Холодная гавань - Джек Хиггинс

Женевьева застыла в нерешительности, выбирая, потом вытянула карту. Джулия ударила по ней сверху: на них смотрела смерть, скелет с косой, косящий не колосья, а тела.

Женевьева попробовала рассмеяться, но у нее пересохло в горле:

— Полагаю, это не очень-то здорово?

Прежде чем Джулия успела ответить, дверь открылась, и вошел Крэйг.

— Мунро хочет немедленно видеть нас в библиотеке. Пора решать. — Он смолк, улыбаясь: — Господи, вы опять возитесь с этими штуками, Джулия? Следующей весной вы откроете свою палатку на ярмарке в Фальмуте. Джулия улыбнулась и смешала карты:

— Интересная идея.

Она поднялась вместе с Женевьевой, обошла вокруг стола, сжала ей руку, и они пошли следом за Крэйгом.

Мунро и Хейр сидели в библиотеке, склонясь над столом и изучая крупномасштабную карту, на которой был изображен район Ла-Манша от Лизард-Пойнт до мыса Финистер в Бретани. Рене сидел у огня, куря одну из своих маленьких сигар и ожидая приказаний.

Мунро взглянул на вошедших:

— Ну, вот и вы. Погода, как видите, не улучшилась, и парни из бюро прогнозов все еще не могут гарантировать, что это вообще произойдет. — Дверь открылась, и вошел Едж. Мунро спросил его: — Есть что-нибудь новое?

— Боюсь, ничего, бригадир, — ответил Едж. — Я только что говорил с командиром группы, который руководит отделом прогнозов для Главного штаба. Он подтверждает то, что нам уже известно. Погода еще может выправиться, но вероятность этого пятьдесят на пятьдесят.

Женевьева внимательно посмотрела на него. Она не видела его со дня того происшествия в лесу, он не показывался даже в «Висельнике». Его лицо было непроницаемым, но глаза выдавали подлинные чувства — в них была ненависть.

Мунро подвел итог:

— На этом и закончим. Дальше ждать невозможно, в случае переброски морем вам придется отплыть раньше. — Он повернулся к Хейру: — Вы отправляетесь сейчас же, командир.

— Прекрасно, сэр, — кивнул Хейр. — Мы отчалим в восемь. Я понимаю, что у вас остается совсем мало времени, Женевьева, но такова жизнь. Туман на море куда менее плотный, движется пятнами. По прогнозу промежутки между шквалами дождя от трех до четырех миль. В самый раз для скрытого броска через пролив.

— Куда? — спросила Женевьева. Хейр повернулся к Осборну:

— Крэйг?

Американец объяснил:

— Мы уже связались с Большим Пьером по радио на всякий случай. — Он повел карандашом по карте: — Вот Лион, а это маяк Гросне и тот самый залив, где "Лили Марлен" подобрала меня. Большой Пьер сказал нам, что немцы закрыли маяк пару дней назад.

— Почему? — спросила Женевьева.

— Они закрывают маяки один за другим с некоторых пор, — вступил в разговор Хейр. — Боятся высадки десанта.

— Дело в том, — добавил Крэйг, — что прямо под маяком Гросне в скалах на берегу находится каменоломня. Она не использовалась с двадцатых годов, но там есть глубоководный причал, которым пользовались катера для погрузки гранита.

— Идеально для наших целей, — сказал Хейр. Крэйг продолжал:

— Мы попросим Большого Пьера подтвердить наш новый план. Он будет ждать с подходящим транспортом. В любом случае вы окажетесь в Сен-Морисе по расписанию.

— Пользуясь этим причалом в Гросне, мы можем подойти прямо к берегу и отойти от него, — добавил Хейр. — Без проблем.

— И даже если кто-нибудь окажется поблизости, то что он увидит? — подхватил Мунро с энтузиазмом. — Как гордость Кригсмарин следует по своим делам.

Женевьева взглянула на карту и вдруг почувствовала себя удивительно спокойной.

— Что ж, прекрасно, — тихо сказала она.

Глава 10

Когда "Лили Марлен" покидала гавань, Женевьева, Крэйг и Рене находились внизу. Так хотел Хейр. Сидя за столом в крошечной кают-компании, Женевьева вдруг обнаружила, что ей действительно хочется закурить «Житан». Крэйг дал ей прикурить.

— Вы теперь получаете от них удовольствие, не так ли?

— Плохая привычка, — кивнула она. — У меня появилось ужасное подозрение, что я не избавлюсь от нее до конца жизни.

Она откинулась назад и задумалась, вспоминая, как они отчаливали. Мунро, удивительно серьезный в своем старом кавалерийском плаще, пожимающий им руки. Едж где-то сзади, злобно следящий за ней. Быстрое и нежное объятие Джулии, ее последние слова шепотом: "Не забудьте, что я говорила вам".

Качка становилась весьма ощутимой. В этот момент открылась дверь и из камбуза появился Шмидт, балансируя тремя чашками на подносе.

— Чай, — сказал он. — Горячий и сладкий. Полно великолепного сгущенного молока. — Женевьева скорчила гримасу. — Нет, вы выпьете все, моя дорогая. Хорошо для желудка во время такого путешествия. Облегчает тошноту. — Она сомневалась в его правоте, но все-таки сумела проглотить немного этого пойла. Через некоторое время он снова появился: — Шеф говорит, что вы можете подняться наверх, если хотите.

— Прекрасно. — Женевьева повернулась к Крэйгу: — Пошли?

Он оторвался от газеты:

— Потом. Идите одна.

Что она и сделала, оставив его с Рене и поднявшись по трапу вслед за своим провожатым. Когда она открыла дверь, ветер швырнул дождь ей в лицо. «Лили» казалась живой, она вся вибрировала, палуба уходила из-под ног Женевьевы, когда она пробиралась к трапу на мостик, пытаясь удержаться за натянутый трос. Разгоряченная, взбодрившаяся, с мокрым лицом, она рывком поднялась наверх и открыла дверь рулевой рубки.

Лангсдорф стоял у руля, Хейр сидел возле штурманского столика. Он развернулся на вращающемся стуле лицом к Женевьеве и встал:

— Садитесь сюда. Вам будет удобно. Она села и огляделась вокруг:

— Как красиво! Восхитительно…

— Да, в этом есть своя прелесть. — И тут же обратился к Лангсдорфу по-немецки: — Я встану к рулю. Выпейте кофе.

— Цу бефель, герр капитан, — ответил оберштурман и вышел.

Хейр увеличил скорость, держа против ветра, налетавшего спереди. Туман надвигался на катер клочьями, так что они то оказывались в сумеречном мире, то вырывались на чистую воду. Луна светила ярко несмотря на шквалы дождя.

— Кажется, будто небо не знает, на что решиться, — сказала Женевьева.

— В этой части света всегда так. Это и делает все вокруг таким восхитительным.

— Не то что на Соломоновых островах. — Это было утверждение, не вопрос.

— Не буду спорить.

Ветер усилился. "Лили Марлен" вздрагивала, летя вперед, пол рубки кренился, так что Женевьева была вынуждена крепко держаться ногами за стул, чтобы не упасть. Видимость снова ухудшилась, и, когда волны взмывали вверх, а потом с грохотом обрушивались на катер, казалось, что вода фосфоресцирует.

Дверь открылась, и в нее протиснулся Шмидт. Дождевик плотно облепил его форменную зеленую куртку. В одной руке он держал термос, а в другой коробку с бисквитами.

— Кофе в термосе, детка, а сандвичи в коробке, — ласково сказал он Женевьеве. — Кружки вы найдете в шкафчике под штурманским столиком. Приятного аппетита. — Он ретировался, захлопнув дверь, и Женевьева достала кружки.

— Парень с характером. У него всегда наготове колкость, как у конферансье.

— Верно, — согласился Хейр, когда она протянула ему кружку, — но вы заметили, что он не очень-то часто улыбается? Иногда шутки — просто средство скрыть боль. Евреи знают это лучше, чем любая другая нация в мире.

— Понятно, — сказала Женевьева.

— У Шмидта была двоюродная сестра, которую он боготворил. Красивая еврейская девушка из Гамбурга, которая несколько лет жила в его семье в Лондоне. Она отправилась домой ненадолго накануне войны, потому что ее мать неожиданно умерла. Они пытались уговорить ее не ехать. Но девушка все еще была гражданкой Германии. Она опоздала на похороны, но у нее были еще некоторые семейные обязанности — навестить одного, другого… А потом вдруг случилось то, чему никто в Англии не мог поверить.

— И что же случилось?

— Шмидт настоял и поехал с ней в Германию. Их обоих схватило гестапо. Британский консул в Гамбурге, конечно, спас его как гражданина Великобритании. Ему вручили уведомление с требованием покинуть страну в течение сорока восьми часов.

— А его сестра?

— Он посылал запросы. Она была красивой блондинкой. Кажется, ее использовали в военных борделях, хотя сексуальная связь с еврейкой считалась противозаконной. Последнее известие, которое он получил, говорило, что ее отправили поездом к восточной границе как раз перед нападением на Польшу.

— Какой ужас, — прошептала Женевьева, потрясенная до глубины души.

— Так там живут люди. Позвольте мне рассказать, как действует гестапо.

— Я знаю, — ответила она ему. — Я видела ногти Крэйга.

— Вы знаете, как они подавляют волю разведчиц? Многократное изнасилование. Они занимаются этим по очереди, один за другим, потом снова, по кругу. Скотство, да, но потрясающе эффективно.