Сладкий привкус яда - Андрей Дышев

Охранник, скучающий в среде пенсионерок, выбрал меня объектом пристального наблюдения и начал добросовестно отрабатывать деньги. Это у меня натура такая совестливая: если чувствую, что меня в чем-либо подозревают – все, хана! Невольно начинаю вести себя так, что уже ни у кого не остается сомнений в моих недобрых намерениях. Вот и сейчас я шел к стойке на ватных ногах, спотыкаясь на кафеле, чувствуя, как охранник уже мысленно наряжает меня в полосатую робу.

– А-а! – протянул Филя, когда не заметить и не узнать меня уже было невозможно, и очень-очень обрадовался. – Сейчас я освобожусь… Еще десять копеек, бабушка! – громко сказал он сгорбленной под тяжестью прожитого старушке. – Нет, вы мне старые сто рублей даете. А надо новые десять копеек!

Очередь принялась нетерпеливо объяснять пенсионерке суть фокуса с нулями и деноминацией. Пенсионерка, повидавшая в своей жизни многое, почему-то не хотела понимать того, что ей втолковывали.

– Ты ко мне, дружище? – спросил Филя и с готовностью махнул носом. – Кайн проблем! Посиди у окна!

Лучше бы я стоял, маскируясь под пенсионера. Стоило мне сесть на стул и взять в руки рекламный буклет, как охранник тотчас начал выполнять свои обязанности. Не успел я ознакомиться с особенностями вклада «Праздничный» с хитрой и путаной системой процентов, как охранник, уже давно перечитавший от скуки все эти банковские анекдоты, перешел к процессуальным мероприятиям.

– Документы! – потребовал он и манерным жестом повернул в мою сторону ладонь, шевеля пальцами, как ножницами. При этом он не изменил позы, не шелохнулся, по-прежнему наваливаясь на стол, как пирамида Хеопса на Египет.

Мой паспорт он изучал основательно, искоса глядя на него, пролистал все, от первой страницы до последней, и когда сложил обо мне однозначное и безусловно негативное впечатление, огорошил меня бесхитростным вопросом:

– Ну что вы все липнете к нему, как мухи? Что вы все… – эту фразу он не договорил, швырнул мне паспорт и пригрозил: – Считайте, что это последнее предупреждение.

Несколько позже до меня дошел смысл столь глубокой озабоченности охранника. Когда Филя появился в зале, базарный гомон очереди стремительно сошел на нет и стало тихо, как если бы это был театр и после некоторого ожидания на сцену вышел актер, открывая увлекательнейшее действо. Десятки пар глаз устремились на кассира, во взглядах легко читалось недоброжелательство, смешанное с некоторой долей подобострастия, как если бы народ созерцал нелюбимого царя – на лицах маска верности и лести, а душа переполнена жаждой глупой ситуации, где, к примеру, царь поскальзывается и падает лицом в грязь или вдруг издает громкий непристойный звук.

Цокая по кафельному полу такими же длинноносыми туфлями, как и его лицо, Филя приблизился ко мне походкой оптимиста и удачника. Краем глаза я заметил, что охранник стремительно вырастает и превращается в складного и высокого человека с приятным голосом:

– Доброе утро, Филипп Матвеич!

Вот тогда-то я понял, что мне посчастливилось быть свидетелем редкого и замечательного явления наследника миллионера в операционном зале банка, и теперь мог объяснить служебное рвение охранника. Я попал в свет софитов, и недобрые мыслишки пенсионной очереди стали рикошетом задевать меня. В потоке всеобщего внимания, в отличие от Филиппа, я почувствовал себя неловко.

– Покурим? – предложил Филя, наполненный своей исключительностью, словно шарик летучим газом.

Мы вышли на улицу и сели на отполированную и никогда не ржавеющую перекладину оградки, спрятанную от дождя широким навесом. Филя предложил мне сигарету. Я отказался. Он приклеил кончик сигареты к губам и стал чиркать спичками. Они ломались и ядовито шипели.

– Палка, палка, огурец, вот и вышел человец, – пробормотал Филя, не вынимая сигареты изо рта. На каждом слове ее конец подпрыгивал вверх, словно дирижерская палочка в момент фортиссимо. – Чем признателен за столь приятный моему сердцу визит?

Я вынул из кармана и разровнял на колене счет за стройматериалы.

– Старика водят за нос, – сказал я.

– Кого? Николаича? – проявил родственную озабоченность Филя. Правда, мне показалось, что упоминание про нос ему не понравилось. Он взял из моих рук счет и, обкуривая его, принялся читать. – Цемент, блоки ЖБ, брус… Гм-м…

Он с возмущением кивал головой, словно список стройматериалов дополняли ругательства в адрес Орлова. Филя принадлежал к числу тех людей, у которых всегда есть готовый ответ на любой случай и которые вроде как все понимают с полуслова. С такими людьми, коль они все понимают, нужно больше молчать, дабы они не выдавали мысли собеседника за свои.

Я выждал, когда Филя докурит, утопит окурок в луже и сверкнет своими теплыми и темными, как свежий навоз, глазами в мою сторону.

– На итоговую сумму обратил внимание? – спросил я.

Филя усмехнулся и повел плечами, словно хотел сказать: обижаешь, брат, я на сумму обращаю внимание в первую очередь.

– Надеюсь, ты не успел перевести деньги на счет этой строительной фирмы?

Этот вопрос несколько озадачил кассира. Он машинально полез в карман за сигаретами и некоторое время копошился членистыми пальцами в пустой пачке.

– Постой, – произнес он, – ты о каких деньгах?

– А зачем головой тряс, будто тебе все уже понятно? – не выдержал я, но тотчас понял, что пытаться припереть этого человека к стене – все равно что удержать пяткой обмылок на полу душевой.

– Ты что? – произнес он, часто моргая. – Ты понимаешь, что сказал? Ты в суть своих слов хорошо заглянул? Ты сердцевину способен уловить?

Если бы охранник увидел, как я задел Филю за живое, он бы наверняка огрел меня дубинкой.

– Орлов совсем не ориентируется в наших ценах, – стал терпеливо пояснять я. – И не торгуется. И вот результат: ему предъявили счет, а он сразу же поручил тебе его оплатить.

– Да я в курсе! – посвежел Филя. – Это я еще раньше тебя знал. Знаешь, сколько жулья вокруг него роится? Сколько раз я ему говорил: «Николаич! Ты хоть сперва со мной посоветуйся!»… Ну, конечно! – Филя ткнул пальцем в счет. – Алебастр по пятьдесят рублей за упаковку! Озверели вконец!.. А бетонные блоки по сто рэ за штуку? Это же грабеж!.. На! Убери это с глаз моих долой!

Он протянул листок мне.

– Значит, этот счет не оплачен?

– Какой? Этот? На двести тысяч? Не смеши мои коленки! Я вообще не понимаю, где ты эту бумажку нашел. Николаич такими деньгами не раскидывается.

– А какими раскидывается?

– А никакими! – безапелляционно ответил Филя и неожиданно метнул свое внимание к проходящему мимо мужчине. – Эй, мужик! Закурить дай!.. Пару возьму, ладно? – поставил он мужчину перед фактом, выуживая из чужой пачки сигареты.

– Он что, вообще никакие деньги со своего счета не снимает? – удивился я.

– Палка, палка, огурец, вот и вышел человец, – повторил свою дурацкую присказку Филя, раскуривая сырую дешевую сигарету. – Есть у него счет, конечно… До востребования, с мизерными процентами… Впрочем, ты в этом все равно не петришь. Так вот, иногда приходят на этот счет бабки из американского банка. Но редко. Так, по мелочам…

– Я не об этом, – перебил я Филю. – Орлов сегодня сказал мне, что эти двести тысяч уже переведены на счет строительной фирмы. И я хочу у тебя узнать: действительно ли переведены? Можно ли притормозить?

– Дай! – буркнул Филя и снова взял у меня счет. Щурясь от сигаретного дыма, он уткнулся в список. – Цемент, рамы оконные, двери с коробками в сборе… Нет, не видел такого.

Большинство дураков уверены, что вокруг них все дураки.

– Да что ты все про цемент талдычишь? – сквозь зубы процедил я. – Ты на сумму смотри! Вот эту – двести тысяч шестьсот семьдесят рублей – ты переводил на счет строительной фирмы «Монумент»?

– Да не станет он такие бабки на ветер швырять! – покачал головой Филя.

Я недоверчиво взглянул на кассира.

– Мне кажется, ты чего-то не понимаешь, – тихо произнес я, будто подумал вслух. – А на чьи же деньги он восстановил церковь? А школу строит за чей счет? А усадьбу, по-твоему, он возводит на пожертвования пенсионеров?

– Может, и на пожертвования, – согласился Филя. – Николаич скуп, как церковная крыса. Я ему сам говорил: чего ты над своим златом чахнешь? Сделал бы благотворительный взнос в какую-нибудь больницу. Или, скажем, в детский садик. Малышам чего-нибудь бы купил, одежонку или игрушки. Приятно же детишкам, правда?

– Правда, – согласился я и встал.

Охранник вывалился из дверей банка, как опара через край кастрюли, встал на крыльце, мелко плюясь себе под ноги и с ненавистью глядя на меня.

– Валентиныч! – обрадовался охраннику Филя. – Не в службу, а в дружбу: сгоняй за сигаретами, мои кончились.

– Сделаю, Филипп Матвеич! – послушался охранник, но не двинулся с места, пока я не подошел к машине и не сел за руль. Демонстрируя неожиданную резвость, охранник подскочил ко мне, просунул голову через опущенное окно и, жмурясь, произнес: