Июнь. 1941. Запрограммированное поражение. - Лев Лопуховский

В метрополии на складах хранилось еще 2 тыс. самолетов, которые безнадежно устарели и не годились для войны с Германией. Они сохранялись только на случай колониальных конфликтов и не были брошены в бой даже в самое тяжелое время «битвы за Англию». Поляков по понятным причинам интересовали только современные боевые машины. Тем более что им приходилось самим полностью оплачивать все поставки. Ведь понятия «ленд-лиз» в то время еще не существовало. В июле 1939 г., когда угроза войны неизмеримо возросла, прибывший в Варшаву начальник британского генштаба генерал Айронсайд «обещал поставить Польше 100 бомбардировщиков новейшей конструкции и 40 истребителей типа «Харрикейн» [171]. Но и эти самолеты в Польшу вовремя попасть не успели.

Но вернемся к англо-французской дипломатии весны 1939 г. Одним из направлений ее деятельности была известная попытка достигнуть военного союза с СССР, направленного против гитлеровской Германии. Ход и результаты политических и военных переговоров между представителями Англии, франции и СССР были неоднократно и подробно описаны. Попытаемся проанализировать причины их неуспеха.

Упомянутый нами перерыв в конце 1938 г. в разработке новых советских военных планов на фоне бурных событий в международной обстановке и существенного изменения границ в Европе произошел отнюдь не случайно. Он был связан, очевидно, с тем обстоятельством, что высшее советское руководство никак не могло окончательно определиться, кого же следует считать своим наиболее вероятным противником, а кого — партнером. Все более возрастающая угроза со стороны нацистской Германии никаких сомнений не вызывала, однако наряду с ней в будущие враги записывали не только Польшу и Финляндию, но иногда даже Швецию, которая сохраняла нейтралитет во всех войнах, начиная еще с 1814 года. В директиве Ворошилова и Шапошникова наркому ВМФ от 27.02.1939 говорилось:

«Оперативный план РККА на 1939 год исходит из предположения одновременного выступления против СССР:

на Западе — объединенных сил Германии и Польши, с вероятным участием военно-морского флота Италии и на Востоке — Японии.

Учитывается возможность сохранения нейтралитета Финляндией, Эстонией, Латвией, Румынией, Болгарией и Турцией, длительность и устойчивость которого будут зависеть от создавшейся политической обстановки и успехов первых операций РККА и РКВМФ»[172].

Нельзя не отметить, что Финляндию, Эстонию, Латвию и Румынию, которых раньше неизменно причисляли к списку первых врагов СССР, на этот раз перевели в потенциально нейтральные страны. Зато Англию неизменно продолжали рассматривать в качестве ‹…› скрытого организатора и руководителя агрессии» против Советского Союза [173]. Зная все эти обстоятельства, не приходится удивляться провалу политических и военных переговоров между Англией, Францией и СССР в канун Второй мировой войны. У них было очень мало шансов закончиться успехом, слишком глубокая пропасть недоверия разделяла их участников. Для этого недоверия у обеих сторон были свои веские причины. Прежде всего долголетняя взаимная неприязнь, начавшаяся сразу после заключения сепаратного Брестского мира в 1918 г. и аннулирования большевиками всех российских долгов. Сыграли свою отрицательную роль и непрерывная враждебная пропаганда, которую вели друг против друга непримиримые идеологические противники, а также неоднократные обоюдные попытки подорвать друг у друга общественный строй. При этом каждый имел основания опасаться, что ему придется в конечном итоге голыми руками таскать каштаны из огня для выгоды другого, и, естественно, не желал этим заниматься.

Позорное Мюнхенское соглашение тоже внесло несомненный отрицательный вклад в срыв попытки создать широкую коалицию, направленную против растущей агрессии со стороны Германии. Оно не только поощрило дальнейшие аппетиты Гитлера, но и сильно подорвало веру СССР в желание Англии и Франции предпринять какие-то практические меры для обуздания нацистской агрессии. Кроме того, в то время Советский Союз в экономическом и военном отношении выдвигался в число ведущих стран мира и хотел, чтобы с ним считались в важных международных делах подобающим образом. Поэтому Сталин почувствовал себя незаслуженно оскорбленным, когда его страну бесцеремонно отстранили от участия в решении судьбы Чехословакии осенью 1938 года.

Вопреки широко распространенному мнению, многое говорит о том, что СССР тогда совсем не рвался оказать реальную помощь чехам. Так, на запрос Праги о возможной военной помощи Чехословакии Москва специально долго не отвечала, пока не стало поздно. Дипломатическая и военная активность Советского Союза носили чисто демонстративный характер. На самом деле он ни с кем воевать не собирался. Неопровержимым доказательством этого является свидетельство видного военного историка и знатока предвоенного советского военного планирования генерал-полковника Ю.А. Горькова о том, что в Генштабе РККА план оказания военной помощи Чехословакии не разрабатывался даже впрок [174]. Еще один характерный штрих: когда поляки стали требовать у чехов отдать им Тешин, СССР выступил с официальной нотой, в которой угрожал денонсировать советско-польский договор о ненападении, если они не остановятся. Поляки в резкой форме отвергли советскую угрозу и все-таки ввели свои войска в Тешин. А СССР никак на это не среагировал, «забыв» о своей же ноте. Из-за этого его авторитет в глазах польского руководства сильно упал.

Тем не менее, сделка, заключенная в Мюнхене, была воспринята советскими руководителями как откровенная попытка повернуть немецкую агрессию на Восток, т. е. направить ее против СССР. На самом деле такая точка зрения никак не соответствовала действительности, ведь для Англии и Франции было абсолютно неприемлемо дать Германии даже малейшую возможность захватить громадные советские сырьевые и продовольственные ресурсы. Обладая ими, немцы, безусловно, становились доминирующей силой в Европе, а объединившись с Японией, вполне могли начать борьбу и за передел мира. Ко всему прочему, успешно апробированная союзниками в ходе Первой мировой войны стратегия блокады Германии потеряла бы всякий смысл, если бы ей удалось овладеть плодородными землями и неисчерпаемыми источниками сырья на Востоке. В действительности руководство Англии и Франции пошли на Мюнхенское соглашение с Германией, тщетно пытаясь сохранить статус-кво в Европе за минимальную цену. Однако в данном случае истинные мотивы действий англичан и французов не столь существенны. Гораздо важнее мнение, которое создалось о них тогда у руководства СССР. А это руководство увидело в Мюнхенском сговоре очевидное подтверждение обоснованности своего давнишнего глубокого недоверия к бывшим союзникам России по Антанте.

Англичане и французы тоже имели реальные основания не верить в возможности Советского Союза стать их полезным и эффективным партнером против Германии. После громогласного разоблачения широкомасштабных заговоров в 1937–1938 гг. и связанных с ними показательных судебных процессов и массовых «чисток» в стране и ее вооруженных силах, у них появились вполне обоснованные сомнения в надежности и устойчивости СССР как военного союзника и способности его армии успешно вести большую современную войну. Это наглядно иллюстрируют приведенные в предыдущей главе примеры донесений из Москвы иностранных военных атташе.

К этому можно добавить еще одно, не менее важное соображение: Англия и Франция так же, как и СССР, сильно недооценивали возросшую за последнее время военную мощь Германии и надеялись, что в случае необходимости сумеют справиться с ней своими собственными силами. — Никто тогда пока не осознавал, что многократно увеличившийся за короткое время после ликвидации версальских ограничений вермахт взял на вооружение не только новейшую военную технику, но и передовую тактику «блицкрига», превратившись фактически в одну из сильнейших в мире армий.

Англо-французское руководство все еще питало надежду, что перед лицом непосредственной угрозы отпора с их стороны Германия все-таки не посмеет пойти на авантюру и развязать очередную мировую войну. В то же время они не забывали, что события могут пойти по совсем иному сценарию, и были вынуждены строить свои отношения с СССР, учитывая эту возможность. Цели тогдашних англо-советских политических переговоров вполне откровенно изложены в меморандуме Министерства иностранных дел Великобритании от 22 мая 1939 г.:

«Кажется целесообразным заключить какое-то соглашение, в соответствии с которым Советский Союз пришел бы к нам на помощь в случае нападения на нас на Западе, и не только для того, чтобы принудить Германию вести войну на два фронта, но и, пожалуй, по причине, изложенной турецким министром иностранных дел генералу Вейгану: если война неизбежна, то необходимо попытаться вовлечь в нее Советский Союз, в противном случае в конце войны Советский Союз, с его нетронутой армией и лежащими в развалинах Англией и Германией, стал бы господствовать в Европе. (Имеются признаки того, что подлинная советская политика направлена — и будет направлена — на то, чтобы вовлечь нас в войну, а самим постараться остаться вне ее.) Пусть даже мы не можем полностью полагаться на искреннее желание или способность советского правительства выполнить свои договорные обязательства, но, тем не менее, альтернатива, при которой Советский Союз останется свободным от всяких ограничений и будет постоянно испытывать соблазн заигрывать с обеими сторонами и стравливать их между собой, может представить собой не менее, а, пожалуй, и более опасную ситуацию, чем та, которая возникнет в случае сотрудничества с недобросовестным или недееспособным партнером» [175].