Пусть любить тебя будет больно - Ульяна Соболева

– Так ты и правда со мной в Германию поедешь?

У каждого свои ценности, и ему смешно от ее ценностей, они вызывают чувство гадливости. Он здесь рядом с ней истекает кровью и серной кислотой ненависти, а она даже не замечает. В голове порошок и херня одна. Зачем миру такие, как она? Бесполезное тело без мозгов. Живет, сука, в свое удовольствие. Говорит, что любит его. Она даже себя любить не умеет, не то что кого-то еще. Хотя нет. Себя она любит, как умеет. Балует, ни в чем не отказывает. Вот Руслана захотела, и папа подсобил, заодно и бабла подзаработает. Сука, и какого хрена подпустил к себе тогда? Утешился, мать его, да так, что теперь с кровью выхаркивает.

– Конечно, Лариса, и в Германию, и на Мальдивы. Куда захочешь, – не его голос, не он разговаривает, и не он машину ведет. Он вообще не здесь. Полное отсутствие и присутствие одновременно. – От наркоты лечить тебя будем.

– Да ладно. Издеваешься? Я не наркоманка! Я нормальная!

– Нет, – он не издевается, он сочится ядом сарказма и ненависти. Он полон ею до краев, и она выплескивается ледяными каплями на всё, что его окружает, прожигая дыры, – ты не наркоманка, Лариса. Разве что на коксе сидишь месяцами.

– Я брошу. Ради тебя. Вот увидишь!

Не бросит ни ради него, ни ради кого-то другого, плотно сидит, и уже не только на коксе. Вместе с Серым присела на «потяжелее». Ходячий труп – вопрос времени, когда разлагаться начнет. Не жалко, не совестно – никак. Ему никак. У него к ним всегда особое отношение было, и Лариса не исключение. От одного взгляда в ее расширенные зрачки тошнило. Словно не человек перед ним, а какая-то сущность без мозгов и без будущего. Зомби. Она ж и детей хочет, с ним, между прочим. Не дай Бог такую мать кому-то. Таких стерилизовать надо после первой дозы и насильно. Внутри растекалась злорадная радость и предвкушение реакции Лешего, когда они начнут играть на равных, и тот получит свой очередной «шах».

– Бросишь, – ровно повторил он, – непременно бросишь. Позже. Вот развлечемся, и бросишь.

По крайней мере, ремиссию на несколько дней вместе с ломкой он ей обеспечит в самое ближайшее время и жесткий вывод из-под кайфа тоже.

– А она как? Отстанет от тебя? Что ей было надо в НАШЕМ доме?

Сильнее сжал руль. «В НАШЕМ? С каких пор он стал её?»

А вот об этом не сейчас и не рядом с этой сучкой, чье присутствие марало даже мысли об Оксане. Хотя вот таким шлюхам рядом с ним самое место. Они с Ларисой похожи намного больше, чем с Оксаной, и в одном мире живут. Только ему никогда они не нравились. Чувства с ними синтетические, как и все они сами по себе. Никогда не знаешь, что у них настоящее. Да он и искать не пробовал. Только трахал и шел дальше. Отработанный материал больше уже не волновал никогда.

– Мы не говорим о прошлом. Мы вообще не говорим об Оксане. Я запрещаю! У нас теперь только настоящее и будущее, Лариса. Радужное будущее. Ты и я. Всё, как ты хотела.

– Будущее? Ты на меня даже не смотришь. Везешь куда-то и не обернулся ни разу.

– Я на дорогу смотрю. Ты же хочешь жить, Аар?

– Хочу, конечно. Особенно когда ты со мной. А куда мы едем, Руслан? Разве не к отцу?

– Кататься едем, Лариса. К отцу твоему я сам потом заеду, а мы покатаемся.

– Куда? Ты что-то придумал?

– Конечно, я изобретательный. Ты забыла?

– Ты за город выехал? Зачем? Что происходит, Рус?

Он проигнорировал её вопрос и надавил на газ сильнее. Ожидал его намного раньше, но она была слишком занята собой и болтовней ни о чем. Фоном мрачного и тяжелого ощущения приближения катастрофы, как в дурацких ужастиках, где обстановку разряжает какая-нибудь несмолкающая шлюха, которая обычно идет под раздачу самой первой. Так и Лариса замолчала, когда он резко схватил ее за горло и сильно сжал пальцы. Руслан даже не просил ее замолчать – она оказалась довольно сообразительной, а когда в глаза ему посмотрела, только тихо всхлипнула.

– Мы едем туда, куда надо мне. И если ты не будешь злить меня, то вернешься оттуда живой и невредимой. Будь хорошей девочкой, Лариса. И никто не пострадает.

Она кивнула несколько раз, и он ослабил хватку. Достал ствол и положил на колени.

– Сотовый вытащи из сумки и сунь мне в карман.

Лариса молча вытрусила из сумочки все содержимое дрожащими руками и, достав смартфон, положила его в карман куртки Руслана. Он обратил внимание на коробку снотворного и антидепрессантов. Наверное, и правда последнее время держится. Леший вроде пролечил не так давно. Что ж – зря деньги на ветер пустил.

– Все было спектаклем, да? – спросила она, тяжело дыша и растирая шею.

– Нет, кратковременным исполнением желаний. Это тебе, чтоб сильно не расстраивалась. Я отымел тебя, как ты и хотела, мы вместе путешествуем за город. Я даже прихватил для тебя немного дури. Позаботился о тебе. Так что спектакль вполне удачный с бонусом в конце. У тебя ж денег на дозу не было? Смотри, какой я щедрый, Лар. Цени!

Бросил ей на колени три пакетика с кокаином, увидел, как она судорожно сжала их в ладонях, и глаза неестественно заблестели в предвкушении. Война разума с зависимостью, и Руслан прекрасно знает, что победит. Состояние знакомое. Только дурь у них разная, а ломает одинаково. Она сдохнет от передоза, а он – от самой ломки. Вот и вся разница. Его уже скручивает в жестоких приступах с такой силой, что скулы сводит, когда представляет себе, как Оксане сейчас, так и ломает. Леня сказал, что она к подруге поехала, остался сторожить там с пацанами. Значит, в квартиру не вернулась. «Тоже решение приняла. Правильно, моя хорошая, правильное решение. Ты только не ломайся, я этого не стою. Держись. Скоро все закончится, и вернешься в Валенсию. Там тебе дети не дадут сломаться».

Он подъехал к гостиничному комплексу, когда уже почти стемнело, с потушенными фарами. Машину поставил вплотную к воротам, сторожу позвонил минут за пять до того, как подъехал. Сказал, что со стороны озера заметили, как кто-то через ограду полез. Тот пока с обходом пройдется, Бешеный уже уехать успеет. Лариса нанюхалась до чертей, и теперь ее все веселило. Она висела у него на руке, лезла целоваться и, казалось, окончательно забыла обо всех его угрозах. Как только он ее спустил по лестнице в подвал того самого дома, где отец прятал документы, она начала сопротивляться, даже драться лезла, рыдала, размазывая слезы. Угрожала и материлась, но когда Руслан сказал, что высыплет весь кокс, успокоилась. Испугалась ломки – это самый жуткий страх любого наркомана, любой кайф сломает. Позволила себя к батарее приковать наручниками. Он ей пакетики на колени бросил и кредитку, а потом ногой бутылку с водой подтолкнул.

– Орать бесполезно – это бункер. Только глотку надорвешь. Сиди тихо и через пару дней выйдешь. Я бы сказал тебе – ничего личного, но нет – это личное. Папе своему спасибо скажешь.

Она ничего не сказала больше, только сильно в руках пакетики сжимала и беззвучно плакала. Правда, когда запер подвал снаружи, вслед себе услышал:

– Будь ты проклят, Царев! Это из-за тебя я такая! Из-за тебя, ублюдок! Чтоб ты сдох!

«Сдохну, Лариса, сдохну. Быстрее, чем ты думаешь. Я уже сдох».

Лешаков его ждал с накрытым столом и при полном параде. Руслан пожал его мягкую и вечно потную ладонь, прошел в дом. От ужина отказался. Предложил сразу в кабинет и к делу.

– Ты куда торопишься, сынок? Давай перекусим, перетрем дела наши за столом и бокалом хорошего виски.

– Я никуда не тороплюсь. Это время идет, очень драгоценное для Ларисы. Поэтому лучше в кабинет, да побыстрее, а то ужин поминками станет.

Лешаков схватил сотовый и быстро набрал номер дочери – звонок раздался в кармане куртки Бешеного. Тесть все понял, побледнел до синевы и за сердце схватился.

– В кабинет и псов своих утихомирь. Пусть от меня подальше держатся.

Когда за ними обоими захлопнулась массивная дверь кабинета Лешакова, Руслан по-хозяйски сел в кресло и ноги на стол положил вместе со стволом.

– Дверь запри, Олег Дмитриевич, и выпить мне налей. В горле пересохло и в ушах звенит от визга твоей дочки. Я ей хотел рот скотчем заклеить, но передумал – задохнется еще. А она нам обоим нужна, да, Леший? Ты садись. В ногах правды нет, как говорил мой отец.

У Лешакова отнялся дар речи, он только галстук дернул и плеснул себе в бокал коньяк. Осушил залпом. Руслан понял, что тот знает, за что, оттого и трясется, потому что смертельно боится. Не ожидал, сученыш, что Рус так далеко пойдет.

На себя равнял, трусливая псина. Бешеный уже давно понял, что легче всего ломать тех, кто изо всех сил корчит из себя непробиваемую железную личность. Овца в волчьей шкуре. Рычит, скалится, а как шерсть слегка подденешь, так там блеять начинает истерично гнилая душонка.

– Почему не спрашиваешь – за что? Или и так знаешь?

– Да пошел ты, ублюдок больной!

– Ты даже не знаешь, насколько я могу быть больным ублюдком. Вот Лариса уже знает.

– Мрааазь!

– Тшшшш. Спокойно. Не надо кричать. Зачем, чтоб весь дом слышал, какой ты невежливый с зятем? Некрасиво так. У тебя ж все на показуху. Твою идеальность для реалити-шоу не снимают?