Сага о Форсайдах - Джон Голсуори

Они сели на лошадей и молча поехали по лесной дороге. Наконец Джон сказал:

- Вы любите пикники?

- Определенно - нет.

- Я тоже. А ездить верхом?

- Обожаю больше всего на свете.

- Больше, чем танцы?

- Конечно. Ездить верхом и плавать.

- А! Я думал... - и он умолк.

- Что вы думали?

- Ну, я просто подумал, что вы, наверно, хорошо плаваете.

- Почему? Джон сказал смутившись:

- По глазам.

- Что? Разве они у меня рыбьи? Джон рассмеялся.

- Да нет же! Они, как у русалки.

- Еще не знаю, принять ли это за комплимент.

- Ну конечно.

- Я думала, русалки малопочтенные создания.

- Ну что вы, напротив! Только робкие.

- У вас их много в Англии?

- Нет. По правде сказать, я их раньше никогда не видел.

- Так откуда же вы знаете?

- Просто чувствую.

- Вы, наверно, получили классическое образование, В Англии ведь это, кажется, всем полагается?

- Далеко не всем.

- А как вам нравится Америка, мистер Форсайт?

- Очень нравится. Иногда нападает тоска по родине.

- Мне бы так хотелось попутешествовать.

- Никогда не пробовали? Она покачала головой.

- Сижу дома, хозяйничаю. Но старый дом, вероятно, придется продать хлопком больше не проживешь.

- Я развожу персики около Южных Сосен. Знаете, в Северной Каролине. Это сейчас выгодно.

- Вы живете там один?

- Нет, с матерью.

- Она англичанка?

- Да.

- А отец у вас есть?

- Четыре года как умер.

- Мы с Фрэнсисом уже десять лег сироты.

- Хорошо бы вы оба приехали как-нибудь к нам погостить; моя мать была бы так рада.

- Она похожа на вас? Джон засмеялся.

- Нет. Она красавица.

Глаза серьезно посмотрели на него, губы чуть-чуть улыбнулись.

- Я бы поехала с удовольствием, но нам с Фрэнсисом нельзя отлучаться одновременно.

- Но ведь сейчас вы оба здесь.

- Завтра уезжаем; мне хотелось увидеть Кэмден. - Глаза опять стали внимательно разглядывать лицо Джона. - Может, наоборот, вы поедете с нами и посмотрите наш дом? Он старый. И Фрэнсису доставили бы удовольствие.

- Вы всегда знаете, что доставит вашему брату удовольствие?

- Конечно.

- Вот это здорово. Но вам правда хочется, чтобы я приехал?

- Ну да.

- Я-то очень хотел бы; ненавижу отели. То есть... ну, вы знаете.

Но так как он и сам не знал, трудно было ожидать, что она знает.

Она тронула лошадь, и иноходец Джона перешел на легкий галоп.

В просветы нескончаемого соснового леса солнце светило им в глаза; пахло нагретыми сосновыми иглами, смолой и травой; дорога была ровная, песчаная; лошади шли бодро. Джон был счастлив. Странные у этой девушки глаза, манящие; и верхом она ездит даже лучше, чем девочки Блэр.

- Англичане, наверно, все хорошо ездят? - спросила она.

- Почти все, если вообще ездят; но сейчас у нас верховая езда не в почете.

- Так хотелось бы побывать в Англии! Наши предки приехали из Англии в тысяча семисотом году - из Вустершира. Где это?

- Это наш Средний Запад, - сказал Джон. - Только совсем не такой, как у вас. Там много фруктовых садов - красивая местность: белые деревянные домики, пастбища, сады, леса, зеленые холмы. Я как-то на каникулах ездил туда гулять с одним школьным товарищем.

- Должно быть, чудесно. Наши предки были католики. У них было имение Нэйзби; вот мы и свое назвали Нэйзби. А бабушка моя была французская креолка из Луизианы. Правда, что в Англии считают, будто в креолах есть негритянская кровь?

- Мы очень невежественны, - сказал Джон. - Я-то знаю, что креолы это старые испанские и французские семьи. В вас обоих есть что-то французское.

- Во Фрэнсисе - да. А мы не проехали этот курган? Мы уже сделали добрых четыре мили, а говорили - до него только две.

- А не все ли равно? Тот, первый, по-моему, не был так уж потрясающе интересен.

Ее губы улыбнулись; она, наверно, никогда не смеялась по-настоящему.

- А какие в этих краях индейцы? - спросил Джон.

- Наверно не знаю. Если есть, так должно быть, семинолы. Но Фрэнсис думает, что эти курганы были еще до прихода теперешних племен. Почему вы приехали в Америку, мистер Форсайт?

Джон прикусил губу. Сказать причину - семейная распря, неудачный роман - было не так-то просто.

- Я сначала поехал в Британскую Колумбию, но там дело не пошло. Потом услышал о персиках в Северной Каролине.

- Но почему вы уехали из Англии?

- Да просто захотелось посмотреть белый свет.

- Да, - сказала она.

Звук был тихий, но сочувственный. Джон был рад, тем более что она не знала, чему сочувствует. Образ его первой любви редко теперь тревожил его - уже год, даже больше, как это кончилось. Он был так занят своими персиками. Кроме того, Холли писала, что у Флер родился сын. Вдруг он сказал:

- По-моему, надо поворачивать - посмотрите на солнце.

Солнце, и правда, было уже низко за деревьями.

- Ой, да.

Джон повернул коня.

- Давайте галопом, через полчаса сядет; а луны еще долго не будет.

Они поскакали назад по дороге. Солнце зашло еще скорее, чем он думал, стало холодно, свет померк. Вдруг Джон придержал лошадь.

- Простите, пожалуйста; кажется, мы не на той дороге, по которой ехали с пикника. Я чувствую, что мы сбились вправо. Дороги все одинаковые, а лошади только вчера из Колумбии, знают местность не лучше нашего.

Девушка засмеялась.

- Мы заблудимся.

- Хм! Это не шутка в таком лесу. Ему что, конца нет?

- Наверно, нет. Прямо приключение.

- Да, но вы простудитесь. Ночью здорово холодно.

- А у вас только что была испанка!

- О, это неважно. Вот дорога влево. Поедем по ней или прямо?

- По ней.

Они поехали дальше. Для галопа было слишком темно, скоро и рысью ехать стало невозможно. А дорога извивалась бесконечно.

- Вот так история, - сказал Джон. - Ой, как неприятно!

Они ехали рядом, но он еле-еле разглядел ее улыбку.

- Ну что вы! Страшно забавно.

Он был рад, что она так думает, но не совсем с ней согласен.

- Так глупо с моей стороны. Брат ваш меня не поблагодарит.

- Он же знает, что я с вами.

- Если б еще у нас был компас. Так всю ночь можно проплутать. Опять дорога разветвляется! О черт, сейчас совсем стемнеет.

И не успел он сказать это, как последний луч света погас; Джон едва различал девушку на расстоянии пяти шагов. Он вплотную подъехал к ее лошади, и Энн дотронулась до его рукава.

- Не надо беспокоиться, - сказала она, - вы этим только все портите.

Переложив поводья, он сжал ее руку.

- Вы молодчина, мисс Уилмот.

- О, зовите меня Энн. От фамилий как-то холодно, когда собьешься с дороги.

- Большое спасибо. Меня зовут Джон, по-настоящему - Джолион.

- Джолион - Джон, это хорошо.

- А я всегда любил имя Энн. Подождем, пока взойдет луна, или поедем дальше?

- А она когда взойдет?

- Часов в десять, судя по вчерашнему. И будет почти полная. Но сейчас только шесть.

- Поедем, пусть лошади сами ищут дорогу.

- Ладно. Только если уж они нас куда-нибудь привезут, так в Колумбию, а это не близко.

Они поехали шагом по узкой дороге. Теперь совсем стемнело. Джон сказал:

- Вам не холодно? Пешком идти теплее. Я поеду вперед; не отставайте, а то потеряете меня из виду.

Он поехал вперед и скоро спешился, потому что сам замерз. Ни звука нельзя было уловить в нескончаемом лесу, ни проблеска света.

- Вот теперь я озябла, - послышался голос Энн. - Я тоже слезу.

Так они шли с полчаса, ведя лошадей в поводу и чуть не ощупью находя дорогу; вдруг Джон сказал:

- Посмотрите-ка! Что-то вроде поляны! А что там налево чернеется?

- Это курган.

- Только какой, интересно? Тот, что мы видели, или второй, или еще новый?

- Пожалуй, побудем здесь, пока не взойдет луна, а тогда, может быть, разберемся и найдем дорогу.

- Правильно! Тут, наверно, и болота есть. Я привяжу лошадей и поищем, где укрыться. А холодно!

Он привязал лошадей с подветренной стороны, а когда повернулся, она была рядом с ним.

- Жутко здесь, - сказала она.

- Найдем уютное местечко и сядем.

Он взял ее под руку, и они двинулись в обход кургана.

- Вот, - сказал вдруг Джон, - здесь копали. Здесь не будет ветра. Он пощупал землю - сухо. - Присядем здесь и поболтаем.

Прислонившись к стенке вырытой ямы, они закурили и сидели бок о бок, прислушиваясь к тишине. Лошади пофыркивали, тихо переступали, больше не было слышно ни звука. Деревья не шумели - лес был редкий, да и ветер стих, и живого было - только они двое и лошади. Редкие звезды на очень темном небе да чернеющие в темноте стволы сосен - больше они ничего не видели. И еще светящиеся кончики папирос и время от времени - в свете их - лица друг друга.

- Вы, наверно, никогда мне этого не простите, - мрачно сказал Джон.

- Ну что вы! Мне страшно нравится.

- Очень мило, что вы так говорите, но вы, наверно, ужасно озябли. Знаете что, возьмите мой пиджак.

Он уже начал снимать его, когда она сказала:

- Если вы это сделаете, я убегу в лес и заблужусь всерьез.