Игроки Господа - Дамиен Бродерик

«Ну точно, — подумал я. — Я в симуляторе».

— Так-так, тебя посетила банальная мысль, Август, — Джулс пронзил меня острым взглядом. — Ты пытаешься убедить себя, что находишься в некоей программе виртуальной реальности, запущенной на твоем домашнем компьютере в 2051 году, а сам ты — старый пердун со вживленными в голову электродами, утонувший в фантазиях и воспоминаниях о минувших дня, — вообще-то достаточно точно; у меня по спине побежали мурашки, и причиной тому был отнюдь не зимний ветер из открытого Schwelle. — Да, тебе недостает веры. Все не так просто, парень, не так изящно, не так… старомодно. Спасибо, Куп, не проводишь ли наших друзей до двери?

— Сэр.

Одурманенные, глазеющие по сторонам в счастливом смущении Билли и Боб были взяты за руки и выволочены в коридор. Дверь открылась, потом тихо захлопнулась. Полагаю, они покатили по дороге, обдуваемые жарким северным ветром. Я больше никогда их не видел и даже представить не могу, что им впоследствии поведали сны. А если они сохранили какие-то частичные воспоминания о случившемся, то укрепились ли в своей вере или же, наоборот, засомневались? Я этого не знаю, и, если честно, мне наплевать. Теперь я Игрок, Игрок в Состязании Миров, и на мой крючок ловится рыбка покрупнее.

Но тогда я был невинным двадцатилетним ребенком, ждущим, когда же откроется университет, чтобы продолжить свои медицинские студии. Когда я решил стать врачом? Не помню; возможно, мои родители полагали, что меня заинтересует медицина, хотя никогда на этом не настаивали. Я сел в кресло — мои ноги дрожали от слабости — уставился на преподобного Джулса, исполненный страха и отвращения, и понял, что клиническая медицина — последняя в мире вещь, которую мне стоит изучать. «Если когда-нибудь выберусь из этого кошмарного Зазеркалья, — пообещал я себе, — направлюсь прямиком на кафедру философии». (Как я и поступил на самом деле, и теперь уже написал три четверти диссертации по модальной логике. Однако не следует забегать вперед. Надо начать с начала и идти до самого конца, или, по крайней мере, как минимум до конца, если он в этой истории будет. Так что продолжим.)

Джулс играючи перехватил мяч беседы — или, возможно, инструктажа — и повел его вперед, волоча за ним и меня. В физическом смысле. Преподобный кинул в пространство:

— Дай мне Звездную куколку.

Schwelle распахнулся в пронизанную звездами темноту, и преподобный кивнул мне идти туда. Черт побери, а почему бы и нет? Я искал ответы — так, может, они прятались там. Я шагнул за порог, Джулс — за мной.

На той стороне я в замешательстве остановился. Огромное пространство вовсе не было пустым, а огоньки над головой не были звездами. Далеко на востоке — точнее, там, где разгорался рассвет — звездные пятнышки мерцали ярче, словно чья-то гигантская рука подкручивала реостат. Я покрутил головой туда-сюда. Серую равнину беспорядочно испещряли бегущие во все стороны разноцветные линии. Ни одного здания не поднималось к фальшивым звездам, ни одного деревца, или цветка, или газетчика на велосипеде, или высоковольтного столба, или озера, или собаки, или… ничего из того, что я мог бы узнать. Должно быть, меня уменьшили до микроскопического размера и поместили в электрическую схему.

О-о-о.

— Это — симуляция.

— Отнюдь. Это — внутренняя компьютронная оболочка Мозга Матрешки. Пусть она тебя не беспокоит, мы всего лишь пройдем через нее. А вот это уже сим. Покажи нам демо-версию Судного дня, — Джулс картинно высоко взмахнул правой рукой, выставив вперед указательный палец. Пробормотал под нос инструкции — и мы мгновенно переместились, однако я не ощутил сбивающего с толку перехода, как ожидал. Это было похоже на слепое пятно в глазу: мозг каким-то образом приспосабливается к отсутствию части изображения и сглаживает его, избавляя вас от беспокойства по поводу исчезнувшего куска пейзажа. Что-то вроде этого, в полностью трехмерном пространстве. Мы полетели, точно стрелы, к маленькому пожарно-красному строению с двумя дверями. Я прищурился от бьющего в лицо ветра. Одна дверь оказалась синей, другая — насыщенно-коричневой. Их края, казалось, мерцали — оптическая иллюзия, создаваемая цветовым контрастом, странным образом более реалистичная, нежели красные кирпичи. Мы остановились перед дверьми.

— Выбери одну.

Пожав плечами, я открыл синюю дверь.

Мы находились на главной площади, полагаю, скандинавского города. Холодный ветер забирался под мою футболку без рукавов и в штанины джинсов. Высокое бледное солнце делало каждый предмет ясным и отчетливым: каменные и бревенчатые муниципальные строения с древними вывесками над окнами, застекленные окошки, скромные магазинчики. Мимо прогрохотал трамвай. По обеим сторонам улицы текла толпа: вышедшие за покупками матроны, пожилой джентльмен с тросточкой, двое неотесанных парней, кидавших влюбленные взгляды на симпатичную девушку, не обращавшую на них никакого внимания, бизнесмены с телефонами «Nokia» — все разнообразие мира в одном флаконе, или его аккуратный срез.

— Что ты заметил?

— Что мне нужна куртка, — и она мгновенно появилась, удобная, подбитая мехом. Ногам тоже стало теплее: я воззрился на ботинки из овечьей кожи, бежевые с белым. — Э…

Я пристально таращился вокруг. Люди бросали на нас заинтересованные, вежливые, мимолетные взгляды и сразу же отворачивались. Они видели…

— Они все северяне, блондины с голубыми глазами, — я всмотрелся еще внимательнее. Эффект оказался потрясающий: я никогда не был в Швеции или Финляндии. — Ни одного брюнета. Наверное, это конструкт. Арийские небеса. Что это, Джулс, чертов Тысячелетний рейх?

— Я же сказал, что это сим. На его создание моей Звездной куколке потребовалось не больше наносекунды.

Да, ты прав, Август, в этом городе — миллион светловолосых людей, и у всех у них голубые глаза. А мы с тобой — аномалии.

Мы шли по мощеной улочке. Джулс остановился у таверны, толкнул дверь и провел меня в душное помещение, провонявшее пивом, потом и пьяным дыханием. Скромная девушка разливала за стойкой пиво. Ее взгляд поймал меня, остановился, карие глаза расширились. Темно-каштановые волосы, как и мои собственные.

— Очередной член семейства Зайбэков?

— Только умозрительно, — усмехнулся Джулс. — Видишь коренастого парня в глубине, волочащего бочку с элем? Ее отец. Их тут всего десять, во всем городе, с такой расцветкой, — он поднял палец, и мы снова оказались перед двумя дверьми.

Я вздохнул, поежился, чувствуя, как исчезает с плеч вес меховой крутки, и открыл коричневую дверь.

— Да, это очевидно, Джулс, — вокруг нас сновали или бездельничали темноглазые, обожженные тропическим солнцем люди. С гигантских, дающих тень листьев капала вода — только что прошел дождь. Мы пошлепали по лужам. У прилавка торговца коврами, под брезентовым навесом я увидел семью швейцарских Робинзонов: блондина-отца, блондинов-сыновей, блондинку-мать и блонд инок-дочерей, чужаков в чужой стране. — Надо думать, эти десять — единственные голубоглазые люди во всем городе.