В Москве-реке крокодилы не ловятся - Федора Кайгородова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не заметив ничего предосудительного, он счел возможным добавить:
— Заместитель капитана!
— Кто же так знакомится? Входите, раз пришли! — пригласила я его.
Заместитель перетек из коридора в каюту, не открывая двери, притиснулся к стене и подал мне руку, свернув ее интеллигентной лодочкой.
— Станислав Сергеич! К вашим услугам! — произнес он еще один раз, вслушиваясь в особенно сочное «Сергеич — ч!»
Я пожала кончики его холодных пальцев и вежливо поинтересовалась:
— А разве есть на корабле такая должность?
— У всех нет, а у нас есть, — ответил человек. — Я, так сказать, заместитель по хозяйственной части.
У завхоза оказалось не только сморщенное лицо, но и такая же сморщенная одежда — короткие брюки, широкий пиджак, застиранная рубаха и галстук. Я отвернулась, чтобы не видеть над галстуком серую трикотажную полоску нижнего белья.
— Я, собственно говоря, зашел узнать, не нужно ли вам чего-нибудь по хозяйственной части? — сказал, покашливая, завхоз.
— В общем-то, нет, — ответила я. — Чайники — утюги, я полагаю, в каютах не положены?
— Совершенно верно — не положены! Но некоторые, — он поднял палец кверху, — нарушают! В мои обязанности входит выявлять таковых. А вот чай из кают — компании вы можете себе принести, — «зачем, интересно, я понесу чай на второй этаж по всему коридору?» — подумала я, сразу же обнаружив в себе чувство протеста против этого человека.
— Спасибо! — ответила я вслух.
— Стирать тоже в каюте нельзя! — продолжал мой собеседник — «интересно, он пришел спросить меня или читать инструкцию?»
— Хорошо! Хорошо! Я не стираю, — поспешила ответить я.
Человечек с тоской оглядел мою каюту в надежде увидеть то, что можно запретить и, ничего не заметив, сердито добавил:
— И курить нельзя!
— Спасибо, я не курю!
Тема была исчерпана. Разговаривать с ним мне было неинтересно — этого пугливого человека можно было сразу исключать из списка подозреваемых. Наверное, он приносит много неприятностей окружающим его людям, но убийство требует по меньшей мере решительности. Поэтому я хотела побыстрее свернуть ненужный разговор. К сожалению, мой собеседник думал иначе.
— Вас зовут Наташей и вы, кажется, хотите о нас писать? — он спросил, а я ответила кивком головы. — Я хочу порекомендовать вам прекрасного человека.
«Капитана!» — подумала я, и он вслух сказал:
— Нашего капитана!
— Да — да! Я воспользуюсь вашим советом! — ответила я, возможно слишком торопливо, что еще больше воодушевило его на дальнейшую беседу.
— Вы не знаете капитана столько, сколько я. Мне с ним просто легко работать… — «чего не скажешь о предыдущих начальниках», — подумала я, а он с пафосом продолжил, — чего не скажешь о предыдущих начальниках!
— Да — да, я уже с ним познакомилась! — ответила я. — А нет ли хорошего человека среди трюмных матросов?
— Да разве может среди трюмных матросов найтись достойный для газеты человек? — спросил он.
Я подумала: «Среди каких развалин прошлого века нашли это ископаемое чудовище?»
— В любой среде может найтись достойный человек!
— Ну, если вы собираетесь поместить в газету одного из этих измазанных рабочих с грубой речью, то…
— Надо любить людей! — с пафосом ответила я, чтобы позлить его скомканную душонку и сморщенные мозги и чтобы он, наконец, меня оставил.
Но он принял это спорное высказывание глубоко к сердцу, глубже, чем я ожидала. А может, его просто никто никогда не слушал? Как бы то ни было, завхоз разразился выстраданным монологом.
— Да разве можно любить людей? — ответил он так эмоционально, что я чуть не вздрогнула. — Вы сами — то пробовали их любить? Вот у меня соседка — толстая, как арбуз, и мусор все время на лестничной клетке рассыпает! Да не хочу я ее любить! — воскликнул он, и стало понятно, что их с соседкой разъедает застарелая война. — Не заставите! Нипочем не заставите ее полюбить! — он вздохнул с глубочайшим облегчением, что никому не удастся это сделать.
— Я же не о конкретных людях! — возразила я. — В Библии сказано: возлюби ближнего, как самого себя!
— Не бывает людей вообще! — сказал он тоном человека, не знающего сомнений. — Это глупость просто. Любить можно конкретного человека!
— Вы женщину имеете в виду?
— Ну, не мужчину же! — засмеялся он удовлетворенно, и я поняла, что на этот раз он думает о лично моей глупости.
— А скажите, Станислав Сергеевич, у вас есть жена, дети?
— Была! Но она так мечтала о пенсии, что нам пришлось расстаться.
— Из — за этого?
— Нет, конечно, у нас проявилось множество несовместимых взглядов. К примеру, она меня спрашивает: «Ты мне изменяешь?» А я считаю, что изменять можно только родине. Я так и сказал.
— А друзья у вас есть?
— Помилуйте! Какие могут быть друзья в зрелом возрасте? Я же не школьник!
Я посмотрела на его лицо, заметила мешки под глазами, бегающие глазки, покрасневший от вечного насморка нос. Интересно, из чего вырастают такие типы? Не исключаю, что из бывших зубрил и отличников! Косности мышления подвержены люди на разных уровнях развития, и, кстати, это необязательно признак тупости.
У нас в классе училась девочка — круглая отличница. Однажды мы с ней готовились к экзамену по биологии. Я выдержала только один день, но зато все, что мы учили, помню до сих пор. Моя отличница не отрывалась от учебника. Мама ставила перед ней тарелку с борщом, мама вкладывала ложку в руки, мама накручивала на бигуди, мама застегивала ботинки, а она в это время учила. Как только ее голова не лопнула? Когда я поняла, что она учит все дословно — меня это потрясло.
— Скажите, Станислав Сергеевич! А вы в детстве отличником были?
— Конечно! У меня высшее образование.
— Я не сомневаюсь!
— Просто меня так отец воспитал! Я рос с отцом, мама умерла рано. Отец говорил, что надо быть сильным, иначе в этом мире не выживешь! Мне семь лет было, а я на лыжах вместе с ним на охоте весь день.
Мне было жаль этого неуютного человека, но я понимала, что помочь ему нельзя ни советом, ни убеждением.
— Проводите меня до трюма, Станислав Сергеевич! — сказала я, как можно мягче.
— Вы все — таки туда пойдете? — с ужасом спросил он меня. — Лучше я вам вызову матросов в кают — компанию.
Я поняла, что сейчас наживу себе лишних хлопот, и сделала вид, что переменила решение:
— Пожалуй, в трюм я вовсе не пойду! Займусь — ка вашим коком!
— Вот и правильно! — согласился заместитель. — Я его предупрежу!
— Не надо, Станислав Сергеевич! — успела крикнуть я вслед, но он, кажется, не понял, что в его услугах не нуждаются.
Я постаралась незаметно проскользнуть к трюму. Если на палубе кто-нибудь появлялся, я делала вид, что гуляю.
Добравшись до этого заколдованного трюма, где рычала собака Перова, я быстренько повернула длинную ручку и вошла в полутемное помещение с тусклыми лампочками, ввинченными в стены. Возле входа никого не было, только из дальнего угла доносились чьи — то голоса. Прячась за машинами и стараясь не испачкаться в масле, я медленно продвигалась вперед. Слышны были резкие всплески воды, как будто бы кто — то купался. «Откуда здесь вода?» — подумала я и услышала смех.
— Не так, не так! — говорил кто — то увлеченно. — Этот штырь слишком острый, можно поранить! Что ты взял? Это ж сварочный электрод? Он же воняет огнем?
— А что здесь не воняет? Где я возьму чистый?
— Так протер бы хоть тряпкой! А потом насаживал! Смотри, кровь еще капает!
Я обмерла я от ужаса и остановилась на месте. Голова моя кружилась, к горлу подступала тошнота. Да эт — то не судно, а просто сборище профессиональных убийц!
Раздался еще один всплеск, как удар хлыста, а потом восхищенный возглас:
— Смотри, какой! Тут и охнуть не успеешь, как руку отхватит!
«Нет, это что — то другое!» — решила я и двинулась дальше по проходу. Мои глаза уже привыкли к темноте, и я различала не только очертания работающих машин, но и лица.
— Тихо! Там кто — то идет! — раздался голос. — Иди, Ген, посмотри!
«У них еще и Гена какой — то замешан! Шайка, как есть шайка!»
Я приняла самый беспечный вид, и даже стала напевать. И вовремя! Навстречу мне вышел молодой белобрысый парень — я успела дойти только до середины кормового трюма. Как ни странно, этот Гена был чистым — я ожидала увидеть действительно перемазанных машинным маслом людей.
— Колян! К нам корреспонденша пожаловала! — громко и весело закричал он.
— Гости? Ну, пусть проходят! — тут же отозвался из угла другой голос. — Отведи ее пока в костюмерную. Я сейчас!
Мы прошли в небольшую низенькую каморку со столом и продолговатыми ящиками вместо табуреток.
— Садитесь! — показал на ящики Гена.