая неуверенность, обида. Я так накрутила себя и зациклилась на его лжи, что ничего больше не видела и видеть не хотела. Страхи, демоны, сомнения. Все полезло наружу и взорвалось в недоверии.