Верховные судороги - Кристофер Бакли

— Что это? — спросил он.

— Чаевые, — ответила Пеппер.

— Зачем?

— Потом узнаете.

Два дня спустя «Нью-Йорк пост» сообщила, что судья Картрайт дала, в знак благодарности, «на чай» судебному курьеру. Заметка об этом была озаглавлена «СОВОКУПИТЕЛЬНЫЙ ИСК».

Понимая, что Бадди так или иначе даст газетчикам знать о том, что обратился в суд, Пеппер решила оставить последний удар за собой.

Декстер Митчелл сидел за столом своего кабинета, мрачно размышляя о будущем, которое у него, как у председателя Комитета по вопросам судоустройства, долгосрочной определенности явно не имело. Вошла секретарша, сообщившая, что ему звонит мистер Бадди Биксби. Мысли Декстера заскакали наперегонки. Зачем он звонит? Если для того, чтобы сообщить нечто, способное угробить кандидатуру его супруги, так с этим он малость запоздал. Не без опаски, но и с любопытством Декстер снял с аппарата трубку.

— Сенатор Митчелл, я хотел бы сделать вам одно предложение.

— Предложение? — отозвался Декстер. — А поточнее нельзя?

— Не по телефону. Мы не могли бы встретиться где-нибудь без свидетелей? Думаю, в нынешней ситуации они нам ни к чему.

В мозгу Декстера сработала тревожная сигнализация, однако услышанное его заинтриговало. И он сказал Биксби, что поедет завтра экспрессом «Акела» из Вашингтона в Стамфорд, штат Коннектикут, — последний вагон, последнее место.

На следующий день — через минуту после того, как поезд остановился на Пенсильванском вокзале Нью-Йорка, — Бадди Биксби опустился в соседнее с занимаемым сенатором Митчеллом кресло.

— Совсем как в шпионском фильме, а? — сказал он.

— Чем могу быть полезен? — осведомился Декстер.

— Видите ли, кроме «Шестого зала суда», у меня, как у продюсера, имеется в работе еще несколько телешоу, — сообщил Бадди.

— Ну да, — ответил Декстер. — Про людей, которые сигают с мостов и обжираются до смерти.

Бадди усмехнулся:

— Верно, однако эти штуки приносят деньги, которые нужны мне для шоу высокого класса.

— Мистер Биксби, через тридцать пять минут я сойду в Стамфорде. Не перейти ли нам к сути вашего вопроса?

— Разумеется. Вам никогда не хотелось появиться на экранах телевизоров, сенатор?

Декстер удивленно уставился на него:

— Я то и дело на них появляюсь. Совсем недавно, к примеру. Возможно, вы меня видели. Вместе с вашей женой.

— Нет. Появиться в вашем собственном шоу.

— Какого, собственно, рода? — спросил Декстер, стараясь не показать, насколько он заинтересован. — С мостов я не прыгаю. И пятисот фунтов веса мне никогда не набрать.

— Я совсем не об этом, сенатор. Вы не хотели бы стать президентом Соединенных Штатов?

— Пробовал, — сухо ответил Декстер. — И не один раз.

— На сей раз вы им станете. Без конференции в Айове и первичных выборов в Нью-Гэмпшире. И вам не придется ни детишек, ни чьи-либо задницы целовать. Даже притворяться, что вас волнует Ближний Восток, и то не придется…

— Мистер Биксби, меня действительно волнуют проблемы Ближнего Востока.

— Ну и прекрасно. Кого-то же они должны волновать, верно? Послушайте, я за вами давно уже наблюдаю. Вы рождены для этой роли. В вас есть какая-то невероятная… властность. И выглядите вы как самый настоящий президент.

— Благодарю вас. Всегда приятно услышать, что ты похож на кого-то настоящего. Так вы хотите, чтобы я сыграл у вас президента, так?

— Точно.

— Это что-то вроде «Западного крыла»?[48]

— Ага. Только без всяких слез. Жесткое шоу. С яйцами. И сексуальное. Возбуждающее. Первую леди будет играть Рамона Альвилар.

— Вот как? — сказал Декстер. — Я видел ее в этом… как его… Она действительно…

— Возбуждает? О да, тут уж вы мне поверьте, — усмехнулся Бадди. — За время нашего с ней разговора я кончил три раза подряд.

Выражение, появившееся на лице сенатора Митчелла, сказало Бадди, что такого рода фразочки в его, сенатора, присутствии неуместны. И Бадди пожал плечами:

— Фигура речи, не более. Но знаете, что заставило ее принять мое предложение?

— Нет, — ответил Декстер. — Не знаю.

— Я сказал ей, что думаю пригласить на роль президента вас.

— О. Вот как.

— Она большущая ваша поклонница.

— Замечательно. Передайте ей, что и я большущий ее поклонник. Но знаете, мистер Биксби…

— Бадди. Прошу вас.

— У меня уже есть работа. И хорошая.

— Это я понимаю — и ценю, — сказал Бадди. — И уважаю. Но я бы сказал так: если вы в данный период вашей жизни считаете, что полностью реализовали себя, что вам ничего больше доказывать не нужно, что не осталось вершин, на которые вы могли бы взобраться, что ж… я пожму вам руку, поблагодарю за то, что вы уделили мне время, и выметусь отсюда. Я так понимаю, человек, который достиг вашего положения, всегда может, уйдя в отставку, заработать пару долларов в какой-нибудь из лоббистских компаний К-стрит, верно? А с другой стороны, если вы готовы взяться за дело, до крайности волнующее и классное, я уж не говорю о сумасшедших деньгах, которые оно может принести, тогда… подумайте.

Декстер глянул в окно и увидел свое отраженное стеклом лицо. Красивое лицо, подумал он и немного наклонил голову набок. Да. И самое что ни на есть президентское. Да. Да.

— Вы затеяли это назло вашей жене? — спросил он.

— Ну, — Бадди пожал плечами, — не без того. Хотя и деньгами тут пахнет немалыми.

В огромной мраморной уборной безумно дорогого номера люкс, из окон которого открывался великолепный вид на мемориал Джорджа Вашингтона, рвало назначенную членом Верховного суда, но еще не вступившую в эту должность Пеппер Картрайт.

У двери ванной переминались с ноги на ногу Джи-Джи и Хуанита.

— Amor, — говорила Хуанита, — por favor, abre la puerta.[49]

Из-за двери донеслось глухое мычание вроде того, какое можно услышать в зоопарке, в отделе морских млекопитающих, когда близится время кормежки.

— С тобой все в порядке, милая?

Этот вопрос, довольно бессмысленный, надо признать, задал Джи-Джи.

— Конечно, не все, — ответила ему Хуанита.

Джи-Джи извлек из кармашка золотые часы на цепочке, взглянул на них:

— Может, мне в Белый дом позвонить?

— Si.[50] Позвони.

— И что я им скажу?

— Что она заболела.

— Не могу же я сказать президенту Соединенных Штатов, что она с толчком обнимается. Это неприлично.

— Скажи, что она съела что-то не то.

Пеппер, которой их разговор был хорошо слышен, сказала:

— Все нормально. Дайте мне пару… — за чем последовал новый наводящий на мысль о морских просторах звук.

Конечно, ей пришлось пройти к этой минуте через многое, почти исчерпав пожизненные запасы адреналина. Несколькими часами раньше, когда она лежала без сна, обливаясь по́том на 800-долларовой простыне и глядя на дисплей цифровых часов, ей вдруг пришло в голову, что обратной дороги у нее нет. Новый рабочий кабинет ее размещался в здании, которое выглядело так, точно его перенесли сюда с Акрополя. Пеппер преследовали сны, в которых за ней захлопывались огромные бронзовые двери и она, обернувшись, видела какие-то фигуры в плащах с капюшонами, заваривавшие, демонически хихикая, эти двери автогеном. Она вгляделась в голубоватую воду унитаза. «Здесь даже вода в толчке выглядит дорогой». А между тем президент Соединенных Штатов и представители мировой прессы, теряя терпение, ждут ее в Овальном кабинете.

«Ох, девочка, — подумала она, с трудом поднявшись на ноги и взглянув на отражавшийся в зеркале уборной кошмар. — Какого черта ты в это ввязалась?»

— Как ты насчет глотка бурбона? — спросил из-за двери Джи-Джи.

— No seas tonto,[51] Джи-Джи. Что она, будет на президента бурбоном дышать?

— Я ж не предлагаю ей всю бутылку выдуть.

Пеппер распахнула дверь уборной — бледная, но собранная.

— Ладно, — отдуваясь, сказала она. — За дело.

Хуанита загнала ее обратно в уборную, принесла туда щетку для волос, губную помаду и прочее. Джи-Джи, пожав плечами, проглотил бурбон сам.

Присяга, которую собственнолично принял у Пеппер Председатель Верховного суда Хардвизер, прошла достаточно гладко. Готовясь к ней, Пеппер прополоскала рот, потратив едва ли не литр предназначенной для этого жидкости, и теперь пахла, как засеянное мятой поле. Собственно, и от председателя суда тоже попахивало мятой. После принятия присяги состоялся приятный завтрак в узком кругу, по завершении коего президент Вандердамп подарил Хуаните свою столовую карточку, предварительно на ней расписавшись.

Глава 14

Сенатор Декстер Митчелл проводил на Капитолийском холме официально-неофициальную беседу со старым другом, сенатором от великого штата Миссисипи Клементом Кранчем. Кранч был председателем сенатского Комитета по этике, который почти никогда не называли «могущественным сенатским Комитетом по этике».