Последний рассвет - Александра Маринина

Жена не знает… Не знает ничего, кроме того, что у Кариши есть Лёнечка, который появился в жизни девочки, когда ее мать еще была здорова. Ну – есть и есть, лишь бы девочка была счастлива. А вот о том, во что к сегодняшнему дню превратился этот роман, ей не известно. И про то, что Карина сделала аборт, потому что Лёня не захотел больше иметь детей, матери тоже не сказали. Волноваться ей нельзя.

«Не в том я возрасте, чтобы снова растить малышей», – заявил тогда Курмышов.

И Карина послушно легла в больницу.

А Горбатовский тогда за один день постарел лет на десять. Ему так хотелось внучку или внука! Пусть бы у Кариши не было мужа, черт с ним, но был бы ребеночек…

Жена лежит в постели, Карина примостилась рядышком, полулежит рядом с матерью, обнимая ее, они тихонько что-то обсуждают, а Илья Ефимович сидит в этой же комнате, в старом уютном кресле, с ноутбуком на коленях, смотрит каталоги международных аукционов предметов ювелирного искусства.

Из прихожей раздался мелодичный звук – кто-то звонил Карине на мобильный. И почему она никогда не выкладывает телефон из сумки? Забывает? Или не хочет разговаривать при матери? Наверное, последнее. Ведь если телефон здесь же, под рукой, то как-то невежливо выходить для разговора в другую комнату, сразу понятно становится, что пытаешься что-то скрыть. А если телефон в коридоре, то все получается естественно и подозрений не вызывает.

– Кариша, – позвал он. – Твой мобильник звенит.

Она ловко соскользнула с широкого дивана, на котором днем стелили постель для больной, и бесшумно, но быстро, как на крыльях, промчалась к двери.

«От Лёньки звонка ждет, – с закипающей злобой подумал Горбатовский. – Крутит он девочкой во все стороны, а она ему позволяет. И где только ее самолюбие?»

Он приготовился к тому, что дочь вернется в комнату не скоро, однако Карина появилась уже через пару минут.

– Сотников звонил, – сообщила она в ответ на вопросительный взгляд отца. – Опять Лёню потеряли. Он думал, может, Лёня со мной или я знаю, где он.

– А ты не знаешь? – прищурился Илья Ефимович.

– Нет, папа, – спокойно ответила Карина. – Я не знаю.

«Зато я знаю! – с внезапно вспыхнувшим остервенением подумал ювелир. – Он с бабой, с той самой, с которой я его видел несколько раз в одном и том же ресторане. Видно, ей этот ресторан нравится, вот Лёнька и водит ее туда. Что ж, ничего удивительного, мне тоже этот ресторан нравится, и Лёньке, мы давно его открыли для себя и при любой возможности туда заглядывали. И место удобное, и парковка своя, и кухня превосходная. А теперь Курмышов свою новую пассию туда водит, даже не думая о том, что я там часто бываю. Ничего не боится, сукин сын! А если я Карине скажу? Нет, знает, сволочь, что не скажу. Не захочу девочку травмировать. А баба эта его новая мне не понравилась, ох, не понравилась. Опасная она. С виду – тихая, как мышка, спокойная такая, неяркая, неброская. Но как Лёнька на нее смотрел! Как смотрел, подонок! Никогда я не видел, чтобы он такими глазами смотрел на Каришу».

Илья Ефимович отлично помнил, как заколотилось у него сердце в тот самый первый раз, когда он увидел Курмышова с новой любовницей. Он и раньше видел Лёню с другими женщинами, но всегда одного взгляда хватало, чтобы определить: это на неделю, максимум – на две, Лёнька просто никак перебеситься не может, бегает от надвигающейся старости, как черт от ладана, вот и стремится задрать как можно больше юбок, встречающихся на пути. Противно, но не смертельно, и на отношениях с Кариной никак не сказывается. А с этой женщиной все было иначе. И сама она была другой, не такой, каких обычно Лёня «снимал». И Курмышов рядом с ней был совершенно другим. В каждом взгляде, которым они обменивались, в каждом жесте, которым прикасались друг к другу, даже в том, как они сидели за столом, сблизив головы, сквозили не похоть и быстро вспыхнувший и легко проходящий интерес, а настоящее чувство, глубокое, безрассудное, не поддающееся ни описанию, ни определению, ни объяснению.

Ради этой женщины и ради такой любви Курмышов может бросить Карину. Это Илья Ефимович Горбатовский понял сразу же и со всей отчетливостью. Что будет с девочкой? Она этого не переживет. Ей уже за тридцать, подходящих поклонников как не было – так и нет, не говоря уж о потенциальных женихах, а неподходящие поклонники вроде женатых и обремененных детьми коллег по работе Карине не нужны, хоть и вьются постоянно вокруг красавицы главбуха, и если на ней не женится Леонид, то через пару-тройку лет не женится уже никто. Значит, не будет у Карины Горбатовской ни мужа, ни детей, а у ее родителей – внуков и радости за устроенную семейную жизнь дочери. Если бы оторвать ее от Лёни сейчас, пока еще не стало совсем поздно, пока Карина не растеряла свою привлекательность, пока здоровье и возраст позволяют рожать, то, возможно, она и нашла бы себе хорошего мужа.

Или уж, на худой конец, Лёньку вынудить жениться на ней. Да, не о таком зяте мечтали супруги Горбатовские, но ведь Карина столько лет любит этого проходимца, и не считаться с этим нельзя.

И все-таки… может быть… а вдруг с этой женщиной не сложится? И Лёня вернется в прежнюю колею. И тогда останется шанс сделать Карину счастливой.

Поэтому Илья Ефимович твердо решил ничего не говорить дочери о новой любовнице Леонида Курмышова. В конце концов, раз Лёня сам открыто не порывает отношений с Кариной, значит, до конца не уверен. И надежда еще остается.

Но терпение Горбатовского на исходе. Еще немного – и он не сможет за себя поручиться. Лёнька, как всегда, ничего не понял в подвеске-треугольнике, и, даже когда Алеша Сотников разложил все по полочкам, объяснил все связи и смыслы, Курмышов и ухом не повел. Не чует своей вины. И опасности не чует.

А зря.

Глава 5

Совет, данный Колосенцевым, оказался дельным. Даже не получив еще детализацию звонков с домашнего городского телефона Панкрашиных, Роман Дзюба обнаружил некоторое расхождение: в счетах, присланных для оплаты городского телефона, в графе «услуги внутризоновой связи», указывались соединения с номером, имевшим странный код 51140. Такого кода в детализациях звонков с мобильного Евгении Васильевны не попадалось ни разу. Там все было обычно, коды самые распространенные – 903, 910, 916, 985 и так далее. И точно такие же коды стояли в счетах за городской телефон. Точно такие же, за исключением одного. Почему-то с этим абонентом Евгения Панкрашина разговаривала только с городского телефона, причем никогда не болтала подолгу – от одной до трех минут. На всякий случай Роман полез, по обыкновению, в Интернет и очень быстро выяснил, какая компания сотовой связи предоставляет номера с таким кодом. Компания называлась «Интсат», но толку от этого…

И все равно Роман был уверен: это он, тот самый таинственный и неуловимый, никому не известный любовник Евгении Васильевны Панкрашиной. Она понимала, что муж тщательно изучает детализации звонков, поэтому никогда не связывалась с этим мужчиной при помощи мобильного телефона. Поскольку все счета за городской номер она оплачивала сама, то отлично знала, что номер полностью там не указывается. Да и не проверял Игорь Панкрашин эти счета. Все логично. Теперь осталось только дождаться ответа из Московской городской телефонной сети, и можно будет считать, что любовник Панкрашиной у них в кармане.

В субботу утром Роман Дзюба держал в руках полученный из МГТС документ, из которого узнал не только номер телефона загадочного абонента, но и потрясающий факт: последнее соединение с этим номером из квартиры Панкрашиных имело место в день убийства Евгении Васильевны, в 8.17 утра. Правда, для того, чтобы выяснить, кому принадлежит этот номер, придется оформлять у следователя еще один запрос, на этот раз в компанию «Интсат», но ведь есть и куда более простые пути.

Именно этим простым путем и пошел Роман Дзюба, взяв в руки телефонную трубку и набрав номер, начинающийся с 51140. Он был уверен даже не на сто – на двести пятьдесят процентов, что ответит ему мужской голос.

И ошибся. Голос был женским, молодым и довольно приятным. Представившись и обменявшись с абонентом несколькими фразами, Дзюба выяснил, что номер принадлежит некоей госпоже Нитецкой Веронике Валерьевне, которую с покойной Евгенией Панкрашиной связывали приятельские отношения, не особенно близкие. О гибели Евгении Васильевны она уже знала из новостей, размещенных в Интернете, и искренне сожалела о том, что произошло.

– Когда вы разговаривали с Панкрашиной в последний раз? – спросил Дзюба разочарованно.

Он-то был так уверен, что нашел любовника убитой! А это оказалась очередная приятельница.

– Утром в среду, – тут же ответила Нитецкая, не задумываясь. – Я точно помню. Когда в четверг я прочитала в новостях, что Евгению убили, то подумала, что разговаривала с ней прямо перед смертью, в тот же день. Может быть, я даже вообще была последней, с кем она разговаривала.