Операция «Гадюка» - Кир Булычев

Люся прошептала в ответ:

— Мне она не нравится.

Егор положил руку на пышные волосы Люси. Волосы были живыми, но не такими теплыми, как раньше.

После концерта все разговаривали, спорили, генерал особенно ценил эти возможности общения.

— Пока мы еще интересны друг другу — мы живы, — говорил он.

Крошка уселась у его ног — живой мягкий комочек плоти. Она переводила с одного спорщика на другого удивленный взгляд голубых глаз, приоткрывала коралловые губки, словно хотела вмешаться в разговор, но потом обрывала себя, смущенная смелостью, и поднимала милую головку к генералу. Тот часто мигал, снимал, протирал очки, виновато оглядывался, будто боялся, что его ученики заметят слабость учителя.

Марат Хубаев присел рядом с Егором и стал говорить о поэзии как моменте уважения. Не может человек, искажающий великие строчки даже подсознательно, считать себя поэтом, правда же?

Когда Крошка покинула свое место возле генерала и подошла к Егору с Люсей, Марат демонстративно отошел.

— А вас как зовут? — спросила Крошка у Люси. — Меня вот все называют Крошкой, а у меня есть имя, Миранда. Правда красивое имя?

— Люся.

— А фамилия?

— Тихонова.

— Какое красивое сочетание, — сказала Крошка Миранда. — А вы давно здесь?

— Не очень.

— И вы тоже посвятили себя поэзии?

— Нет.

— Как жаль! Все хорошие люди должны быть поэтами. Мы с вами раньше не встречались?

— Наверное, нет, — сказала Люся. — Я бы вас заметила.

— Ах, как верно! Я бы хотела с вами дружить. И с вашим мальчиком.

— Вы имеете в виду меня? — спросил Егор.

— А вы можете меня поцеловать. Мне все говорят, что у меня шелковая кожа, вы хотите меня поцеловать, правда? А Люся не возражает.

И Крошка закатилась маленькими колокольчиками смеха.

Она легко отстранила Люсю и проникла, пролилась к Егору. Тот почувствовал легкое прикосновение ее губ.

— Ах, он такой у тебя милый, — сказала Крошка. — Мы будем с вами гулять. Вы любите долгие пешие прогулки?

— Мы иногда гуляем, — сказала Люся, которую эта сцена забавляла.

А Егору в ней вдруг почудилось что-то зловещее. Он не мог бы объяснить, что за опасность могла исходить от этой малышки. Но его интуиция била во все колокола.

— А я люблю гулять на Взморье. Там чудесно, правда?

— Правда, — сказала Люся.

— У тебя чудесные волосы. Здесь у всех вылезают. А у тебя не вылезают?

— Нет, не вылезают, — сказала Люся.

— Я только вчера гуляла по Взморью, а вас не видела. Вы вчера гуляли?

— Что значит — вчера? — спросил Егор.

— Значит, недавно, — сказала Крошка. — Егорушка, я тебя буду звать Егорушкой. Ты настоящий викинг — ты моя девичья мечта. Как жаль, что я не могу отнять его у тебя, Люси.

— А вы откуда знаете мое имя? — насторожился еще больше Егор.

— Мне Кодзи сказал. Он такой милый. Я, может, выйду за него замуж. У меня будет благородный платонический муж. Разве это не исполнение мечты для женщины в моем положении?

— Ничего особенного не вижу в вашем положении, — сказала Люся, которой Крошка тоже не нравилась. Вернее, сначала она находила ее забавной, а теперь вдруг увидела, что у нее маленькие острые зубы, как у акуленка.

Подошел генерал.

— Я позволю себе прервать вашу беседу, — сказал он. — Когда смотришь на вас со стороны, кажется, будто мы в живом мире. Я так рад, что вы уже подружились.

— А вы как нашли генерала? — спросил Егор.

— Это я ее нашел, — ответил за Крошку генерал. — Я совершал моцион и вижу эту патетическую фигурку, бегущую по улице. Вот именно.

— За мной гнались крысы, — сказала Крошка и зажмурилась, как будто вновь переживала страх. — Я не знала, куда прибежала.

Крысы были частью фольклора. Многие твердили, что их видели, другие утверждали, что даже умные крысы не смогли бы пробраться в Чистилище. Но Егор с Люсей знали, что в Чистилище есть по крайней мере один песик. А если в мире есть собака, то крысы должны водиться почти наверняка.

— Вот такие большие крысы.

Крошка расставила ручки, чтобы показать, какие они были большие.

— Крошка будет жить со мной, — сказал генерал.

Крошка сделала шаг, приблизилась к генеральской подмышке, выглядывала, как котенок.

— Дай вам бог, генерал, — сказала Чумазилла.

Все в той или иной степени чувствовали ревность. Генерал был общей собственностью. Платоническая любовь тоже может вызвать ревность.

Егору и Люсе было далеко идти домой. Они вышли пораньше. Хоть Чумазилла и Эдик жили рядом, но хотелось побыть вдвоем.

С Королевского проспекта они свернули по трамвайной линии и прошли мимо Зверинца задами Петропавловской крепости. Колокольня собора когда-то лишилась, а может, и не дождалась золотого острого шпиля, отчего нарушился весь силуэт города.

Потом они перешли через мост к Пушкинскому дому и дернули налево, к Ростральным колоннам.

На ступенях Биржи их глазам предстало страшное зрелище. Они знали о бандитах и убийцах, но сцена на ступенях Биржи превышала возможности воображения. Там лежало четыре трупа, два из них — обезглавленные. Видимо, убийца боялся, что его жертвы могут ожить, так бывало с убитыми.

Они не стали подниматься к трупам. Конечно, можно было поглядеть в их карманах — станет ясно, кто убит. Но, в сущности, в Чистилище не играло роли, кто погиб. Вид убитых лишь напоминал о бренности существования.

— Я хочу уйти отсюда, — сказала Люся.

— Как уйти?

Этот разговор Люся затевала не впервые. Егор знал, что она скажет дальше.

Люся была куда серьезнее Егора, она не умела отшучиваться и выбрасывать заботы — будет другой новый день, и все образуется.

У нее в жизни никогда ничего не образовывалось.

— Можно утопиться, — сказала она. — Только надо бетонные глыбы к ногам как следует привязать. Так привязать, чтобы не отвязаться.

— Глупо, — сказал Егор. — Куда мне без тебя?

Так он, не говоря прямо, напоминал Люсе, что остался здесь из-за нее и ради нее.

— Я говорю — только вместе. Может быть, следующий мир будет для нас лучше?

— Ты веришь в еще один мир?

— А кто бы мог поверить, что мы попадем сюда?

— А я думаю, — сказал Егор, — что наши там, наверху, что-нибудь придумают. Обязательно придумают.

— Сначала пускай они придумают лекарство от СПИДа, потом средство от рака, а потом заглянут к нам. Ну как можно придумать, если мы с тобой и все вокруг — как бы и не существуем! Те, кто знает, боятся сказать вслух, чтобы это не перекинулось на Землю. Или планируют спрятать здесь какие-нибудь военные базы или склады.