Однажды детство кончилось - Таня Стар

ряд автобусов стал цепочкой дощатых щелястых вагонов-теплушек. И народ с мрачными, напряжёнными лицами штурмует переполненные теплушки, а солдаты с винтовками, с примкнутыми длинными штыками едва сдерживают толпу. И он, Севка, изо всех сил старается не отстать от протискивающейся вперёд мамы и тащит за руку упирающегося и ревущего маленького брата. А со всех сторон напирают, кричат, ругаются, плачут. И выражение непоправимой беды и страха на многих лицах вокруг. И мама нервничает, все время оглядывается на детей — не отстали ли, и вновь пробирается сквозь толпу. Потом картинка сменилась, и Севка увидел себя в тёмном подвале при свете закопчённой, едва горевшей керосиновой лампы, склонившимся над тетрадкой. А на блюдце перед ним маленький кусок серого плохого хлеба, и как хочется схватить его и съесть мгновенно, но он берёт его и протягивает младшему брату, а сам лишь глотает слюну. И как приходит с работы мама, усталая и худая, и, усевшись на койку, практически мгновенно засыпает сидя. А он Севка укрывает её тонким одеялом и шикает на брата, чтобы тот не шумел. А тот и сам всё уже понимает, просто залезает на кровать, к маме под бок, и сидит, прижавшись щекой к её плечу.

Севка моргнул и вернулся из мира фантазий. Так ли всё было? Он видел своего деда? Или, быть может, сам только что пережил несколько этих ужасных мгновений? Сердце сжалось от печали и сострадания. А он Севка ещё жалуется! По сравнению с дедом у Севки не жизнь, а сказка. Почему на уроках столь нелюбимой Севкой истории не рассказывают именно об этом?! Или рассказывают, а он всё пропустил? Как так вышло?! Как же скучный школьный предмет ожил в истории его семьи?! Давно исчезнувшее, затерявшееся в минувших годах, оказалось несказанно, до боли близко… Теперь Севка страстно желал узнать об этом больше. Быть может, не случайно судьба подкинула ему этот лагерь? Вдруг всё не так уж плохо? Что, если ему в самом деле понравится? Там будет видно. Одно ясно, сетовать на свою жизнь Севке теперь будет стыдно. Значит, в лагерь, без разговоров и хандры! Да и история опять же…

Все персонажи являются вымышленными, и любое совпадение с реальными людьми случайно.

Кто украл носки

Вера Вьюга

В раздевалке спортзала царила тишина. Галдёж и возню, привычные для такого рода мест сменила по-армейски строгая атмосфера. Жужжание заблудившейся мухи било по ушам не хуже реактивного двигателя. Вот такая тишина накрыла раздевалку! Ребята замерли возле скамеек кто в чём и вытянувшись по струнке не сводили напряжённого взгляда с физрука. Да и фиг бы с ним! Физрука никто не боялся. Но вот того другого… С хищной ухмылкой внимательно разглядывая каждого подозрительным почти вылезшем из орбиты глазом, тот другой, казалось видел насквозь каждую молекулу в той несчастной сосиске, что проглотил на завтрак Иванов, Петров, а может и Сидоров. Хотя нет, Сидоров на завтрак не ел и оттого в животе его было совсем хреново, то ли от страха, то ли от голода.

— Кто украл носки? — прорычал, физрук, остановившись возле Сидорова и у того в брюхе жалобно пискнуло.

— Открывай рюкзак! — приказал он, но Сидоров не шелохнулся. — Хорошо, тогда я сам.

Учитель дёрнул молнию, быстро порылся внутри и разочарованно кинул рюкзак обратно на скамейку.

— Та-а-к, — протянул он, поигрывая бицепсами. — Все открыли сумки!

Никто не сдвинулся с места.

— Бастовать! Не хотите по-хорошему, будет, — по-моему, — и он, щёлкнув пальцами, приказал тому другому, — приступай.

Сидоров зажмурился. Ему вдруг свело живот, да так, что все это почувствовали. Почувствовал и тот другой. Обернулся и вернулся к Сидорову, снова оценивая его темным выпуклым глазом. В этот момент несчастный готов был отдать ему все носки: и те, что были на нем, и те, что хранились дома в комоде, и не только свои, но и всех родственников. А если нужно, то и сгонять в магазин за новыми — не вопрос!

Тот другой прищурился, вроде оценивая степень вероятности нахождения разыскиваемого предмета внутри Сидорова, но степень эта показалась ему ничтожно малой и тот другой, не спеша, проследовал дальше вдоль ровного строя обалдевших одноклассников.

Останавливаясь возле каждого, он задирал голову и, словно принюхивался, но так и не смог вынюхать вора. Понятное дело. Он же не собака, а крокодил!

— Гриша! — позвал физрук тварь и, приглашая каймана в раскрытую сумку, кинул на её дно куриный окорок.

— Так! Что тут происходит! — запыхавшийся завуч ворвался в раздевалку, в тот момент, когда над головой Гриши взвизгнула молния, погрузив рептилию во мрак. Сумка, лежавшая на полу, пару раз дёрнулась и замерла. — Станислав Сергеевич, мы же договаривались, что вы только кормите. — Завуч кивнул на сумку. — Гуляет с ним Вероника Петровна. Она — биолог. Почему он здесь?

— Мы не крали ваши носки! — ответил за всех Сидоров и рванул в туалет.

— Какие носки? — удивлённый завуч, оглядывал ребят, уже расслабившихся вроде им скомандовали вольно.

— Этот Гена их и сожрал.

— Не Гена, а Гриша.

— Киборг-убийца сожрал носки, вы его плохо кормите!

— Пора отдавать его в зоопарк, вон какой птеродактиль вымахал!

— Так! Тихо! — скомандовал завуч, подхватывая сумку. — Разберёмся.

В сопровождении физрука и Гриши он вышел из раздевалки.

Обделавшийся от страха Сидоров вернулся в почти опустевшую комнату, растерянно сжимая в кулаках мокрые коричневые носки.

— Эти что ли? — расправил они их, держа каждый двумя пальцами.

— Где нашёл?

— В унитазе плавали…

— Falke pure vicuna, — прочитал вслух напечатанную на подошве чёрной краской надпись Иванов. — Чисто постиранная викунья. — Перевёл он. — Ну, что? Неси физруку. — И заржал.

Сидоров сунул носки в пакет из-под бутерброда и отправился на поиски.

В учительскую он стукнулся в последнюю очередь, не обнаружив препода ни в столовке, ни на спортивной площадке.

За длинным столом сидел сам и ещё две молоденьких училки из начальной школы. Они хихикали.

— Вот.

Влажной жабой носки плюхнулись на столешницу перед носом физрука.

Училки замолчали и уставились на пакет с коричневой массой, который к тому же протекал, оставляя после себя мелкие капельки.

— Ваши носки. Они в унитазе плавали.

Училки переглянулись и вышли.

— Ты тупой? — поднимая взгляд на ученика поинтересовался физрук. — Мои белые адидас. А ты мне бабкины припёр. Иди отсюда. Э-эй! Это забери! — Он брезгливо ткнул пальцем в мокрый ком. — Тупица.

Сидоров вышел на улицу все ещё сжимая в руках злосчастный пакет. Он уже хотел метнуть его подальше в кусты, но Петров перехватил