Время жестких мер - Алексей Пронин

– Послушайте, вы можете что-нибудь объяснить?..

– Другие объяснят, крошка. А ну, отпрыгни от окна, а то живо свяжем и в рот чего-нибудь засунем… – Какой-то патологический был у него смех. Он перестал смеяться и засвистел.

– Не свисти, – хмуро буркнул водила, – ментов насвистишь.

– А я в приметы не верю. Держи конфетку, крошка. – Похититель швырнул засаленную карамельку и с лязгом задвинул оконце.

Делать было нечего, она развернула обертку, отправила карамельку в рот и отползла за разбитую лавку. Она умела общаться с людьми, знала какие-то слова – уже неплохо. И вновь она пыталась сосредоточиться, извлечь из закоулков памяти хоть что-то. Ведь не могло отрезать полностью! Откуда тогда знать, что потеря памяти называется амнезией? Что бывает память биографическая, фотографическая, краткосрочная, долгосрочная? Стена в сознании не распадалась. Требовался толчок. Она вернулась к окошку, прижала ухо к решетке. Похитители приглушенно переговаривались. Дребезжал изношенный мотор. Они о чем-то спорили. Водитель выражал сомнение в успехе мероприятия, а второй доказывал, что ничего страшного, на хозяина можно положиться. Водитель долго молчал, вертя свою баранку, затем отчетливо произнес:

– Ты не убил того хмыря, что сидел у нее в ванной?

– Да не, – отмахнулся мордоворот. – Не убил, очнется. Но засветил ему крепко, он и фишку не просек… Бес его знает, Толян, откуда взялся этот хрен с горы, хозяин про него не предупреждал.

Она сползла по стеночке, вжалась в угол. Крепко зажмурилась, натужилась, чтобы вспомнить хоть что-то…

А очнулась, когда за бортом залаяла собака. Вскочила, схватилась за голову, что в ней? Снова черная дыра, ни одного воспоминания, кроме того, что ее похитили! Машина прибыла, заглох мотор, и стало тихо. Хлопали дверцы. Сердце сжалось от страха, бог с ней, с памятью, с этим можно разобраться в свободное время, она должна выпутаться из того, что происходит СЕЙЧАС! Она должна быть хитрой.

Когда загремели и опали стяжки, распахнулись створки кузова, похитители, включив фонарик, могли полюбоваться бездыханным телом. Для пущего правдоподобия глаза похищенной были открыты и смотрели в одну точку, не реагируя на фонарь. За спиной злоумышленников был двор, забор, набранный из остроносых штакетин, бренчала цепью собака, тянуло навозом. Русская деревня.

– Вылазь, крошка, – добродушно прогудел мордоворот. – Приехали, станция слезай-ка. Добро пожаловать в нашу скромную хатку.

Она сделала вид, что хочет что-то сказать, но не сказала.

– Говорит, что не может, м-да, – задумчиво изрек мордоворот. – А чего это с ней, Толян? Устала? Может, отдрючим ее, живо взбодрится.

– Порожняк не гони, – процедил водила. – Тронешь ее пальцем, хозяин тебя так отдрючит… Не за это он тебе платит. Залезай, подашь мне ее сюда.

Она старательно изображала моральный и физический коллапс. Похититель, кряхтя, забрался в кузов, уселся на колени.

– Тэк-с, посмотрим, как тут наша больная… – Зрачки не реагировали на свет, громила забеспокоился, потыкал в тело пальцем. – Слышь, Толян, она совсем плохая. Не помрет, как ты думаешь?

– Хозяин предупреждал, что у нее в башке атас, – проворчал водила. – Головой и телом, дескать, слаба, и обращаться с ней надо, как с фарфоровой куклой. О, блин, постой…

Зазвонил телефон. Водитель достал трубку, отошел в сторонку, шикнул на собаку, та заткнулась. Вскоре он вернулся.

– Хозяин, – сообщил деловито. – Похвалил, с-сука… Мне от его похвалы, знаешь ли… В общем, скоро подъедет, обещает рассчитаться. Давай сюда эту звезду эстрады, да не урони…

Громила неуклюже подхватил женщину под мышки – обращаться без насилия с прекрасным полом его не обучали. Она не принимала участия в процессе. Водила распростер ручищи, но тело выскользнуло, могло бы устоять, но решило этого не делать, свалилось в сырую траву. Нос уперся в бледно освещенный регистрационный знак автомобиля.

– О, хрень господня, – проворчал водитель, – да она вообще никакая, Серега. Только этого нам, блин, не хватало…

Ее схватили за бока, поволокли в дом. Загрузили в сени, пропахшие кислой капустой и банными вениками, прислонили к стене. Мордоворот подпер ее коленом, чтобы не упала, щелкнул выключателем. Разлился тусклый свет. Из-под смеженных век ей удалось рассмотреть похитителей. Водила – поприличнее, работяга с какой-нибудь автобазы, невысокий, жилистый, лицо костлявое, волосы жесткие, с проседью. У громилы по имени Серега биография посложнее, вряд ли в ней отмечалось что-то общественно полезное. Щекастый, нос картошкой, «лысый» шрам на скуле.

Она нормально исполнила роль, уличить в притворстве ее не сумели. Водитель поднес к похищенной свою скуластую физиономию, зачем-то обнюхал, приподнял веко, поморщился.

– Давай-ка понежнее, Серега, в комнату ее. В дальнюю. Не нравится она мне. Взвалит хозяин на нас собак, что не довезли эту суку, с… гонораром, блин, разведет.

– А может, она того, Толян, косит под ущербную?

– Да вроде не похоже. У нее мозгов немного, он так сказал, она не может притворяться.

Она не может притворяться?! Чуть не задохнулась от возмущения, но тут ее снова подхватили, поволокли в дом. Одна комната, другая, загрузили в третью, маленькую, где стояла кровать и пахло притоном.

– Прояви свою нежность в обращении с женским полом, – съязвил водила. – Возьми на ручки, положи на кроватку. Только рядом не ложись.

Мордоворот закряхтел от натуги – работа несвойственная, но в принципе с заданием справился. Она молитвенно смотрела в потолок.

– Пошли, – шепотом сказал водила, потянув напарника за рукав, – дырку в бабе протрешь. Расслабимся, пока хозяина нет.

– В смысле? – встрепенулся Серега.

– Беленькой тяпнем, – пояснил Толян. – Пусть лежит.

– А… караулить не будем? Может, свяжем?

– Не сбежит. Пошли, хозяин уже в пути, скоро подъедет.

Похитители на цыпочках удалились. Она скосила один глаз – порядочек в комнате тот еще. Мебели мало. Лампочка в тридцать ватт, в углу обломок велосипеда, железный сундук. «Хозяин уже в пути». Не понравилась ей эта фраза. Но она сковала себя по рукам и ногам, заставила смотреть в потолок. Кто сказал, что она сумасшедшая? Прошло секунд тридцать, дверь отворилась, образовались четыре бандитских глаза.

– Вне действия сети, – сумничал водила.

– А чего глаза тогда открыты? – не понял молодчик.

– А это отключка у них такая, – объяснил подельник, и дверь окончательно закрылась. Провернулась задвижка.

У кого это – «у них»? Впрочем, лучше не думать. Проверка прошла успешно. Она сползла с кровати, метнулась к окну, прошлась носом по раме. Потянулась к форточке, забита! Окно не открывалось – то есть комнату в принципе невозможно проветрить. Понятно, почему здесь пахло притоном. Считаные минуты остались! Она носилась по комнате, как лиса по клетке. Никаких дополнительных дверей, подполов, люков на крышу. Взгляд уперся в железный ящик, похожий на сундук. Ящик Пандоры? Открыла, уставилась на содержимое. Слесарный и плотницкий инструмент: молоток, ржавые плоскогубцы, набор отверток, рубанок. Молотком можно выбить окно (впрочем, можно и ногой), но какой при этом будет грохот? Окно она выбьет в последний момент. Приятная новость – ее руки были заточены под инструмент. Она вооружилась стамеской с расколотой пополам рукояткой, приступила к работе. Начала выковыривать из оконной рамы полусгнивший штапик. Сперва оторвала нижний – не применяя титанических усилий, потом боковые. Стекло держалось. Она подцепила его стамеской, отвела на себя, перехватила одной рукой, потом другой, порезала обе руки, потащила на себя и вниз. Если уронить, то все пропало, и никто уже никуда не бежит…

На улице было зябко. Она прислонила стекло к обломку велосипеда, полезла наружу. Упала в запущенный огород, присела на корточки. Куда податься бедной девушке без ума и памяти? Ночи в третьей декаде сентября ужасно холодные, а свитер пусть и связан из хорошей шерсти, но он не верхняя одежда, да еще и китайские тапочки для усопших на босу ногу…

Хорошо, что она оказалась на тыльной стороне – здесь не было собаки с будкой, не было калитки, за которой как раз остановилась машина! Все чувства обострились, ответственный момент настал. Бежать особо некуда, участок небольшой, со всех сторон окружен забором, взобраться на который можно, но трудно, а руки уже изрезаны в кровь. Она припустила вдоль дома, спряталась за бочку, перепрыгнула за поленницу с дровами и оказалась поблизости от калитки и собачьей будки. Лохматому исчадью рода Баскервилей в этот час было не до нее. Оно самозабвенно облаивало мужчину, входящего на участок…

Моросил дождик. Человек, подъехавший по ее душу, был закутан в мешковатый плащ. Проследовал мимо собаки, рвущейся с цепи. Из дома вывалились двое.

– Где она? – спросил прибывший.

– Привет, хозяин, – радостно сообщил Серега. – Туточки твоя красавица, не волнуйся, все чин чинарем.