Кирза - Вадим Чекунов

Я думаю о Воронцове, нашем взводном и по совместительству — коменданте штаба. Ключей у него на разного вида кольцах — штук тридцать — сорок.

«Ключи от женских сердец!» — потрясая связкой, игриво говорит Ворон штабным дамам.

Этой же связкой он ловко орудует, проходя вдоль шеренги, выстроенной по команде «смирно!» и норовя попасть по яйцам.

У простого служивого никаких ключей нет и быть не может. Казарма, твой дом родной на целых два года, всегда открыта.

Ходи, куда прикажут, и исполняй, что скажут.

После представления одному из ключевых — почтальону, вопрос с посылками Черепа решился без особых проблем.

План наш был простой.

С почтальоном пришлось поделиться. Пичуль, шнурок, только назначенный тогда на должность, был труслив, но жаден.

Согласился он легко — куш был хороший. Армянский коньяк, блок «Мальборо», и куча домашних консервов.

Привезя в штаб посылки Черепа, почтальон аккуратно вскрыл их у себя в каморке и спрятал все ценное в шкаф. Посылки же набил до отказа принесенными мной из чипка сушками — килограммов шесть ушло.

Так же аккуратно посылки были закрыты и даже залеплены сургучом.

В назначенное время Череп в сопровождении Воронцова и дежурного по части явился в штаб.

Дождался своей очереди.

Пичуль с невозмутимой рожей поддел гвоздодером крышку первой коробки, затем второй и третьей.

Воронцов непонимающе порылся в сушках и переглянулся с дежурным. Тот порылся тоже, и даже попробовал одну сушку на вкус.

— Че за херня, а? Солдат? Тут, что ли, говна этого купить не можешь? Или у вас там в Хохляндии больше нету ничего? — дежурный был явно удручен.

Череп, закрывая посылки и ставя их одну на одну, покачал головой:

— Главное, товарищ капитан, для солдата — простое человеческое внимание из дома. Сушки есть — и на том спасибо.

Только разве что не подмигнул им обоим.

Нехотя возвращаюсьв казарму.

Но, оказывается, до меня никому нет дела.

В казарме — событие. Причем такое, что затмевает собой даже готовящуюся пьянку по случаю приказа.

Поймали вора.

Слава богу, вор оказался не из наших, взводовских, а «мандавошный». Саша Черникин, моего призыва. Щуплый, мелкий, с по-детски плаксивым почему-то всегда лицом. Размер сапог у него — тридцать шестой. Однажды дневальным пришла идея поменять ночью наши сапоги, и на подъеме вся казарма веселилась от души, глядя, как я бегу на построение в одних портянках, а Черникин, с трудом переставляя ноги, утопает в моих кирзачах чуть не по пояс.

Своей детской внешностью Черникин умело пользовался всю духанку. Многие старые опекали его — брали под свою защиту и даже подкармливали чем-нибудь из чипка.

Попался он случайно.

Одна из точек, куда заступают в наряд «мандавохи» — так называемая техничка — серое здание возле склада ГСМ, напичканное аппаратурой связи и слежения. Из Питера, из института имени Можайского, к нам часто присылают офицеров для повывышения квалификации. В этой самой техничке у них и проходят занятия. «Мандавохи» же заступают туда в наряд — по двое дневальных на этаж.

В техничке имеется подвал, который сегодня затопило из-за лопнувшей трубы. И при аварийных работах МТОшникамибыла обнаружена чья-то нычка. Под обычным для подвала хламом, среди ящиков и кусков фанеры лежали два вещмешка. А в них — штук десять наручных часов, ручки, блокноты, несколько электробритв, уйма хлястиков от шинелей, значки, пара кожаных ремней: Денег почти сто пятьдесят рублей — в основном трешками и пятерками. И пачка писем от родителей и девушки Оли на имя Черникина Александра.

После памятной драки отношения между ротой и взводом, как ни странно, нормализовались. Те не только принесли в нашу казарму мешки, но и не заныкали по пути почти ничего. Скорее всего, их самих «крысятничество» достало не меньше нашего.

Отпирался Черникин недолго. Мигом лишившись покровителей — а их вещей в нычке обнаружилось немало, сник и теперь стоит перед «советом стаи». Человек десять старых — среди них и наш Борода, закрылись в каптерке уже минут двадцать назад.

Те, кто опознал свое имущество, получили его назад. С остальным, а также с судьбой вора — «крысы», — разбираются.

Я и Паша Секс курим в сушилке. Паша разглядывает свои часы:

— Вот падла какая! Я уж попрощался с ними давно: Сука, без часов меня оставил на два месяца почти!.. А новые на что я куплю?..

— Хуйня, Паша! Через месяд-другой эти суки на дембель уйдут. Тогда и деньги у нас будут:

Паша пристально смотрит на меня.

— Хочешь сказать, у бойцов будешь отбирать? Как эти у нас?

Я докуриваю и выбрасываю бычок в окно:

— Я, Паша, хочу сказать, что у нас никто больше ничего не заберет. А будем ли мы забирать — время покажет.

Паша усмехается:

— В армии не время показывает. Люди показывают. Как в зеркале все. Какой ты есть на самом деле.

Обдумываю его слова. Вообще, Паша в последнее время стал склонен к философии. Не иначе, как Кучера влияние.

— Может, и так, — говорю. — Может, и зеркало. Только кривое. Помнишь, в парках такой аттракцион был? Видишь себя и думаешь — ну и урод, бля:

— И не смешно совсем, — соглашается Паша и выбрасывает свой окурок. — Пошли, посмотрим, кажется, Чернику вывели:

Торопливо выходим из сушилки и видим, как двое старых, подхватив с обеих сторон Черникина за руки, волокут его по взлетке в спальное помещение.

Ноги его скользят по доскам пола, голова болтается из стороны в сторону.

— Ну и отмудохали чувака!.. — говорит Паша, впрочем, без особой жалости.

Черникова оттаскивают в самй конец казармы и бросают на пол в проходе между койками. Вокруг собирается целая толпа. Никто не произносит ни слова. Лишь Черникин что-то невнятно мычит, и мы понимаем вдруг, что он не избитый, а просто вдребадан пьяный.

В недоумении переглядываемся. Это что, старые налили ему в честь приказа?

Из толпы выныривает наш Борода.

— Открывай! — командует Борода кому-то из мандавох.

Распахиваются обе створки окна.

Ближайшую к окну койку придвигают вплотную к проему.

Несколько человек хватают Черникова за руки и ноги и влезают на койку. Обмякшее тело вора висит почти на уровне подоконника.

Его начинают раскачивать под дружный счет присутствующих.

На счет «три!» Черникин вылетает в темноту и падает под окна роты МТО.

— Всем ясно? Напился боец, где — непонятно. Открыл окно и выпал неосторожно, — объявляет Борода. — Все, концерт окончен! Дневальный, звони в медпункт и дежурному.

— Бля, Борода, а нельзя было до завтра подождать, а?! — шипит Соломон. — Это же залет на всю часть, бля! Как приказ отмечать будем? Ты об этом подумал?

Борода невозмутим:

— Наказание должно быть скорым и неотвратимым. А за крысятничество — тем более. Не ссы, к ночи успокоится все.

К ночи не успокоилось ничего. Наоборот, прибыл командир роты Парахин, за ним наш Воронцов. Замполит с дежурным по части бегали по казарме, как угорелые. Парахин орал что-то про дисбат и бил дневальных кулаком в грудь. Дежурный по части, пожилой старлей, то и дело подбегал к окну, из которого выпал Черникин, свешивался из него по пояс, и, вглядываясь в темноту, причитал: «Суки! Ну, суки! Ну почему всегда в мое дежурство, а? То повесится какая-нибудь сука, то в окно выпадет, то вообще съебется — ищи потом! Суки, ну просто суки!» Всех выстроили на этаже. Поочередно вызывают в канцелярию — где был, что делал, что видел или слышал.

Простояли почти три часа.

Черникина не жаль никому. Все как один повторяют: пришел пьяный, буянил, хотел блевануть в окно и выпал. Виноваты, не успели задержать. Обещаем исправиться.

Версия всех устроила. Тем более, что Черникин не умер, высота не та. Отделался лишь сотрясением мозга и что-то сломал себе. Ему могло бы повезти больше, попадись он на прошлой неделе — под окнами тогда лежали здоровенные сугробы. Но позавчера в части проходило «приближение весны», и теперь повсюду только мерзлая земля.

«Крысу» отправили в питерский госпиталь. Там он пролежал несколько месяцев, и в часть возвращаться наотрез отказался, устроившись в обслугу.

— Слушай, там просто какой-то отстойник для чмырей — то Холодец там зависнет, то вот этот теперь! — ухмыляется Паша Секс. — А мы туда с тобой попасть мечтали!.. На хуй, на хуй!..

Через год почти, ближе к весне, из Питера дошли до нашей глухомани слухи, что Черникин попался на краже и там. Но уже по-крупному — десятки комплектов белья, пижам, хозпринадлежностей, кучу лекарств — все это он загонял тамошним скупщикам, но кто-то стуканул и его взяли.

Так как хитрый и осторожный Черника связывался теперь исключительно с казенным имуществом, на этот раз никто его из окна не выкидывал. Его, кажется, судили, но чем дело кончилось, мы не узнали — ушли на дембель.