Логопед - Валерий Вотрин

— Ну, ты, значит…— сказал Рожнов.

— Я понял, Юра, — перебил Ирошников. — Это хорошо, что ты позвонил. До скорого.

И действительно, очень скоро Рожнова вызвали в Управу — главный логопед выдвинул его кандидатуру на одно из освободившихся мест в Совете.

Итак, «полядок».

Рожнов и слышать не желал жалких аргументов противников этого нововведения. Отчаявшись ссылаться на недопустимость изменения норм законодательства, они напирали теперь на то, что меняется смысл корневого слова, а с ним в новое слово привносится ложный, и даже вредный, смысл, связанный со словом «ляд». У граждан может возникнуть ощущение, что порядок, ряд отныне отменены, аргументировали официальные оппоненты Исправительного комитета. Граждане могут задаться вопросом: «На кой ляд нам этот полядок, когда он — непорядок?»

Рожнов ответил стандартной запиской на имя всех трех оппонентов:

«Совет руководствовался многочисленными обращениями граждан и организаций, представивших неопровержимые примеры употребления в народе слова «полядок», а также результаты миниреферендумов в нескольких муниципальных образованиях по всей стране, где гражданам были заданы вопросы: «Произносите ли вы слово «порядок» как «полядок»? «Целесообразно ли, по вашему мнению, официально закрепить употребление слова “полядок”?» Подавляющее большинство граждан ответили на оба вопроса утвердительно».

Одним из официальных оппонентов Исправительного комитета при Высокой Управе был Страхов, всегдашний противник Рожнова. Оба получили назначение на свои новые должности почти одновременно, с перерывом в пару дней, но назначение Страхова официальным оппонентом Исправительного комитета было неожиданным. Уже либералы всех мастей зашевелились внутри касты — а тут Страхов, известный консерватор, получает возможность официально тормозить представление любого либерального члена Совета логопедов. На посту члена главной проверочной комиссии Страхов столько раз срывал планы по призыву кандидатов, что жалобы на него составили в Совете три толстых фолианта, прошитых крепким шпагатом. Несмотря на это, Страхов удержался и даже укрепил свои позиции — у него были тайные покровители. В сущности, за Страховым стояло все консервативное крыло логопедии. Из двух других оппонентов Исправительного комитета один был назначен по его рекомендации. С самого своего назначения Страхов развернул непримиримую борьбу с Рожновым и другими либеральными членами Совета. Эта борьба до последнего времени шла с переменным успехом, но с назначением либерала Теплова на пост председателя комитета оппоненты начали проигрывать. Это приводило Страхова в неистовство, а Рожнова — в тихий восторг.

Последний месяц борьба развернулась вокруг речеисправительного ведомства. Высокая Управа явно взяла курс на то, чтобы подчинить речеисправителей себе. Совет логопедов дал понять, что не возражает. Страхов не сомневался, что это сговор, и догадывался, кто за этим стоит. С давних пор, еще когда молодой Рожнов добился смещения с должностей всего руководства речеисправительного ведомства столичного Цибиковского района, он словно дал обет бороться с речеисправителями на всех уровнях. Его внезапные инспекционные поездки по речеисправительным курсам создали ему славу гонителя: Рожнов добивался увольнения виновных, даже когда нарушения, по всеобщему мнению, были пустяшные. Не было новостью и то, что речеисправителей хочет подчинить себе Управа. На протяжении долгих лет этого добивались все генерал-прокуроры, но ведомство, опираясь на поддержку логопедов, оставалось судебным органом. Теперь, когда поддержка логопедов внезапно исчезла, ведомство оказалось практически незащищенным. Его директор Гуселетов принялся забрасывать Совет паническими письмами о том, что к нему в очередь выстроились девять управских проверок, что затребована секретная статистика по несчастным случаям (так официально именовались немтыри), что будущее ведомства под угрозой. Совет безмолствовал. А потом замолчал и Гуселетов: его принялись проверять так основательно, что времени на письма у него уже не осталось.

Вот тогда и настало время Рожнова. Он замыслил проверку всех столичных исправдомов, находящихся в ведении речеисправительного ведомства. Исправдомами в быту называли лечебницы, где содержались немтыри — несчастные жертвы речеисправительных курсов. Некоторым удавалось остаться на свободе. Большинство запирали в исправдомах: ведомство не было заинтересовано в том, чтобы общество узнало о масштабах потерь. Однако недовольство и злоба на речеисправителей росли. Усилился поток жалоб от населения. С негласного разрешения партийного руководства и согласия логопедов некоторые обкомы на местах начали партийные проверки речеисправительных курсов и исправдомов.

Так что свой завершающий удар по речеисправителям Рожнов рассчитал отменно. Почва была подготовлена: у него накопился огромный материал на речеисправителей, в том числе из архива Тайного департамента, где обнаружилось любопытное анонимное свидетельство — рукописная тетрадь, озаглавленная «Немтыри», сборник свидетельских показаний о преступлениях речеисправителей. Эти материалы Рожнов отправил на ознакомление и в Управу, и в Совет логопедов, после чего по особым каналам получил информацию, что против дальнейших действий Рожнова руководство не возражает. К тому времени подоспел и указ о переводе речеисправительных учреждений в ведение министерства образования.

Итак, руки у него были развязаны. Одно только смущало Рожнова: о грядущей инспекции по исправдомам откуда-то прознал Страхов. Таиться он не стал, а сразу позвонил Рожнову. Разговор длился недолго:

— День добрый, Юрий Петрович. Страхов беспокоит.

— Добрый день, Александр Николаевич. Слушаю вас.

— Я буквально на две минуты. Хочу, чтобы вы знали — нам известно о ваших намерениях, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы ваш преступный сговор с Партией завершился большой неудачей.

— Вот не знал, что вы сочувствуете речеисправителям.

— А я им не сочувствую, Юрий Петрович. Отдельные их недостатки известны. Но то, что собираетесь сделать вы… не отпирайтесь, ведь вы хотите упразднить ведомство.

— Это не в моих силах. Зато я могу затеять расследование. У меня, Александр Николаевич, столько на них материала, что девать некуда. И это истинно вопль народный. Не слышать его дольше — преступление.

— Преступление — то, что собираетесь сделать вы. В общем, я вас предупредил, Юрий Петрович.

— А я вас, Александр Николаевич.

— Всего доброго.

— До свидания.

Положив трубку, Рожнов задумался, к чему может привести эта утечка информации. Свои проверки он всегда организовывал в строжайшей тайне. Помогало также и то, что никто прихода логопедов не ожидал. Речеисправители не привыкли к таким проверкам. Оповестит ли их Страхов? Вряд ли тот мог узнать, какие именно исправдома подвергнутся проверке, но все же…

Рожнов и вправду желал упразднения речеисправительного ведомства. Это было истинной целью его проверки. Более того, это было его мечтой. Странная уния, намечающаяся между Партией и логопедами, радовала его. Рожнов был уверен, что в результате победитель будет один — Язык. Тогда и народу будет легче. Разумеется, какие-то законы следует сохранить. Но такие калечащие, репрессивные ведомства, как институт речеисправителей, никому не подконтрольный, следует уничтожить. Он давно утвердился в этом мнении, с первого своего посещения цибиковских речеисправительных курсов.

Рожнов был за осмотрительные реформы.

Тогда, в Цибикове, ему не удалось закрыть курсы. Более того, за стремление это сделать ему наверху дали по шапке. Но снять с работы и упечь за решетку за выявленные нарушения все руководство курсов ему удалось, и это он считал первым своим достижением и первой победой. Кандидатов, конечно, продолжали посылать на речеисправительные курсы, но Рожнов взял этот процесс под личный контроль и следил за тем, чтобы кандидаты набирали минимально необходимое количество часов. Уже на следующий год кандидаты от Цибиковского района заполнили призывные пункты Партии. Это были, по мнению Рожнова, достойные люди, вовсе не сорный народ. В признание его заслуг Рожнова специально вызвали к члену Управы Вереину, ответственному за кадровые вопросы, чтобы вынести ему особую благодарность за вклад в улучшение кадровой ситуации на местах.

Потом были другие назначения, все в пределах столицы. Рожнова стали бросать в самые сложные районы, где на фоне тяжелой экономической ситуации отмечались массовые нарушения, допускаемые речеисправительными органами. Для Рожнова не было секретом, что за этими назначениями стоит Партия, увидевшая в нем удобного борца с давним врагом. Знала об этом и логопедия. Отец, вначале одобрявший его действия, потом осудил его. Они так и не восстановили добрых отношений: спустя несколько месяцев Петр Александрович неожиданно скончался. Не надолго пережила его и мать. Андрей, сын, давно стоящий на ультраконсервативных позициях, тоже осуждал Рожнова. И внутри касты Рожнов не избежал косых взглядов, но сотрудничество с Партией ему спускалось с рук — такую ненависть вызывали речеисправители у обеих сторон.