Шпион, который спас мир. Том 2 - Шектер Джеролд

Дженет провела его через три зала для приемов и дала ему возможность увидеть, как она спускается по главной лестнице. Когда они добрались до холла перед главным входом, Дженет услышала, что Пеньковский спросил у молодого английского дипломата, как пройти в гардеробную. Его проводили в восточное крыло посольского особняка, где напротив входа его перехватила Дженет. Обмен материалами состоялся в одной из ниш гардеробной. Пеньковский передал Дженет пакет, который был спрятан под пиджаком, а она передала ему письмо от англо-американской группы контроля, двенадцать роликов чистой пленки и перевод на русский язык книги Ральфа Лэппа «Человек и космос».

Пеньковский вернулся на прием. Дженет осталась в кабинете своего мужа, который находился в том же крыле посольского особняка, что и гардеробная. Минут тридцать спустя в кабинет пришел Рори Чисхолм, и Дженет отдала ему материалы Пеньковского. Пеньковский передал ей семь роликов отснятой пленки, отчет на четырех страницах, шифровку на двух страницах из отрывного шифровального блокнота и письмо на трех страницах[10].

Письмо Пеньковского, адресованное «моим дорогим друзьям», было написано 15 мая 1962 года. В нем он писал, что надеялся увидеться с ними в апреле, но несколько событий вынудили его отменить поездку. В январе планировалось начать его подготовку с целью замены одного из сотрудников в Международной комиссии по атомной энергии при Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке или Вене. Ее отменили, объяснив ему, что сначала нужно съездить в США, чтобы Государственный комитет получил возможность увидеть реакцию ФБР на его присутствие там. В ГРУ Пеньковскому сказали, что у них имеются перехваты американской почты из Турции, в которых его фамилия дважды указывалась американцами как фамилия офицера ГРУ. «На этом основании, — писал Пеньковский, — меня просили повременить с поездкой в Сиэтл до апреля».

В апреле он написал: «Серов лично предложил мне возглавлять делегацию в Сиэтл. Мы обратились за визами. Моя группа и я визы получили. Совершенно неожиданно последовал телефонный звонок и письмо из Центрального Комитета о том, что направлять эту делегацию в Сиэтл несвоевременно и что поездка на эту ярмарку откладывается до сентября 1962 года».

Проанализировав ситуацию, Пеньковский высказал предположение, что причина отсрочки кроется в следующем: «Центральному Комитету стало известно, что американцы готовятся предпринять какие-то провокации против советских представителей на ярмарке. Не поехал ни один из нас. Далее последовал отказ от обещания прислать делегацию. Было решено до поры до времени бойкотировать ярмарку в Сиэтле.

После этого в середине апреля друзья из Комитета и ГРУ предложили послать меня в качестве руководителя группы от Комитета на советскую промышленную выставку в Бразилию. Руководство Комитета и ГРУ согласились. Все документы были направлены в Центральный Комитет, и виза была получена. Я даже успел получить командировочные. За два дня до отлета некто из КГБ позвонил Серову лично и заявил следующее: «Пока нецелесообразно посылать его на Американский континент, поскольку есть сведения, что американцы им очень интересуются. Были зафиксированы частые телефонные звонки перед тем, как ему выдали визу в Сиэтл; на выставке можно ожидать всяких провокаций против него». Серову ничего не оставалось делать, как «принять к сведению» эти предупреждения и воздержаться от направления меня в Бразилию. (Кроме того, следует учитывать положение самого Серова.) В поездке мне было отказано. А группа вылетела на выставку. Пока было решено не строить никаких планов относительно моих поездок куда-либо, а мне продолжать работать в Комитете. Предположительно «соседи» (КГБ) располагают информацией о том, что мой отец не умер и находится за границей. Эта информация появилась в конце 1961 года. Сразу же начавшийся поиск места захоронения моего отца оказался безрезультатным: могилу отыскать не удалось. Не были найдены и документы, удостоверяющие смерть отца. Мое высокое начальство не придает этому особого значения и полагает, что мой отец умер».

Прошлое его отца по-прежнему омрачало перспективы Пеньковского. Время бежало. Он написал: «В сентябре 1962 года исполнилось 25 лет моей службы в армии. Если «соседи» будут продолжать копаться в моей биографии, меня могут отправить в запас или в лучшем случае переведут из ГРУ на какую-нибудь другую работу.

Я сыт всем этим по горло, у меня уже не хватает ни сил, ни энергии для моих друзей и покровителей. Мне очень хочется приехать к вам. Я сегодня же бросил бы все и уехал со своей семьей из этого паразитического мира. Как быть дальше? Прошу вашего совета».

Пеньковский хотел посоветоваться, в какой город в случае увольнения из армии ему было бы лучше перебраться вместе с семьей, с тем чтобы было легче претворять в жизнь свою мечту: «Может, мне переехать в Батуми, Сухуми, Одессу или Ригу, а может быть, куда-нибудь на Восток? Если меня уволят, то мне придется переселяться зимой 1962/63 года».

Он спрашивал также: «Сколько у меня на счету денег за выполненную работу? Если вдруг обстановка ухудшится, где мне укрыться?

До сентября я наверняка буду в Комитете. За это время необходимо отработать вопросы связи на будущее. С кем мне следует поддерживать контакт для обмена, если не будет «Энн»? Пока с «Энн» нецелесообразно встречаться на улице».

В том случае, если его неожиданно уберут из Комитета, писал Пеньковский, он будет регулярно появляться в заранее условленном месте встречи 21-го числа каждого месяца ровно в 21.00. «Я буду ждать вашего человека с соблюдением всех условий, которые я изложил вам в записке, переданной в августе 1960 года. Тайник № 1 остается в силе. (Описание двух тайников и еще двух новых мест для встреч 21-го числа каждого месяца я передам позднее.)»

Он просил группу прислать фотопленку и небольшой пистолет, который было бы удобно носить с собой. «Мы будем продолжать работу до последней возможности».

Пеньковский сообщал, что Винн мог бы приехать в Комитет и Министерство внешней торговли снова в 1962 году, и сетовал на то, что ему трудно понимать зашифрованные радиопередачи.

В заключение он сообщал группе: «Жена родила вторую дочку. Попытайтесь прислать пальто, платьице, костюм, зимнее детское одеяло и ботиночки на годовалую девочку».

«Крепко жму ваши руки». И подпись: «Ваш друг Олег Пеньковский».

В отчете о проведенной встрече, представленном Морисом Олдфилдом Джеку Мори, указывалось: «Из этого нужно извлечь следующий урок: мы считаем, что при условии предварительного инструктажа этот план передачи и получения материала был бы абсолютно надежен, тогда как в случае импровизации многое идет не так, как следует, и «Энн» считает, что импровизированных передач материала в помещении следует избегать».

Шерголд предложил, учитывая опыт контакта с «Энн» в день рождения королевы, не использовать для оперативных целей предстоящий американский прием 4 июля. Бьюлик согласился, и Винн, который должен был прибыть в Москву в начале июля, получил инструкцию сказать Пеньковскому, чтобы тот не пытался ничего передать в Спасо-хаусе (резиденции американского посла), где должен был состояться прием{128} .

У Пеньковского появилось ощущение, что он попал в западню. Он чувствовал, что многочисленные телефонные звонки якобы по поводу его американской визы и опасения Центрального Комитета относительно американской провокации, которая якобы могла коснуться его, по меньшей мере, означали две вещи: у КГБ появилось подозрение относительно его действий, и «соседи» хотели понаблюдать за ним, чтобы проверить, не обработали ли его американцы. Или же они действительно поверили, что американцы планируют припугнуть его, потому что знают, что он сотрудник ГРУ. Однако в Комитете все шло хорошо. И у него по-прежнему были высокие покровители в лице маршала Ва-ренцова и генерала Серова.