Сага о Форсайдах - Джон Голсуори

- Очень печально.

- Мне пришлось обставить эту комнату по-новому. Раньше она была отделана в китайском стиле. Она мне слишком напоминала Тинг-а-Линга.

- Ну, а этот песик загрызет любую кошку.

- К счастью, он вырос вместе с котятами. Нам он понравился потому, что у него кривые лапы. Ходит он с трудом и едва поспевает за детской колясочкой. Дэн, покажи лапки!

Дэнди поднял голову и тихонько заворчал.

- Он ужасно упрямый. Скажите, Джон изменился? Или похож еще на англичанина?

Молодой человек понял, что она наконец заговорила о чем-то для нее интересном.

- Похож. Но он чудесный малый.

- А его мать? Когда-то она была красива.

- Она и сейчас красива.

- Да, наверно. Седая, должно быть?

- Поседела. Вы ее не любите?

- Гм! Надеюсь, она не будет ревновать его к вашей сестре.

- Пожалуй, вы несправедливы.

- Пожалуй, несправедлива.

Она сидела неподвижно с ребенком на руках; лицо ее было сурово. Молодой человек, сообразив, что мысли ее где-то витают, встал.

- Когда будете писать Джону, - заговорила она вдруг, - передайте ему, что я ужасно рада и желаю ему счастья. Я сама не буду ему писать. Можно мне называть вас Фрэнсис?

Фрэнсис Уилмот поклонился.

- Я буду счастлив...

- А вы должны называть меня Флер. Ведь теперь мы с вами родственники.

- Флер! Красивое имя! - медленно, словно смакуя это слово, произнес молодой человек.

- Комнату вам приготовят сегодня же. Разумеется, у вас будет отдельная ванная.

Он прикоснулся губами к протянутой руке.

- Чудесно! - сказал он. - А я было начал тосковать по дому: здесь мне не хватает солнца.

В дверях он оглянулся. Флер положила ребенка в гнездышко и задумчиво смотрела куда-то в пространство.

II

ПЕРЕМЕНА

Не только смерть собаки побудила Флер по-новому обставить китайскую комнату. В тот день, когда Флер исполнилось двадцать два года, Майкл, вернувшись домой, объявил:

- Ну, дитя мое, я покончил с издательским делом. Старый Дэнби всегда так безнадежно прав, что на этом карьеры не сделаешь.

- О Майкл! Ты будешь смертельно скучать.

- Я пройду в парламент. Дело несложное, а заработок примерно тот же.

Эти слова были сказаны в шутку. Через шесть дней обнаружилось, что Флер приняла их всерьез.

- Ты был совершенно прав, Майкл. Это дело самое для тебя подходящее. У тебя есть мысли в голове.

- Чужие.

- И говоришь ты прекрасно. А живем мы в двух шагах от парламента.

- Это будет стоить денег. Флер.

- Да, я говорила с папой. Знаешь, это очень забавно - ведь ни один Форсайт не имел никакого отношения к парламенту. Но папа считает, что мне это пойдет на пользу, а баронеты только для этого и годятся.

- К сожалению, раньше нужно пройти в выборах.

- Я и с твоим отцом посоветовалась. Он кое с кем переговорит. Им нужны молодые люди.

- Так. А каковы мои политические убеждения?

- Дорогой мой, пора бы уже знать - в тридцать-то лет!

- Я не либерал. Но кто я - консерватор или лейборист?

- У тебя есть время решить этот вопрос до выборов.

На следующий день, пока Майкл брился, а Флер принимала ванну, он слегка порезался и сказал:

- Земля и безработица - вот что меня действительно интересует. Я фоггартист.

- Что это такое?

- Ведь ты же читала книгу сэра Джемса Фоггарта.

- Нет.

- А говорила, что читала.

- Все так говорили.

- Ну все равно. Он весь в будущем и программу свою строит, имея в виду тысяча девятьсот сорок четвертый год. Безопасность в воздухе, развитие земледелия, детская эмиграция; урегулировать спрос и предложение внутри империи; покончить с нашими убытками в делах с Европой; идти на жертвы ради лучшего будущего. В сущности, он проповедует то, что никакой популярностью не пользуется и считается невыполнимым.

- Эти взгляды ты можешь держать при себе, пока не пройдешь в парламент. Ты должен выставить свою кандидатуру по спискам тори.

- Какая ты сейчас красивая!

- Потом, когда ты уже пройдешь на выборах, можно заявить и о своих взглядах. Таким образом ты с самого начала займешь видное положение.

- План недурен, - сказал Майкл.

- И тогда можешь проводить программу этого Фоггарта, Он не сумасшедший?

- Нет, но он слишком трезв и рассудителен, а это приближается к сумасшествию. Видишь ли, заработная плата у нас выше, чем во всех других странах, за исключением Америки и доминионов; и понижения не предвидится. Мы идем в ногу с молодыми странами. Фоггарт стоит за то, чтобы Англия производила как можно больше продовольствия; детей из английских городов он предлагает отправлять в колонии, пока спрос колоний на наши товары не сравняется с нашим ввозом. Разумеется, из этого ничего не выйдет, если все правительства империи не будут действовать вполне единодушно.

- Все это как будто разумно.

- Как тебе известно, мы его издали, но за его счет. Это старая история - "вера горами двигает". Вера-то у него есть, но гора все еще стоит на месте.

Флер встала.

- Итак, решено! - сказала она. - Твой отец говорит, что сумеет провести тебя по спискам тори, а свои убеждения ты держи при себе. Тебе нетрудно будет завоевать симпатии, Майкл.

- Благодарю, тебя, милочка. Дай я помогу тебе вытереться...

Однако раньше, чем переделывать китайскую комнату, Флер выждала, пока Майкл не прошел в парламент от одного из округов, где избиратели, по-видимому, проявляли интерес к земледелию. Выбранный ею стиль являл, собой некую смесь Адама и "Louis Quinze" [1]. Майкл окрестил комнату "биметаллическая гостиная" и переселил "Белую обезьяну" к себе в кабинет. Он решил, что пессимизм этого создания не вяжется с карьерой политического деятеля.

Свой "салон" Флер открыла в феврале. После разгрома либералов "центр общества" сошел на нет, и ореол политикоюридической группы леди Элисон сильно померк. Теперь в гору шли люди попроще. По средам на вечерах у Флер бывали главным образом представители младшего поколения; а из стариков показывались в "салоне" ее свекор, два захудалых посланника и Пивенси Блайт, редактор "Аванпоста". Это был высокий человек с бородой и налитыми кровью глазами, столь не похожий на свой собственный литературный стиль, что его постоянно принимали за премьера какого-нибудь колониального кабинета. Он обнаружил познания в таких вопросах, в которых мало кто разбирался. "То, что проповедует Блайт сегодня, консервативная партия не будет проповедовать завтра", - говорили о нем в обществе. Голос у него был негромкий. Когда речь заходила о политическом положении страны, Блайт изрекал такие афоризмы:

- Сейчас люди бродят во сне, а проснутся голыми.

Горячий сторонник сэра Джемса Фоггарта, он называл его книгу "шедевром слепого архангела". Блайт страстно любил клавикорды и был незаменим в "салоне" Флер.

Покончив с поэзией и современной музыкой, с Сибли Суоном, Уолтером Нэйзингом и Солстисом, Флер получила возможность уделять время сыну одиннадцатому баронету. Для нее он был единственной реальностью. Пусть Майкл верит в теорию, которая принесет плоды лишь после его смерти, пусть лейбористы лелеют надежду завладеть страной - для Флер все это было неважно: 1944-й год казался ей знаменательным только потому, что в этом году Кит достигнет совершеннолетия. Имеют ли какое-нибудь значение все эти безнадежные парламентские попытки чтото сделать? Конечно нет! Важно одно - Англия должна быть - богатой и сильной, когда подрастет одиннадцатый баронет! Они хотят строить какие-то дома - ну что ж, отлично! Но так ли это необходимо, если Кит унаследует усадьбу Липпингхолл и дом на Саут-сквер? Конечно, Флер не высказывала таких циничных соображений вслух и вряд ли сознательно об этом думала. На словах она безоговорочно поклонялась великому божеству - Прогрессу.

Проблемы всеобщего мира, здравоохранения и безработицы занимали всех, независимо от партийных разногласий, и Флер не отставала от моды. Но не Майкл и не сэр Джемс Фоггарт, а инстинкт подсказывал ей, что старый лозунг: "И волки сыты, и овцы целы" - лозунг, лежащий в основе всех партийных программ, - не столь разумен, как хотелось бы. Ведь Кит не голоден, а поэтому о других не стоит очень беспокоиться, хотя, разумеется, необходимо делать вид, что вопрос об этих "других" тебя беспокоит. Флер порхала по своему "салону", со всеми была любезна, перебрасывалась словами то с тем, то с другим из гостей, а гости восхищались ее грацией, здравым смыслом и чуткостью. Нередко она бывала и на заседаниях палаты общин, рассеянно прислушивалась к речам, но каким-то седьмым чувством (если у светских женщин шесть чувств, то у Флер, несомненно, их было семь) улавливала то, что могло придать блеск ее "салону"; отмечала повышение и падение правительственного барометра, изучала политические штампы и лозунги, а главное - людей, живого человека, скрытого в каждом из членов парламента.

За карьерой Майкла она следила, словно заботливая крестная, которая подарила своему крестнику молитвенник в сафьяновом переплете, надеясь, что настанет день, когда он об этой книге вспомнит. Майкл регулярно посещал заседания палаты всю весну и лето, но ни разу не раскрыл рта. Флер одобряла это молчание и выслушивала его рассуждения о фоггартизме, тем помогая ему уяснить самому себе свои политические убеждения. Если только в фоггартизме дано верное средство для борьбы с безработицей, как говорил Майкл, то и Флер готова была признать себя сторонницей Фоггарта: здравый смысл подсказывал ей, что безработица - это национальное бедствие - является единственной реальной опасностью, угрожающей будущности Кита. Ликвидируйте безработицу - и людям некогда будет "устраивать волнения".