Летоисчисление от Иоанна - Алексей Викторович Иванов

САРАНЧА

Измученная впечатлениями Маша уснула на лавке в библиотеке Иоанна. Государь бережно накрыл Машу своим халатом, вынул у неё из рук икону и поставил в головах.

Поздно ночью в библиотеку вошёл Филипп.

Иоанн сидел в кресле возле открытого окошка. В окошке сияла луна. Иоанн держал на коленях книгу. То ли он читал при лунном свете, а то ли и без всякого света помнил книгу наизусть.

Филипп уже не находил слов для государя. Всё было сказано — и всё вывернулось наизнанку. Слова расплылись, как рыбы. Филипп ничего не смог опровергнуть. Но он верил, что воеводы неповинны. И эта вера была сильнее всех доказательств их вины.

Иоанн глядел на Филиппа мёртвыми, серебряными глазами.

— Чего домой не идёшь, Филипушка? — шёпотом спросил Иоанн.

— Не могу, — бессильно покачал головой Филипп. — Помилуй воевод.

— Ты же сам их вину признал, — робко и виновато напомнил Иоанн.

— Не верю суду своему, — твёрдо ответил Филипп.

Иоанн печально улыбнулся и осторожно переложил книгу на ближнюю полку. Потом встал и приблизился к Филиппу, потянулся к уху митрополита.

— Ты осудил, я осудил, это уже не важно! — едва слышно выдохнул он, словно открывал страшную тайну. — Все виноваты, Филипушка!

Филипп только открыл рот возразить, как вдруг Иоанн прижал палец к губам и зашипел:

— Тсс!

Филипп непонимающе глядел на государя.

— «Из дыма вышла саранча на землю…» — зашептал Иоанн.

Он смотрел на Филиппа круглыми, блестящими глазами. Филипп чуть отпрянул от государя, будто от сумасшедшего, но Иоанн мягко и требовательно взял Филиппа за руку. Иоанн рассказывал картину Откровения так, словно видел сам наяву.

— «По виду своему саранча была подобна коням, приготовленным на войну; и лица же её — как лица человеческие; и волосы у ней — как волосы у женщин…»

Иоанн мягко потянул Филиппа к окошку, и Филипп не осмелился воспротивиться. Его душу всколыхнул чистый, детский ужас.

— «На ней были брони, как бы железные… — на ходу шептал Иоанн. — У ней были хвосты, как у скорпионов…»

Иоанн передвигался на цыпочках. Спрятавшись за простенок, он пальцем указал Филиппу в окошко.

Филипп выглянул.

Во дворе Опричного дворца, шурша, как берестяная, ворочалась огромная Саранча. Её змеиный хвост с хрустом царапал по кирпичной стене загнутым жалом. Под луной на Саранче тускло сиял воинский доспех. Ветерок шевелил длинные вьющиеся чёрные волосы.

— «Власть же её была — вредить людям пять месяцев»! — завершил Иоанн.

По крышам крылечек и по гульбищам Саранча полезла на верхний ярус Опричного дворца. Мимо лица Филиппа пронеслась волосатая лапа с когтями. Саранча вдруг остановилась на полпути, изогнулась сверху вниз и посмотрела на митрополита.

У Саранчи было нежное, прекрасное, ужасное лицо царицы Марии Темрюковны.

Филипп окаменел.

Саранча внезапным хлопком растопырила во все стороны жёсткие надкрылья и длинные, узкие, прозрачные крылья с тёмными прожилками. Затрещав крыльями, Саранча, как демон, взлетела в звёздное небо.

Глубокой полночью Генрих Штаден услышал в подвале Опричного дворца какие-то глухие завывания. Не выдержав зуда любопытства, Штаден решил всё-таки выяснить, в чём там дело.

Стражник на входе спал. Штаден спустился по каменной лесенке и приоткрыл дверь подвала.

В большой подвальной палате, освещённой свечами, на коленях стояло множество опричников в монашеских рясах. Они истово молились на странный иконостас — беспорядочную пестроту икон, повешенных прямо на стену.

Штаден услышал голос Иоанна:

— Молю ти ся, грозный посланниче вышняго царя, воевода…

Прищурившись, Штаден разобрался: посерёдке стены темнела икона Спаса, а остальные образа окружали её кольцами — сонмами.

— Весело возриши на мя, окаяннаго, да не ужаснуся твоего зрака и весело с тобою путешествую… — надрывно гудел Иоанн.

В одеянии игумена царь стоял прямо под Спасом, впереди всех.

— Плачася и вопию, воевода небесного царя! — нестройно отозвались опричники.

Штаден на корточках уткой подобрался к последнему ряду.

— Грозно восхождение твоё, да не вскоре растлите мене грешнаго, но весело и тихо наной мене смертною чашею…

Опричники вразнобой кланялись, все как заколдованные. Крайним был Федька Басманов. Штаден тихонько подёргал его за рукав. Федька очумело обернулся.

— Чёрная месса государя вашего есть? — лукаво спросил Штаден.

— Молчи, Гришка! — перепугался Федька. — Это Канон Ангелу Грозному воеводе!

— Великий, мудрый хитрец! — вдруг отчаянно закричал Иоанн. — Никто же не может твоея хитрости разумети, дабы скрылся от твоея нещадности!

— Государь сам этот Канон сложил, — оглядываясь то на Штадена, то на иконостас, прошептал Федька. — Убирайся отсюда — растерзают!

— Святый ангеле, умилися о мне окаяннем! — грянул Иоанн.

— Мудрый ангеле просвети ми мрачную мою душу! — залаяли опричники. — Своим светлым пришествием!..

Штаден трижды переплюнул через плечо и задом пополз обратно к двери, пока его никто не заметил.

— Да во свете теку во след тебе! — гулко лаяли опричники.

Глава 6

МЕДВЕЖЬЯ КАЗНЬ

Иоанну хотелось, чтобы тех, кого он назначил на казнь, карала какая-то высшая сила, стихия. Это означало бы, что приговорённые и вправду изменники, прогневившие небеса. И ещё это означало бы, что вселенная действует не только заодно с государём, но и по воле его.

В центре двора Опричного дворца врытыми кольями была выгорожена площадка с крепкими воротами. По площадке, принюхиваясь и взрыкивая, ходили пять бурых медведей. Между кольями ограды оставались просветы, и вдоль частокола кучами сбилась дворцовая челядь, глазеющая на зверей.

Иоанн сидел в своём любимом кресле, которое стояло на крыльце, покрытом ковром. Рядом с Иоанном столпились лучшие его люди — Басмановы, Очины, Плещеев, Грязной, Вассиан, Кай-Булат, Штаден. Малюта Скуратов держал на руках хроменького сыночка Гаврилушку. Но ближе всех Иоанн подтянул к себе Филиппа.

Измождённый, почерневший Филипп угрюмо оглядывал переходы и гульбища дворца, усеянные кромешниками в монашеских одеяниях. В руках кромешники держали луки.

Рядом с собой в кресло Иоанн втиснул Машу. Её одели как на пир, обвесили бусами и золотом. Только облезлая икона в руках Маши никак не вязалась с богатым нарядом.

— Хороши? — любуясь медведями, спросил Иоанн Филиппа.

— Государь… Не надо… — в который раз сказал Филипп.

— Не нравится тебе, Филипушка, свой суд — вот тебе суд Божий! — с деланым простодушием возразил Иоанн.

На дворе зашумели. Из дверей подвала стражники потащили шестерых воевод — Бутурлина, Шуйского, Колычева, слепого Салтыкова, Нащокина и Головина. Ворота в частоколе приоткрыли, вытолкнули воевод к медведям и затворили створки на могучий засов.

Филипп перекрестился.

— Не испугаешься, сестрёнка? — заботливо спросил Иоанн у Маши.

— Боюсь… — созналась Маша.

— Там враги мои, — пояснил Иоанн. — Выглядят людьми, а сами звери. Вот пусть с мишками и дерутся.

— Жалко их…

— Ты у меня добрая выросла, потому