Дары зингарцев - Торн Стюарт

- Мы наслышаны о подвигах Полуночных Гостей. Золото, камни - вот что прельщает их взоры. То, что переходит из рук в руки, но не становится от этого теплее. Если ты считаешь, что такой награды довольно твоим людям, да будет так.

- Что ж, по-твоему, предсказание ценнее? - Конан испытующе посмотрел на кхитайца. Но тот был серьезен, как изваяние Падды.

- Нет ничего ценнее знания о том, что было, - ответил он. - За это знание Император подарил иноземному принцу наше княжество. Но знание о том, что будет - дар поистине бесценный. И только великой щедростью своей расточал его наш кайбон на наши ничтожные нужды. Но таков обычай. Если бы пришел через горы чужестранец и предстал перед кайбоном с просьбой: "Предскажи мне судьбу мою", - он заплатил бы ту цену, какую назначил бы кайбон. Даже если бы это была его жизнь.

Глава 7. Дом на вершине горы.

Голубь Тридцать Пятый:

"Высокородный принц Римьерос, герцог Лара

своему брату, Кратиосу Третьему, королю Зингары и

правителю Каррских островов.

Брат мой, сим извещаю тебя, что возвращение

мое в Кордаву откладывается весьма надолго, если не

навсегда. Император Кхитая подарил мне мое

собственное королевство, и я буду сидеть в нем, покуда

не изловлю Конана-киммерийца - если не всего, то

хотя бы голову. Или пока не поседею и не лишусь всех

зубов - в зависимости от того, что произойдет ранее.

Принц Римьерос, герцог Лара."

- Да тихо ты! - еле слышно шипел снизу Конан на Силлу. - Что ты хихикаешь, как больная обезьяна? Он же сейчас проснется!

Принц и в самом деле заворочался во сне, и Силла, влезавшая с плеч Конана в окно его спальни, замерла посреди комнаты на одной ноге.

Римьерос пробормотал что-то бранное и перевернулся на другой бок. Силла перевела дыхание. Прокравшись к клетке с голубями, где оставалось только две птицы белая и пестрая, она осторожно протянула руку к той, что сидела ближе. Молниеносно выхватив пестрого голубя из клетки, она замотала ошеломленную птицу в темную шаль. Голубь замер. Второй, оставшийся в клетке, даже не заметил исчезновения товарища. Было раннее утро, от реки поднимался туман, расползаясь белыми прядями меж черных влажных стволов. Силла притопывала на месте от нетерпения, сдержанно хихикая. Конан деловито прилаживал письмо к лапке перепуганной птицы.

- Да не бейся же ты так, глупая, ведь если я сломаю тебе крыло, как ты полетишь? Ну вот, готово!

- Дай я, дай я! - тянула к голубю руки Силла.

- Держи.

Она несильно сжала птицу меж ладоней, на миг приложила ее к своей щеке - и вдруг резко подбросила в воздух. Посланец почти тотчас же исчез в густом тумане.

- Ну вот, можно сказать, грех мы твой искупили, - с удовлетворением заявил Конан. - Король Зингары получит-таки весточку от нашего принца! Теперь едемте!

Моу Па проводил их до городских ворот - сейчас он не мог ехать с ними, но собирался незаметно улизнуть от Римьероса где-нибудь по дороге.

Торопясь в Тай Чанру, Кин Бо избрал самый короткий, но и самый глухой путь. И все же дорога через джунгли и предгорья отняла у них меньше времени и сил, чем если бы они путешествовали как все, по общему тракту.

В дороге Тай Кин Бо рассказал им все, что знал сам. Что Сила переходит от отца к сыну: наследник принимает ее с последним вздохом родителя. Что именно поэтому много веков в княжестве нет межусобиц и войн, нет надобности в оружии и армии. Все, что нужно жителям, они добывают для себя сами, и потому связей с окрестными крупными городами тоже почти нет. Налоги в казну княжество всегда платило исправно, ничего другого Императоры Кхитая никогда с него не требовали. Но пришел к власти нынешний правитель и начал забирать людей воевать. Тайцзонцы отказались сражаться, отказались и признать Императора верховным владыкой. И тот затаил злобу... Наутро третьего дня пути они выехали из-под полога леса в огромную горную долину. Горы здесь были невысокие, слоистые и древние. Залежи меловых пород давно размыло водой, и скалы были просто испещрены сложными ходами и лабиринтами наполовину природного, наполовину искусственного происхождения.

Над долиной, упираясь в отвесный высокий склон, полого поднимался зеленый холм - словно пышный пирог пытались разрезать каменным ножом. По склону холма террасами взбирался город, и мощеные улицы продолжались входами во внутренние пещеры. На самой вершине холма стоял большой многоярусный дом, его золотые крыши, ярко сияющие на солнце, были хорошо видны отовсюду. Задней его стеной опять-таки служила отвесная скала.

- Это и есть ваш Дом-на-Вершине-Горы? полюбопытствовал Конан.

- Да, это Тай Чанра и дворец кайбона, - ответил Кин Бо. - Вон там справа - городские ворота. Лошадей надо будет оставить внизу, им тяжело карабкаться в гору - да и незачем.

Городские террасы соединялись меж собой множеством прихотливых лестниц, тогда как сами террасы представляли собой сужающуюся спираль. Лошадям действительно пришлось бы обходить весь город, чтобы подняться к вершине.

От предпоследней террасы наверх ко дворцу вела широчайшая лестница в несколько больших пролетов. Широкие площадки между пролетами были украшены каменными драконами и львами, у которых были почему-то не львиные, а собачьи морды, так что Силла прыскала в кулак, глядя на на их улыбающиеся пасти и задорно вздернутые хвосты.

На второй площадке еще издали была видна пестрая толпа царедворцев, встречающих будущего избавителя княжества. Они держались большим полукругом, разомкнутым в центре, где стоял сам князь - в просторных черных с красным исподом одеждах, шитых золотым шелком. Белые нижние одежды красиво оттеняли его бронзовую кожу и густые иссиня-черные волосы.

Едва маленький отряд достиг середины второго пролета, князь - и в самом деле еще совсем молодой кинулся навстречу Конану вниз по ступеням.

- Наконец-то! - воскликнул он по-турански, и киммериец, хмурясь, остановился, не дойдя до площадки.

Князь был смугл, тонок в кости и немыслимо красив. Подчеркнутые скулы и прямой, точеный нос выдавали в нем примесь какой-то иной, скорее всего туранской или иранистанской крови. Разглядывая его, Конан заметил, что правитель Тай Цзона не просто худ, а действительно изнурен долгой болезнью слишком ясно видна была каждая косточка его тонких, изящных, как у женщины рук, слишком ярким, лихорадочным блеском горели темные, чуть раскосые большие глаза.

Если бы не эта худоба, Конан, наверное, сразу узнал бы его. Но ему понадобилось еще раз услышать мягкий, глубокий голос, чтобы окончательно удостовериться:

- Что же ты молчишь, мой ун-баши, мрачен и суров, словно тебя коснулся крылом Дух Серых Равнин? Ты не узнал меня?