Лучший телохранитель – ложь - Стив Мартини
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Продолжайте.
— Та ракетная часть русских относится к началу шестидесятых годов. Примерно в 1965 году, после Карибского кризиса, она прекратила существование. На втором увеличенном изображении, — продолжал Бритен, — была нашивка с именем над карманом. По словам источника, все с той же куртки. Прочитать можно только первые две буквы фамилии военнослужащего. Они написаны русскими буквами и на английском языке читаются как NI. А дальше идут документы, — закончил он. — Первая подборка помечена грифом «Строго секретно». Они были подготовлены комитетом Совета национальной безопасности. Большая часть бумаг датирована поздней осенью 1962 года и началом зимы 1963 года. Последний документ, полагаю, был подписан всего за шестнадцать дней до убийства президента Кеннеди. Там же находится ряд переводов документов советского военного командования и представителей их разведки, приобретенных ЦРУ в начале девяностых, после крушения Советского Союза. Документы-оригиналы относятся к периоду между октябрем и концом декабря 1962 года. В целях экономии времени мы сделали выжимку основных положений на одной странице. Да, я думаю, она тоже должна быть где-то здесь.
Торп очень быстро пробежал глазами краткий конспект.
— Подождите… подождите… — вдруг сказал он. — Помню, я что-то слышал об этом парне от мастодонтов из ЦРУ. Это, кажется, было лет тридцать назад. Легенды о Якове Никитине. Он был персоной, покрытой мраком. Советы позволили всплыть его имени после неразберихи с кубинскими ракетами. Значит, мы преследуем призрак. Не могу вспомнить, как же его тогда называли?
— Хранитель лжи, — подсказал Левеллин.
— Точно. — Торп щелкнул пальцами и указал на Левеллина: — Я всегда мог положиться на твою память, Герб.
— Это выражение, позаимствованное из знаменитой цитаты Черчилля, — продолжал Левеллин. — Там говорилось о том, что во время войны правда становится настолько драгоценной, что ее всегда должны сопровождать телохранители лжи.
— Да, тогда мы так и думали, — промолвил Бритен. — Но, как оказалось, и мы могли ошибаться. Те старые документы советской разведки из архивов КГБ, на которые ссылается краткая справка, что были приобретены после краха Советского Союза. Если верить им, фигура Никитина была реальной, как и его секреты.
— То есть вы хотите мне сказать, что Никитин и есть тот мужчина в форменной куртке с фото? — спросил Торп.
— Надпись на кармане, похоже, совпадает с первыми двумя буквами его фамилии, — подтвердил Бритен.
— Ну, хорошо. Предположим, что я поверил в это. Все очень интересно, но это старая история. Мы здесь говорим о 1962 годе, с тех пор прошло уже почти пятьдесят лет. Я хочу сказать, вполне возможно, что тот человек все еще жив. Но его дело, черт возьми, нет. Этого никак не могло случиться. — Торп посмотрел на Герба Левеллина, сидевшего за столом напротив: — Скажи, Герб, я ведь прав?
— Хотелось бы верить. При других обстоятельствах я не колебался бы ни минуты. Но боюсь, все не так просто.
— Ты шутишь.
— И не думаю.
Торп посмотрел на часы. На уроки физики уже не оставалось времени.
— Рей, сделай одолжение, сходи к моему секретарю. Пусть он позвонит в офис директору и скажет тому, что я буду на месте через пару минут. Я немного запаздываю.
Зинк быстро вышел из комнаты, чтобы выполнить распоряжение начальства.
— Герб, я начинаю склоняться к мысли, что ты не так уж и не прав, когда говоришь о том, что некоторые документы не имеют срока давности и должны храниться вечно. Позже мы вернемся к этой теме. Но я подозреваю, что даже если этот тип сейчас жив и если у него вообще что-то сохранилось, он, скорее всего, сидит где-то в инвалидном кресле.
— Я так не думаю, — парировал Левеллин.
— Ладно, поговорим об этом, когда у меня будет больше времени, — прервал его Торп. — Сейчас, как я полагаю, нам придется сражаться с ветряными мельницами здесь. И вообще, не следует забывать, что те старые советские документы могут быть просто дезинформацией. Во времена холодной войны этим не брезговала ни одна из сторон. Нужно было просто сочинить сказку, положить ее в соответствующую папку и позволить противнику добраться до нее. А потом мы тратим миллиарды долларов в поисках цветочков.
— А как насчет убийства Пайка и исчезновения того фотоаналитика? — напомнил Бритен.
В это время в комнату вернулся Зинк и прикрыл за собой дверь. В руке у него был лист бумаги.
— Ну, я не знаю, — ответил Торп. — Все это дело, конечно, плохо пахнет. Но единственное, что позволило нам связать убийство Пайка с именем того русского, — это догадки того пропавшего аналитика. Но и это слишком слабые аргументы. Мы докопались до связи с советскими документами пятидесятилетней давности.
— Не совсем так, — поправил Зинк. — Точнее, уже совсем не так. Посмотрите сюда. — И он вручил лист бумаги Торпу.
— Что это?
— Это ордер на арест подозреваемой в убийстве Пайка. Я дал указание своему секретарю, чтобы она нашла все, что предпринимается силами государственного правопорядка, любые данные, связанные с тем делом. И пока мы здесь сидели, на моем столе оказалось вот это. Подозреваемая является иностранной гражданкой, ее имя Катя Солаз. Она находится в нашей стране по паспорту Республики Коста-Рика. Судя по заметке моего секретаря, эта женщина жила с Пайком в момент, когда тот был убит. Но посмотрите еще раз на ее фамилию: одно из имен, которыми она пользовалась, звучит как Катя Солаз-Никитин.
Взглянув на имя, указанное на листе бумаги, Торп снова глубоко вздохнул:
— Вы уверены в этом?
— Да, я могу подтвердить. Ведь если полиция получила эти данные с листа заявки, они должны были свериться с чем-то — либо с паспортом, либо с водительским удостоверением.
— Распорядитесь, чтобы пара агентов из отдела в Сан-Диего отправилась в суд и как следует прошерстила там по этому поводу документы полиции. Сделайте это прямо сегодня. Скажите им, что нам нужно все, что там имеется, связанное с фамилией Никитин. Проверьте еще, не получили ли там дополнительной информации относительно личности подозреваемой, особенно касающейся ее семьи. Попытайтесь узнать, как она оказалась в Коста-Рике.
Пока Торп спешно выстреливал эти указания, Зинк и Бритен быстро делали пометки в блокнотах.
— Скажите агентам, чтобы они просмотрели все документы и опросили всех лиц, привлеченных полицией в качестве свидетелей. Пусть проверят и все, что было у женщины при аресте, и все улики, найденные на месте преступления, а также все принадлежащие ей вещи. Да, еще проверьте, нашла ли полиция в доме Пайка компьютер, один или несколько.
— Хорошее замечание. Почему мы не подумали об этом раньше? — заметил Бритен. — Может быть, сможем найти те цифровые фото, что Пайк послал в лабораторию. Кто знает? Что еще?
— Проинструктируйте агентов, чтобы они особое внимание сосредоточили на фотографиях. Пусть обратят особое внимание на фото старика в поношенной куртке защитного цвета, — продолжал Торп. — Если они найдут снимки, которые подходят под это описание, пусть забирают их и срочно звонят сюда. Я не хочу, чтобы эти фото вновь исчезли, если, конечно, мы не занимаемся сейчас напрасным трудом. — Он в очередной раз посмотрел на часы: — Проклятье! Мне нужно бежать, чтобы снова изображать из себя мальчика для битья, из которого пытаются выколотить дерьмо.
Торп собрал свои заметки и сгреб со стола папку.
— Рей, сверьтесь с моим рабочим графиком, давайте снова встретимся при первой же возможности, как только обнаружим в этом преступлении что-то серьезное. Да, Герб, нам с вами все еще нужно поговорить по поводу того приспособления.
Глава 17
Алим ждал в кустах на опушке леса возвращения одного из своих людей с нужной ему информацией. Тому человеку была поставлена простая задача: проследить за дочерью Никитина, куда бы она ни отправилась, когда выйдет из лагеря. Но сделать это не удалось. Именно поэтому фотографии отца, сделанные женщиной, на которых были запечатлены также и Алим с товарищами, оказались в компьютере того американца, а оттуда отправились в специальную фотолабораторию в Соединенных Штатах.
Первой мыслью Афунди было то, что дочь Никитина работает на американцев. Вместе с переводчиком он взялся за русского и забросал того вопросами.
Никитин уверял, что его дочери ничего не известно и что он хотел бы, чтобы так продолжалось и далее. Русский отлично знал о том, как опасно порой бывает знание. Он сказал Афунди, что его дочь знает единственное — много лет назад ее отец дезертировал из Советской армии. Она считала, что именно поэтому он и прячется.
Но Афунди это объяснение не удовлетворило. Если дезертирство из Советской армии было единственной причиной того, что Никитин скрывался, то почему он не вернулся назад, к семье, после того как Советский Союз прекратил существование? Естественно было бы, если бы дочь задавала отцу этот вопрос тысячи раз.