Падение Запада. Медленная смерть Римской империи - Адриан Голдсуорти

В империи никогда более не удавалось поддерживать мир в течение двадцати лет, как это было с момента поражения Клодия Альбина до смерти Каракаллы. Военные мятежи и неудавшиеся попытки переворотов периодически случались в годы правления Элагабала и Александра, но ни одна из них не закончилась успехом до 235 года. С этого момента и до падения Западной Римской империи можно насчитать лишь несколько десятилетий, когда не полыхала масштабная гражданская война. Какой разительный контраст с первыми двумя столетиями принципата[26]! В то время гражданская война считалась невероятной. Теперь же для всех поколений римлян гражданские войны и узурпации стали нормальным явлением жизни. Природа конфликтов также коренным образом изменилась; то же можно сказать и о людях, добивавшихся высшей власти. Макрин и Максимин были всадниками, Элагабал — всего лишь мальчиком, объявленным незаконным сыном императора. Все эти люди выросли вдали от Рима и считались не вполне римлянами; по крайней мере такого мнения придерживалась аристократия.

Невозможно даже представить себе, что пятьдесят лет назад кто-то из них мог бы стать императором. Как ранее утверждал Тацит, «разглашенной оказалась тайна, окутывавшая приход принцепса к власти, и выяснилось, что им реально стать не только в Риме». Теперь казалось, что на высший пост может рассчитывать куда больше людей — до тех пор, пока они будут располагать войсками, готовыми сражаться за них. В целом население с самого начала принципата демонстрировало любовь к династиям. Для многих провинциалов не имело значения, кто добился высшей власти в Риме, пока этот «кто-то» отвечал на петиции, назначал относительно честных и способных наместников и не слишком повышал налоги. Предпочтение всегда отдавалось представителям одной и той же фамилии, носившим одно и то же имя. Когда Север самостоятельно принял имя Антонин, а Элагабала и Александра объявили сыновьями Каракаллы, политические преимущества фамильных связей оказались ослаблены.

Теперь императорами становились люди, не причастные к старой сенаторской элите. Значительно более многочисленное всадническое сословие по всей империи занимало все больший и больший процент ведущих должностей в армии и администрации. Изменилось и само представление о том, что значит быть римлянином. В 212 году Каракалла издал эдикт, гарантировавший гражданство практически всему свободному населению империи. Дион злобно замечает, что ему необходимо было пополнить казну, поэтому те подати, которые должны были выплачивать граждане (в частности, налог на наследство), распространили на значительное число людей. Историки додумались до того, что Каракалла, опять-таки подражая Александру Великому, стремился интегрировать в одно целое подданных, принадлежавших к разным расам. Сохранились фрагменты папируса, содержавшего, по-видимому, копию эдикта, но уцелевший текст состоит из общих мест. Император благодарил богов за то, что те сохранили его — непонятно, от последствий «заговора Геты» или опасностей морского путешествия, — и призывал все население разделить его благодарность. В конце концов, мы не можем знать, что именно двигало импульсивным императором. В итоге повседневная жизнь большинства людей не претерпела достаточно серьезных изменений, хотя теперь они стали подчиняться другим законам. Все оставались членами своих и прежде существовавших общин, будь то город или деревня. Что неизбежно, при таком количестве новых граждан размер сборов уменьшился. Римская юридическая практика всегда имела тенденцию приберегать более тяжкие меры наказания для менее состоятельных людей, не обладавших достаточными связями. Теперь в законах систематически подчеркивалось различие между «более достойными» и «более низкими» людьми. Вместе с тем продолжали сглаживаться различия между Италией и провинциями{91}.

Глава четвертая.

ЦАРЬ ЦАРЕЙ

Я — почитающий Мазду божественный Шапур, царь царей ариан [т.е. персов] и не персов… Когда я первым установил власть над народами, цезарь Гордиан со всей Римской империи и наций готов и германцев собрал войско и выступил против Ассирии, против наций персидских и против нас. Великая битва произошла близ ассирийской границы в Мешике. Цезарь Гордиан был разгромлен, а римская армия уничтожена.

Персидский царь Шапур I, описание победы над римлянами в 244 году{92}

В марте 1920 года солдаты британской армии в Индии, находившиеся на берегах Евфрата в Сирии, наткнулись на по-настоящему замечательную археологическую находку. Несколько сипаев, орудовавших лопатами, чтобы установить пулемет, обнаружили храм, который в течение более чем шестнадцати веков скрывала земля. Командовавший ими офицер, некий капитан Мерфи, понял, что это римская постройка. Все четыре стены были богато украшены изображениями сцен жертвоприношений. По странной случайности на одной из фресок изображались воины — римские воины, какими они были примерно в 238 году. То были офицеры XII Пальмирской когорты, красовавшиеся на фоне своего штандарта (vexillum), красного знамени, свешивающегося с перекладины на верхушке высокого шеста. Впереди них командир, трибун Юлий Теренций — его имя четко написано на латинском рядом с ним. Он возлагает ладан на алтарь. Другой человек обозначен как «Темес, сын Мокима, жрец», однако на сей раз по-гречески. Объектом почитания являются три изображения богов — или, возможно, императоров — и духи-хранители, или фортуны, двух городов, Пальмиры и Дураевропос, где это все и было обнаружено.

О Дураевропос мало известно из литературных источников, но все изменилось, когда начала осуществляться программа широкомасштабных раскопок в этом месте. К этому времени Сирия оказалась под контролем Франции, и группы французских и американских археологов пользовались поддержкой и защитой со стороны солдат Иностранного легиона, а также привлеченных для этого местных воинских частей. Это была подходящая экзотическая комбинация, если учитывать, что космополитизм был отличительной чертой данной приграничной общины. Дураевропос была основана примерно в 300 году до н.э. как македонская колония, и в течение всей истории греческий, по-видимому, оставался главным языком в повседневной жизни ее обитателей. Однако надписи, граффити и папирусы показывают, что здесь постоянно имели хождение и другие языки, в том числе арамейский, пальмирский, парфянский и латинский. Парфяне владели городом в течение двух с половиною столетий, прежде чем он перешел в руки римлян в 165 году во время кампании Луция Вера. Только девяносто лет спустя Дураевропос пала, атакованная врагом и оставленная навсегда{93}.

Условия в Дураевропос таковы, что до нашего времени сохранилось то, что обычно не сохраняется, — деревянные щиты с красочным декором на них, боевые копья, мастерские и большое число документов, написанных на папирусе. Многие из них имеют отношение к XII Пальмирской когорте, благодаря чему последняя оказалась наиболее освещенным в источниках соединением римской армии. Как и всегда у бюрократов, темы очень рутинные. Здесь есть повседневные сообщения со списками лиц, годных к службе, — когорта состояла преимущественно из пехотинцев, но также и из некоторого числа всадников и даже наездников на верблюдах. В сообщениях упоминаются выбывшие, отправленные в увольнение или вернувшиеся к исполнению обязанностей. В других говорится о размещении лошадей для кавалеристов с указанием возраста каждой из них и ясным описанием масти животных.

Судя по всему, XII когорта представляла собой основную часть постоянного гарнизона. (Интересно, что парфяне в прошлом держали здесь отряд лучников, которых снабжали сами пальмирские союзники, чтобы удерживать город.) Другие воинские части, включая отряды легионеров, также часто бывали здесь. Солдаты пальмирской когорты являлись ауксилиариями, но действительное различие в статусе между этими войсками и легионами теперь уже было не так велико, как прежде. Практически все воины когорты являлись римскими гражданами. Среди их имен наиболее общее — «Марк Аврелий Антонин такой-то», показывающее, что они получили гражданство в соответствии с затронувшим все население эдиктом Каракаллы и стали носить имя этого императора. Некоторые из них происходили из Пальмиры, но многие и из других сирийских общин. В римской армии существовала тенденция при всякой возможности набирать рекрутов из местных жителей{94}.

Семья Юлия Теренция получила имя и гражданство от императоров более раннего времени. Как командир когорты Юлий имел всадническое достоинство. На упомянутом изображении он показан человеком высокого роста, хотя, возможно, это лишь отражение его статуса, с подстриженной бородой и волосами. Бросается в глаза разнообразие причесок; почти все офицеры носят бороды. Один из них выделяется благодаря светлому цвету волос. У трибуна белый плащ, в отличие от более темных плащей оливкового оттенка, которые мы видим на остальных. Все они безоружны, хотя шлемы, панцири и щиты, конечно, применялись в боях; на них плотно облегающие штаны, обувь, скорее напоминающая закрытые туфли, чем сандалии, и белые туники с длинными рукавами. Края туник — красного цвета, у Теренция и офицеров в первом ряду — по две красные поперечные полосы на каждом рукаве. Они выглядят не совсем так, как классические римские воины, но такая униформа была обычной для того периода, и даже императоры подлаживались к этому стилю.