Волны словно кенгуру - Виталий Коржиков

Рикши, рикши, рикши... Одни в рваных рубахах, другие в аккуратных костюмчиках. Они догоняли нас, зазывали к себе.

Впереди нас бежали ребятишки с портфелями - видно, в школу. А за ними шёл тучный бородатый индиец в богатой одежде с шёлковой повязкой на голове. На пальцах у него вспыхивали крупные перстни.

Неожиданно мальчики словно споткнулись, сошли с тротуара и, что-то обойдя, побежали по дороге. На мгновение бородач тоже остановился, потом, приподняв полу, через что-то переступил. Мы двинулись за ним и вдруг остановились.

Прямо среди улицы на ветхой простыне лежала тоненькая индийская девочка. Голова её была запрокинута назад, рука повёрнута вверх ладонью. Словно девочка только что упала. Лежала она неподвижно, и только одни глаза были живыми и о чём-то просили.

- Больная, - тихо сказал Ваня.

- Просит милостыню, - подумал вслух Митя. - Положили-то специально, чтобы никто не обошёл...

Ваня полез в карман. Митя тоже положил монету, и я бросил на простыню несколько звякнувших кружков.

Стоять долго было неловко, да и чем поможешь... Мы обошли девочку и скоро обогнали бородача.

- Это же он через неё перешагнул, - сказал Митя.

- Вот собака! - возмутился Ваня. - Обойти стороной не мог. И не дал девчонке ничего.

- Феодал паршивый, какой-нибудь ростовщик, - сказал Митя.

- Да у него вместо сердца кокосовый орех! - сказал Ваня.

- Точно, такое же мохнатое, - сказал Митя.

По улице один за другим побежали два рикши. В их колясках сидели толстые раскосые девчонки с портфелями. Рикши ехали, высоко подняв голову, будто гордились своими седоками.

Девчонки безразлично посмотрели в сторону больной, на нас и отвернулись.

- Вот жизнь, - сказал Митя. - Привыкли к этому.

Всё ещё оглядываясь, мы пошли по улице за толпой и скоро оказались у базара.

Город действительно шелестел тысячами цветов. Только цветы были на тканях. Китайцы, малайцы вскидывали перед нами настоящие водопады шёлковых лилий. На прилавках пестрели не куски шёлка, а летние цветные полянки, будто их вместе с цветами свернули в рулон. Рядом пылали громадные тропические орхидеи.

Словно мы попали в густой тропический лес.

Мы ходили, разглядывали цветы, трогали материю и не заметили, как время подошло к обеду.

- Домой пора! - позвал Ваня. - Мне скоро всех кормить. И мы пошли за ним.

Но тут собрались облака, по крышам застучали капли, и хлынул ливень. Прохожие бросились в магазины, замелькали мокрые зонты.

- Бежим! - сказал Ваня.

- Побежали, - кивнул Митя.

И мы, мокрые, бросились по улице.

Торговцы натягивали тенты над лотками, накидывали на себя плёнку, и дождь стучал по целлофановым спинам. Рикши плюхали по лужам, и по их мокрым плечам скатывалась вода. Настоящие водопады на велосипедах.

Мы выбежали на портовую улицу, около девочки суетилась пожилая женщина, поднимала её. А торговцы стояли в дверях лавочек и молча смотрели. Хоть бы кто сдвинулся с места! Мы подбежали, помогли поднять больную и поднести к маленькому крыльцу старой лавчонки. А мимо нас продребезжали две коляски, в которых сидели те самые толстые девчонки с портфелями на коленях. Они были с ног до головы укрыты передниками, накидками, и только глаза их с какой-то жёсткостью и неприязнью смотрели сейчас в нашу сторону.

- Видел? - сказал Ваня.

- Ну ладно, - сказал я, - эти купчишки, богатый старик. Шут с ними! А вот ведь и девчонки такие же недобрые!

- А у них тоже вместо сердца маленький кокосовый орех, - сказал Ваня.

- Это точно, - согласился я. - Ещё небольшой, но уже мохнатый кокосовый орех...

Митя промолчал: он о чём-то думал, будто прислушивался к ещё одной мелодии, но уже серьёзной и грустной. Дождь прошёл. Мы добрались до порта, сели на катер, и только отдельные облака опять бежали над нами по синему прозрачному небу.

ГРЯЗНАЯ РАБОТА

От "младших братьев" до Сингапура был всего день перехода. И все на палубе вспоминали вслух свои прежние прогулки и приключения в этом городе. Я, хоть и молчал, тоже кое-что вспомнил.

Помню, в первый же день к нам на палубу повалили грузчики. Маленькие, худые. Солнце просвечивало их чуть ли не насквозь, как листву на дереве. Они срывали с трюмов брезент, тащили серые от цемента мешки и сами становились серыми и ворсистыми. От мокрого, жаркого воздуха они потели. Казалось, цемент на них застынет, и они окаменеют.

Сверху прохаживался портовый чиновник. Поставит толстую ногу на край трюма, куда всё глубже опускались грузчики, и ухмыляется. Ему-то что! Ему хозяева-англичане платили хорошо, только следи за другими!

Как-то я пошёл чистить шпигаты - отверстия в палубе, чтобы стекала вода. Пробивал, пробивал, перепачкался весь, ругаюсь.

Стал на колени, и вдруг прямо перед моим лицом остановились толстые сандалии. Я поднял голову, смотрю, а это чиновник. Улыбнулся он кисло так и говорит:

- Грязная лабота.

И поплыл к трюму. А какой-то грузчик-малаец повернулся неловко и мешком его по белой рубахе. Осклабился чиновник, замахнулся, но увидел, что я подхожу, опустил руку и улыбнулся, показал зубы.

Я ему говорю:

- Вот это - грязная работа.

Он будто не расслышал, развёл руками и вздохнул:

- Маленький налод, неважно лаботает! - И, осмотрев меня с ног до головы, похлопал по спине. - Вот из тебя ко-лоший бы лабочий у нас был. Холошо бы залабатывал.

А я его тоже оглядел сверху донизу, шлёпнул по круглому брюшку, так что оно вздрогнуло, и в тон ему говорю:

- А ты бы у нас ничего не залаботал, худой из тебя ла-ботник!

Насупился чиновник, на брюшко смотрит, а там у него пятно осталось.

"Э, ладно, - думаю, - отстирает. Таким полезно мыться почаще!"

БИНОКЛЬ

Только мы пришли в тот раз в Сингапур, на пароход вкатился весёленький толстячок с коричневым портфелем в руке. Он повертел головой по сторонам, радостно помахал розовой ладонью. И вдруг закричал:

- О! Кэптэн!

Капитан увидел его, распахнул дверь и вышел навстречу.

- Ага, вот когда ты мне попался!

- Что вы, кэптэн, - хитро выпучил глаза толстячок.

- Как - что? Кто нас в прошлый рейс надул?

- Как - надул?

- Как?! Краски в два раза дороже продал? Продукты? Это не надул?

- Ха! Разве это надул? Это немножко заработал...

- "Немножко заработал"! - сердито фыркнул капитан и прошёлся по палубе. - Больше я у тебя ничего не покупаю! И из команды никто ничего не купит.

- О, кэптэн, - приложил толстячок руку к сердцу, - мы же друзья! - И, придвинувшись, торжественно сказал: - Но зато в этот раз, честное слово, я искуплю свою вину. Как друг!

- Знаем мы вас! - усмехнулся капитан и отодвинулся от него. - Здесь осторожно, здесь по-дружески облапошат в два счёта!

Целый день человечек не появлялся у парохода. Но вот наступило утро. Индийцы на баржах, зачерпнув ведром прямо из залива, умывались, чистили рыбу. В розовой воде отражался зелёный остров. Капитан только что вышел на палубу и начал делать зарядку, как вдруг на причале раздалось:

- Гуд монинг, кэптэн!

К капитану на цыпочках потянулся толстячок. Он хлопнул ладонью по портфелю.

- Некогда, я делаю зарядку! - сказал капитан.

- О, кэптэн, - удивлённо развёл руками человечек и, надув щёки, прошептал: - Бинокль! Великолепный бинокль!

Бинокли - это слабость всех капитанов. Наш капитан перегнулся через борт.

Человечек мгновенно распахнул портфель, и там сверкнули два синеватых стекла.

Капитан протянул руку, и человечек быстро побежал вверх по трапу.

Капитан взял бинокль, приложил к глазам. Вдалеке закачались десятки мачт. На входящее в бухту судно полезли по верёвкам малайцы. На стенке большого дома розовел плакат с коричневой бутылкой, можно было разглядеть буквы: "Кока-кола". Капитан оторвал бинокль от глаз и задумался.

В рубке стояли уже два бинокля. Но этот был, кажется, лучше...

- Как другу! - Человечек приподнялся на цыпочки и приложил к сердцу портфель.

- Ладно! - сказал капитан. - Сколько?

- Шестьдесят сингапурских долларов! Всего шестьдесят, - улыбнулся человечек. - Это очень дёшево, только как другу.

Старший помощник оформил покупку. Капитан взял бинокль, ещё раз осмотрел всё вокруг. А толстяк хрустнул портфелем и, довольный, покатился вниз.

- Гуд бай, кэптэн!

На другой день мы с капитаном отправились в город и зашли в магазин. Там стояли игрушечные машины, лежали пистолеты, из которых, если нажать на спуск, вылетали мыльные фиолетовые пузыри. И вдруг капитан остановился. Прямо напротив него стоял десяток биноклей. Все они лукаво сверкали стёклами, будто рассматривали его громадными глазами. Они были родными братьями капитанского бинокля! И рядом с ними стояла бумажка: "40 долларов". И казалось, они смеялись: "А мы всего сорок стоим, всего сорок!"

Капитан насупился, почесал затылок и вышел из магазина.

Поехали мы на такси в порт. Вдруг капитан дёрнул водителя:

- Стой!

По дороге торопился бодрый толстячок с портфелем под мышкой.