Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти - Луис Броули

Индийцы менее циничны по сравнению с европейцами, и это заставляло меня осознавать, насколько циничным был я. По возвращении на Запад я почувствовал эту разницу ещё более сильно, я увидел европейские города и пригороды разобщёнными и отгороженными, защищающими свою собственность и проповедующими культуру изолированности. Конечно, в Америке присутствует определённая открытость, берущая начало в масштабности просторов страны. В некотором роде это сказывается на сознании американцев. К сожалению, движение в сторону освоения новых пространств связано с опасной потребительской культурой и быстрым вовлечением в международную войну. Капиталистическая жадность, понятное дело, эксплуатирует желание сохранности американской мечты. Мечта основана на страхе. А страх — результат того, что мы прячем голову в песок благодаря дурному воспитанию и прогнившей культуре, ведущей к ожирению.

Юджи любил цитировать Джорджа Буша-младшего: «Я обещаю, что буду поддерживать высокий стандарт жизни всегда!» Он подшучивал над нашей «банановой республикой».

Я говорил об этих отличиях с индийскими друзьями, мы сравнивали культуры, создаваемые мыслями ограничения, исследовали весь багаж, который наш друг Юджи вытащил на свет божий, чтобы разорвать в клочья и уничтожить. В конце концов, мы не слишком отличались друг от друга: стены имели разный цвет, были сделаны из разного материала, но они оставались стенами тюрьмы человеческой мысли.

Как он говорил: «Куда бы вы ни пошли, люди везде примерно одинаковы. Юрист в Индии похож на юриста в Америке. Дантист в Индии похож на дантиста в Германии, и так далее».

Единственное, что было понятно до встречи с Юджи и становилось понятнее с каждым днём в его присутствии: религия искажает истории великих святых для того, чтобы манипулировать людьми и строить институты вокруг памяти о них.

Вскоре мы вернулись в Бангалор, а затем полетели назад в Европу.

ГЛАВА 23

«Вы никогда не узнаете, что такое жизнь».

В феврале 2004 года аэропорт Франкфурта встретил нас безоблачным прохладно-синим зимним небом. У меня не было обратного билета, я собирался купить его в аэропорту. Мне не терпелось отделаться от небольшой компании, направлявшейся дальше к Юджи и толкавшейся на железнодорожном вокзале в ожидании поезда на Кёльн. Когда я уходил, Калифорниец, несколько немцев и Йогиня помахали мне рукой на прощание. В последний момент она повернулась ко мне и нежно сказала: «Позвони мне, когда вернёшься».

Что это было? В течение месяца я бегал от них с Калифорнийцем, как от чумы, а теперь вдруг такой мёд.

Недавно Юджи снова спрашивал о моих финансах. Йогиня всегда оказывалась рядом, когда он задавал эти вопросы: «Как он умудряется вести такой образ жизни? Он, что ли, богатый?» Она давала короткие ответы. Мастерица по коротким ответам, просто профи. Большую часть времени она была настолько немногословна, что сложно было понять, что, к чёрту, вообще происходит. Она была туманной личностью, идеально точно выражающей смыслы, не поддающиеся расшифровке. Если посмотреть на наши отношения с точки зрения астрологии, то в самых простых словах их можно описать так: я был Таврическим быком, гоняющимся за её Девой в красной мантии — изящной статуэткой, принявшей вид соответствующего по цвету знака вопроса.

— Он не богат, Юджи.

Ну всё было предельно ясно.

Действительно, как в Максимах денег: «Нет денег — нет сладкой любви».

Он никогда не стеснялся бросить камень в мой огород.

Слегка не в себе от смены часовых поясов и свободы, я забрал свой багаж и обнаружил, что у меня кончились наличные. Заняв у дружелюбной немки Шорти немного евро на завтрак в аэропорту, я отправился на поиски своего самолёта. У аэропортов есть приятный побочный эффект: они стирают всё, что было до них и будет после. В аэропорту Франкфурта я чувствовал себя как в чёртовом спа-салоне.

По возвращении в Нью-Йорк меня всегда ждала работа. Парни шутили по поводу моих путешествий вместе с «гуру», их интересовало, не просветлел ли я ещё, и когда собираюсь спуститься с гор. На самом деле никому до тебя нет никакого дела, если только ваши пути не пересекаются. Мои домашние даже не знали про Юджи. Они бы только волновались, если бы были в курсе.

Я был уверен, что его общество приведёт меня к некоторой ясности в жизни, но до сих пор, кажется, всё становилось только хуже. Несмотря на полное крушение надежд, я продолжал околачиваться вокруг него с мыслью о том, что если он может так жить, почему я не смогу? В любом случае я был намерен оставаться рядом до тех пор, пока я либо не получу желаемое, либо умру в попытках достичь этого.

Вскоре после возвращения в Нью-Йорк до меня дошла информация, что Юджи стало «шатать» и он упал в Германии. От помощи он отказывался, продолжая уверять всех, что ему просто нужно следовать совету доктора и не вставать сразу после приёма пищи, поскольку в это время кровь приливает к желудку; нужно подождать немного, чтобы не спровоцировать головокружение.

Самый плохой период начался в апреле, когда он жил с группой друзей в Шварцвальде. Он упал и ударился в темноте головой о стол. Утром он был в ужасной форме, и поскольку всегда жил один, в комнате на стенах вокруг выключателя остались размазанные пятна крови, под глазом у него была рана. Пара сантиметров ниже — и никто не знает, чем бы тогда закончилась эта история. Он сидел тихо, отказываясь от медицинской помощи, пока остальные кружили вокруг, безуспешно пытаясь чем-то помочь. Плюс к этому добавились проблемы с мочеиспусканием. Сотни раз в день он ходил в ванную комнату, но безрезультатно. Никто не понимал, что происходит. Неужели конец? Позже Калифорниец говорил мне, что каждый раз, вставая со стула, Юджи останавливался, чтобы посмотреть в окно — чего практически никогда не делал, — словно хотел взглянуть на что-то в последний раз. Йогиня рассказывала, что это время было настоящим кошмаром. Она никогда особенно не любила Германию, но с тех пор она просто ненавидела тот маленький немецкий городок в Шварцвальде.

Юджи постепенно восстанавливался, но при этом стремительно терял в весе.

Когда я позвонил, он не проявил никаких эмоций относительно произошедшего. Он шутил: «Приезжай прямо сейчас. Мне нужна твоя помощь. Я дам тебе пятьдесят тысяч долларов, чтобы упаковать меня на тот свет. Я довольно уже пожил и попользовался всем, что может предложить этот мир! Приезжай и избавься от этого тела, просто выкинь его куда-нибудь в мусор!»

Его обычный чёрный юмор помог снять напряжение, но, тем не менее, вопрос о том, сколько он так протянет, оставался висеть в воздухе. Я позвонил Гухе: «На твоём месте я бы тотчас помчался в аэропорт и полетел!» Я бы так и сделал, если бы у меня был выбор. Я делал принты для предстоящего шоу в Лос-Анджелесе. В итоге шоу всё равно закончилось тратой времени и денег, но на тот момент у меня был арт-директор, инвестировавший в мою работу, и я просто не мог подвести его. Где-то в это же время в Нью-Йорке снова возникла Йогиня, приехавшая на несколько недель к отцу. Мы пошли с ней пообедать, и я настоял на прояснении ситуации с Калифорнийцем. Она сделала удивлённое лицо и уверила меня в том, что между ними абсолютно ничего не было. Затем она предложила мне остаться у неё, поскольку было уже поздно. Я ухватился за эту возможность в надежде возродить былую любовь. Оглядываясь назад, я вижу, что всё, что касалось моих с ней взаимодействий, превращалось в череду страданий и бедствий: наши встречи, разрывы, общение, отсутствие общения… Утверждение «бездействие есть действие» является правдой для какого-нибудь персонажа Бхагавадгиты, но не для меня. Ирония жизни в том, что подхваченная где-то идея целибата оказывалась для меня совершенно невыполнимой: эта женщина притягивала меня настолько сильно, что я не мог ей противиться, что бы ни происходило. Пять минут физического удовольствия стоили мне беспокойного утра и последующих месяцев мучений. Хотя если бы не она, был бы кто-то другой или что-то другое.

Учитывая его состояние, я отправился к нему в Италию в апреле, как только нашёл деньги. Он встретил меня в аэропорту и пожал руку. Пожатие было очень лёгким и дружелюбным — он словно влил в меня заряд силы, понадобившейся для дальнейших событий.

Мы поехали на трёх машинах пообедать в ресторан в Стрезе. Не успели мы сесть за стол, как я понял, что со мной нет моей новой куртки, в кармане которой лежал аккуратно завёрнутый паспорт. За столом Юджи меня поддразнивал, но мысли мои были в другом месте. Нью-йоркерша передала мне немного денег, чтобы я по приезде отдал их Юджи — к счастью, я успел переложить их в сумку. Я отдал их Юджи, и как только он спрятал их в карман, тут же ради смеха обвинил меня в том, что я прикарманил деньги.

После обеда любезный Немец снова отвёз меня в аэропорт, пока остальные поехали любоваться красивыми видами. Мы переходили от одного пункта досмотра к другому, сумки не было, и моя паника начала принимать угрожающие размеры. Мой друг-терапевт использовал все свои профессиональные навыки, чтобы не дать мне полностью потерять контроль. Наконец мы пришли в офис карабинера, где я через окно увидел висевшую на стуле куртку. Я описал её карабинеру, и он засмеялся, когда я в доказательство достал из кармана куртки статуэтку Ганеши — маленький подарок от Сумедхи, который я возил с собой на счастье.