Абвер против СМЕРШа. Убить Сталина! - Николай Куликов

…Было это в три часа дня, в кабинете Горобца, куда нас срочно вызвали: шестерых офицеров, выбранных на самую ответственную роль, — так называемых «подсадных уток»…

— По имеющимся у нас сведениям, которые сообщил один из диверсантов, явившийся с повинной, сегодня ночью на запасной аэродром «Соколовка» может быть совершено нападение двумя группами немецких диверсантов — это, в общей сложности, двенадцать человек, — сообщил Громов. — Буду краток: вам, шестерым, предстоит сыграть во всей операции по захвату самую опасную, но и самую главную роль. Враг может заранее наблюдать за обстановкой на летном поле и при этом ни о чем не должен догадаться: ни о подмене солдат охраны, ни о засаде в ангарах.

Помимо Громова, из начальства присутствовали «наш» подполковник и парторг Ковальчук. «Чует, гад, что наградами пахнет, — еще бы, такая каша заваривается, — шепнул мне на ухо сидящий рядом Миронов. — Небось, уже дырочку под орден проделал в кителе… Но на рожон Ковальчук не полезет, помяни мое слово, в радиусе километра от аэродрома его во время операции не найдешь!» Кстати, майор как в воду глядел! Когда зачитывали диспозицию или, иными словами, подробно разбирали, кто где будет находиться и что делать, — парторг оказался назначенным генералом Орловым возглавлять какую-то непонятную «группу связи», с дислокацией аж в поселке торфоразработчиков, за пять километров от аэропорта…

…Я перестал беззвучно шевелить губами, напевая легкомысленную песенку о «прекрасной маркизе» и внутренне напрягся: мне показалось, что в ближайших к летному полю кустах — метрах в двадцати со стороны леса, что-то негромко лязгнуло, словно передернули затвор. «Ага, похоже, зашевелились гады, — подумал я, почувствовав, как учащенно забилось сердце. — Спокойнее… Взять себя в руки и приготовиться — время для них самое подходящее, два часа ночи»… Но как бы я себя ни успокаивал, нервное напряжение было таким сильным, что на лбу и висках выступили крупные капли пота — это в холодную осеннюю ночь!

За три года войны приходилось бывать во всяких переделках, но в роли часового я «выступал» впервые. Вспомнились напутствия Горобца: «Выманить диверсантов на себя — вот ваша задача. Не предпринимать до самого последнего момента никаких действий — только ждать! Не спугнуть их, не дать уйти… У артиллеристов это называется „вызвать огонь на себя“!»

Легко сказать! На мне была солдатская шинель и сверху плащ-палатка с поднятым капюшоном, на голове пилотка, через правое плечо на ремне винтовка, трехлинейка системы Мосина с примкнутым четырехгранным штыком. Все, как положено обычному часовому. Плюс еще кое-что: в карманах шинели два пистолета «ТТ», снятые с предохранителя и готовые к бою — я неплохо стрелял одновременно с обеих рук. В боковом кармане брюк-галифе — граната, а за голенищем сапога — штык-нож. Так что, господа диверсанты, посмотрим, чему вас там обучал хваленый гитлеровский диверсант Скорцени. Здесь вам не Италия: на спецкурсах полгода назад мы подробно разбирали операцию немецких парашютистов по освобождению фашистского диктатора Муссолини. Уверен: у нас такой «фортель» даже близко не прошел бы, русский «Смерш» — это вам не итальянские карабинеры!

Подбадривая себя подобными оптимистическими мыслями, я не переставал чутко контролировать окружающую обстановку: можно сказать, весь превратился в зрение и слух. Теперь я был на сто процентов уверен — рядом в кустах кто-то есть. Не спеша, медленным движением якобы полусонного солдата, я снял винтовку с правого и перевесил на левое плечо. Это был знак для ребят из ангара, которые за мной пристально наблюдали: «Приготовиться! Заметил что-то подозрительное!» До них было метров пятьдесят, и в лунном свете (облаков почти не было) они неплохо меня видели — я в этом не сомневался, как не сомневался и в том, что в критической ситуации мне помогут.

На другой стороне поля, метрах в двухстах, одиноко маячила фигура такого же, как и я, «солдата-часового» — капитана Земцова. Но лес и густой кустарник подходили почти вплотную к аэродрому с моей стороны — поэтому мы были уверены, что штурм диверсанты начнут именно отсюда. Очень хотелось держаться как можно дальше от этого опасного места, но я, наоборот, подошел к кустам еще ближе и повернулся к ним спиной, боковым зрением уловив едва заметное шевеление веток, хотя ветра совсем не было. Боялся ли я? Конечно. Но в моих действиях был вполне трезвый расчет: они уверены, что имеют дело с обычными солдатами-тыловиками, справиться с которыми опытному диверсанту не составляет никакого труда, — это их и подведет! Напасть они должны одновременно — на меня, второго часового, караульное помещение — но все ребята, как и я, в полной боевой готовности, ждут…

Спиной и затылком я почувствовал, что сзади ко мне кто-то осторожно приближается: очень медленно и почти бесшумно… Почти… Живой человек, пусть даже хорошо обученный диверсант — это все-таки не бестелесное привидение. Я уловил еле различимый шорох травы — ближе, ближе… Чуть повернул голову влево и боковым зрением — нет, даже не увидел, а скорее почувствовал приближение темной фигуры подкрадывающегося человека.

У обычного солдатика-часового не было бы ни единого шанса… Только не у меня! Диверсантам не нужен шум, поэтому они постараются обойтись исключительно холодным оружием — для чего им надо подобраться ко мне вплотную. Похоже, один из них уже совсем рядом… Не могу объяснить рационально, как это происходит с научной точки зрения, но в минуты смертельной опасности у меня в голове словно невидимый переключатель срабатывает — щелк! После этого куда-то уходит весь мандраж, мозг начинает работать быстро и четко, тело наливается силой — вот как сейчас!

Я был готов к смертельному единоборству. При этом уверен: нож они не кинут, захотят действовать наверняка — стремительным броском с завершающим ударом под сердце. Так и есть! Краем левого глаза, не оборачиваясь, я зафиксировал словно летящую на меня быструю тень…

К этому моменту я уже снял винтовку с плеча и поставил прямо перед собой, уперев прикладом в землю, а голову немного опустил — со стороны казалось: устал часовой, оперся на свою «трехлинейку» и дремлет, бедолага…

Неожиданно резко присев, быстрым боксерским приемом я «ушел» всем корпусом чуть вправо с разворотом назад — одновременно, круговым движением винтовки нанес молниеносный штыковой удар по ходу вращения корпуса — назад и влево. Безусловно, нападавший не ожидал подобной прыти, да еще от какого-то полусонного солдата-тыловика. В результате удар достиг цели: сначала я ощутил, как штык входит в чужую плоть, потом, под тяжестью навалившегося на меня по инерции тела, я рухнул на траву. Но почти сразу вскочил на ноги, отбросив в сторону теперь уже мертвого врага — штык пронзил его грудь и вышел со спины, несчастный при этом не успел издать ни звука. Я даже не пытался высвободить винтовку, не было времени: передо мной, словно из-под земли, выросла фигура еще одного диверсанта. Это не было для меня неожиданностью, потому как знал их тактику: один нападает, другой страхует. Теперь этот «страхующий» бросился на меня с ножом, весьма умело применив коварный выпад вперед — как это делают фехтовальщики. «Значит, желаете по-тихому, без стрельбы, — промелькнула мысль. — Годится, нам это тоже подходит!» Того, что пронзил штыком, я и разглядеть толком не успел. Зато хорошо рассмотрел второго, увернувшись от его опасного броска и оказавшись с ним лицом к лицу, на расстоянии не более метра. В лунном свете были отчетливо видны по три маленьких звездочки на погонах его шинели — «старший лейтенант», мать твою! Роста он был чуть выше среднего, худощав, лицо, как у нас говорят, без особых примет. Только нос с небольшой горбинкой, а в остальном — даже «зацепиться» взглядом не за что. Таких тысячи. Словесный портрет подобных типов в розыске помогает мало — по опыту знаю. Но я-то «сфотографировал» его «железно» — запомнил на всю оставшуюся жизнь. Выхватив штык-нож из-за голенища, теперь уже я сделал выпад — сначала ложный, потом чуть не зацепил его предплечье, даже шинель слегка распорол. И тут раздались выстрелы — сначала несколько одиночных, откуда-то со стороны караульного помещения, потом от ангара, где засели «наши» — очередями из автоматов и пулеметов. Дальше не было смысла «играть в индейцев»: драться на ножах, сохраняя тишину. Мы это поняли одновременно.

Противник мой, попятившись назад и не выпуская финку из правой руки, почти мгновенно выхватил пистолет левой — из кармана шинели, как и я. Эта последняя деталь мне особенно отчетливо запомнилась перед тем, как мы практически в одно мгновение нажали на спусковые крючки. Выстрелы наверняка прозвучали слитно — как из одного оружия. Только этого я — уже не услышал: одновременно с неимоверно сильным ударом в грудь у меня в голове словно граната взорвалась — ярчайшей вспышкой! Затем опустился мрак…