Сохрани мою речь навсегда… Стихотворения. Проза (сборник) - Осип Мандельштам

«Гончарами велик остров синий…»

Гончарами велик остров синий –Крит зеленый. Запекся их дарВ землю звонкую. Слышишь подземныхПлавников могучий удар?

Это море легко на поминеВ осчастливленной обжигом глине,И сосуда студеная властьРаскололась на море и глаз.

Ты отдай мне мое, остров синий,Крит летучий, отдай мне мой трудИ сосцами текучей богиниВоскорми обожженный сосуд…

Это было и пелось, синея,Много задолго до Одиссея,До того, как еду и питьеНазывали «моя» и «мое».

Выздоравливай же, излучайся,Волоокого неба звезда,И летучая рыба – случайность,И вода, говорящая «да».

‹21 марта› 1937

«Длинной жажды должник виноватый…»

Длинной жажды должник виноватый,Мудрый сводник вина и воды:На боках твоих пляшут козлятаИ под музыку зреют плоды.

Флейты свищут, клянутся и злятся,Что беда на твоем ободуЧерно-красном – и некому взятьсяЗа тебя, чтоб поправить беду.

21 марта 1937

«О, как же я хочу…»

О, как же я хочу,Не чуемый никем,Лететь вослед лучу,Где нет меня совсем.

А ты в кругу лучись –Другого счастья нет –И у звезды учисьТому, что значит свет.

Он только тем и луч,Что только тем и свет,Что шопотом могучИ лепетом согрет.

А я тебе хочуСказать, что я шепчу,Что шопотом лучуТебя, дитя, вручу…

23 марта – начало мая 1937

«Нереиды мои, нереиды!..»

Нереиды мои, нереиды!Вам рыданья – еда и питье,Дочерям средиземной обидыСостраданье обидно мое.

Март 1937

«Флейты греческой тэта и йота…»

Флейты греческой тэта и йота –Словно ей не хватало молвы, –Неизваянная, без отчета,Зрела, маялась, шла через рвы…

И ее невозможно покинуть,Стиснув зубы, ее не унять,И в слова языком не продвинуть,И губами ее не размять…

А флейтист не узнает покоя:Ему кажется, что он один,Что когда-то он море родноеИз сиреневых вылепил глин…

Звонким шопотом честолюбивых,Вспоминающих шопотом губОн торопится быть бережливым,Емлет звуки – опрятен и скуп.

Вслед за ним мы его не повторим,Комья глины в ладонях моря,И когда я наполнился морем –Мором стала мне мера моя…

И свои-то мне губы не любы –И убийство на том же корню –И невольно на убыль, на убыльРавноденствие флейты клоню.

7 апреля 1937

«Как по улицам Киева-Вия…»

Как по улицам Киева-ВияИщет мужа не знаю чья жинка,И на щеки ее восковыеНи одна не скатилась слезинка.

Не гадают цыганочки кралям,Не играют в Купеческом скрипки,На Крещатике лошади пали,Пахнут смертью господские Липки.

Уходили с последним трамваемПрямо за́ город красноармейцы,И шинель прокричала сырая:«Мы вернемся еще – разумейте…»

Апрель 1937

«Я к губам подношу эту зелень…»

Я к губам подношу эту зелень –Эту клейкую клятву листов,Эту клятвопреступную землю:Мать подснежников, кленов, дубков.

Погляди, как я крепну и слепну,Подчиняясь смиренным корням,И не слишком ли великолепноОт гремучего парка глазам?

А квакуши, как шарики ртути,Голосами сцепляются в шар,И становятся ветками прутьяИ молочною выдумкой пар.

30 апреля 1937

«Клейкой клятвой липнут почки…»

Клейкой клятвой липнут почки,Вот звезда скатилась –Это мать сказала дочке,Чтоб не торопилась.

– Подожди, – шепнула внятноНеба половина,И ответил шелест скатный:– Мне бы только сына…

Стану я совсем другоюЖизнью величаться.Будет зыбка под ногоюЛегкою качаться.

Будет муж, прямой и дикий,Кротким и послушным,Без него, как в черной книге,Страшно в мире душном…

Подмигнув, на полусловеЗапнулась зарница.Старший брат нахмурил брови.Жалится сестрица.

Ветер бархатный, крыластыйДует в дудку тоже, –Чтобы мальчик был лобастый,На двоих похожий.

Спросит гром своих знакомых:– Вы, грома́, видали,Чтобы липу до черемухЗамуж выдавали?

Да из свежих одиночествЛеса – крики пташьи:Свахи-птицы свищут почестьЛьстивую Наташе.

И к губам такие липнутКлятвы, что, по чести,В конском топоте погибнутьМчатся очи вместе.

Все ее торопят часто:– Ясная Наташа,Выходи, за наше счастье,За здоровье наше!

2 мая 1937

«На меня нацелилась груша да черемуха»

На меня нацелилась груша да черемуха –Силою рассыпчатой бьет в меня без промаха.

Кисти вместе с звездами, звезды вместе с кистями, –Что за двоевластье там? В чьем соцветьи истина?

С цвету ли, с размаха ли – бьет воздушно-целымиВ воздух, убиваемый кистенями белыми.

И двойного запаха сладость неуживчива:Борется и тянется – смешана, обрывчива.

4 мая 1937* * *

I. «К пустой земле невольно припадая…»

К пустой земле невольно припадая,Неравномерной сладкою походкойОна идет – чуть-чуть опережаяПодругу быструю и юношу-погодка.Ее влечет стесненная свободаОдушевляющего недостатка,И, может статься, ясная догадкаВ ее походке хочет задержаться –О том, что эта вешняя погодаДля нас – праматерь гробового свода,И это будет вечно начинаться.

II. «Есть женщины, сырой земле родные…»

Есть женщины, сырой земле родные,И каждый шаг их – гулкое рыданье,Сопровождать воскресших и впервыеПриветствовать умерших – их призванье.И ласки требовать у них преступно,И расставаться с ними непосильно.Сегодня – ангел, завтра – червь могильный,А послезавтра – только очертанье…Что было – поступь – станет недоступно…Цветы бессмертны. Небо целокупно.И всё, что будет, – только обещанье.

4 мая 1937

Последние стихи

Чарли Чаплин

Чарли Чаплин        вышел из кино,Две подметки,        заячья губа,Две гляделки,        полные чернилИ прекрасных        удивленных сил.Чарли Чаплин –        заячья губа,Две подметки –        жалкая судьба.Как-то мы живем        неладно все –            чужие,                чужие…Оловянный        ужас на лице,Голова не        держится совсем.Ходит сажа,        вакса семенит,И тихонько        Чаплин говорит:«Для чего я        славен и любим            и даже                знаменит», –И ведет его        шоссе большое            к чужим,                чужим.Чарли Чаплин,        нажимай педаль,Чаплин, кролик,        пробивайся в роль.Чисть корольки,        ролики надень,А жена твоя –        слепая тень, –И чудит, чудит        чужая дальОтчего        у Чаплина тюльпан,Почему        так ласкова толпа?Потому        что это ведь Москва!Чарли, Чарли,        надо рисковать,Ты совсем        не вовремя раскис,Котелок твой –        тот же океан,А Москва        так близко, хоть влюбись    В дорогую        дорогу.

Май (?) 1937

«С примесью ворона голуби…»

С примесью ворона голуби,Завороненные волосы –Здравствуй, моя нежнолобая,Дай мне сказать тебе с голоса,Как я люблю твои волосы,Душные, черно-голубые.

В губы горячие вложеноВсё, чем Москва омоложена,Чем, молодая, расширена,Чем, мировая, встревожена,Грозная, утихомирена…

Тени лица восхитительны –Синие, черные, белые,И на груди удивительныЭти две родинки смелые.В пальцах тепло не мгновенное –Сила лежит фортепьянная,Сила приказа желаннаяБиться за дело нетленное…

Мчится, летит, с нами едучи,Сам ноготок холодеющий,Мчится, о будущем знаючи,Сам ноготок холодающий.Славная вся, безусловная,Здравствуй, моя оживленнаяНочь в рукавах и просторноеКруглое горло упорное.

Слава моя чернобровая,Бровью вяжи меня вязкою,К жизни и смерти готовая,Произносящая ласковоСталина имя громовоеС клятвенной нежностью, с ласкою.

Начало июня 1937

«Пароходик с петухами…»