Ироническая проза. Ч. 1 - Роман Днепровский

И вот, вызывает Мишку командир (он же — редактор), и говорит: «Значит так, старшина Мишка! По оперативным донесениям стало известно, что в сотне километров отсюда, в глухой забайкальской казачьей станице живёт-поживает дедушка Иван Иваныч. Этот дедушка Иван Иваныч в суровое время борьбы за установление в Забайкалье совецкой власти был молод, горяч, отважен — он носился на боевом коне с шашкой наперевес по Забайкалью и рубил головы всякой белогвардейско-антисовецкой контре и сволочи. И даже орден Красного, понимаешь-ли, Знамени за это дело получил — знать, голов нарубил немало… Короче, боевая задача выглядит так: нужно разыскать ветерана гражданской войны и взять у него интервью, которое пойдёт в юбилейный номер. Вот тебе, старшина Мишка, все данные на героического дедушку, вот суточные и командировочное удостоверение — исполнять! Через три дня жду тебя с текстом интервью».

Мишка щёлкнул каблуками, гаркнул «Есть!!!» — и помчался на поиски краснознамённого дедушки. Как Мишка добирался до глухой забайкальской казачьей станицы, где жил тот дед, нам неинтересно: в конечном счёте, добрался же? Добрался. Вот и хорошо! А подробности его путешествия на попутках по читинскому бездорожью и колдобинам мы оставим за кадром, чтобы картины не портили…

И вот, наконец, заявился старшина и военжур Мишка в станицу, разыскал нужную избу — и увидел он, что на лавочке у ворот возле нужной ему избы сидит не один, а целых два древних деда героической казачьей наружности.

- Здравствуйте! — говорит Мишка тем дедам, — а не подскажете ли мне, где здесь живёт-поживает героический и краснознамённый Иван Иваныч, храбрый ветеран былинных времён гражданской войны?

- А не пойти ли тебе, хлопчик, на хер? — отвечают ему деды, — а то, ходят здесь всякие, выспрашивают чего-то… Чё тебе надо-то, паря? Зачем тебе Иван Иваныч понадобился?…

- Да я, понимаете ли, журналист из военной газеты, — говорит Мишка, слегка смущённый таким нерадушным ответом стариков, — человек я подневольный. А нужен мне Иван Иваныч ваш лишь затем, что получил я приказ: взять у него интервью. Приказ, сами понимаете…

- Понимаем, — говорят деды, — приказ — это другое дело!… Журналист, говоришь?… А ты самогон пьёшь, журналист?

- Пью, — отвечает Мишка, не совсем понимая, куда и к чему старики клонят.

- Ну, раз пьёшь, — отвечает тогда один из дедов, — то пошли в дом, журналист. Выпьем за знакомство! Я — твой Иван Иваныч, расскажу тебе всё, чего надо…

И все втроём они идут в дом — Мишка и оба недружелюбных и суровых старика. И садятся за стол, и на столе появляется бутыль самогона, и сало, и лук, и солёные огурцы из кадушки, и грибочки маринованные из подполья, и варёная картоха из чугунка — добрая такая деревенская закуска. И героический старик Иван Иваныч начинает рассказывать о своих былых подвигах в гражданскую войну. И, чем больше сидят они, тем больше Иван Иваныча «несёт»: он уже и орден свой Мишке показал, и Мишка сфотографировал его, одетым в этот орден — а дед Иван Иваныч всё рассказывает и рассказывает — Мишка записывать не успевает. А второй дед всё сидит и молчит. Пьёт самогон, закусывает — и молчит. А потом вдруг подаёт голос:

- Ну что ты врёшь? Что ты врёшь, дурак старый? — это он к краснознамённому Иван Иванычу обращается, — ну не было этого! Не так всё было! Я-то, я-то лучше помню, как оно было тогда… — и, обращаясь к Мишке: — Ты не слушай его, дурака старого — он всё напутал. А дело, короче, было так… И начинает, значит, второй дед — звали его Петром Василичем, кстати — излагать собственную версию событий полувековой давности. Его рассказ не сильно-то и отличается от того, что говорил Иван Иваныч до этого — но, некоторые нюансы расходятся.

А Иван Иваныч слушает-слушает рассказ друга — да вдруг и сам перебивает: — Нет! Ну послушал бы ты себя со стороны!… Ну что ты мелешь, что мелешь? Дело-то вовсе и не так было!… - и начинает излагать свою версию. А Пётр Василич не соглашается, и оба старика начинают жарко спорить, обвиняя друг друга в старческом маразме и попытках сфальсифицировать историю Отечества. А Мишка слушает их — он уже отложил в сторону блокнот и карандаш — а потом и говорит:

- Я так понял, что и Пётр Василич — тоже мужественный боец за установление совецкой власти в Забайкальском крае? Тоже отважный герой и ветеран гражданской войны?

- Да какой он герой?!! — кричит раздухарившийся Иван Иваныч, — он — контра недобитая! Семёновец! Урядник казачий!… Эх, — поворачивается он к другу, — жаль, не добил я тебя, Василич, тогда, весной девятнадцатого!…

- Ну вот, опять врёшь! — кричит Пётр Василич Иван Иванычу, — это не весной было, а по осени! И не ты меня, а я тебя, суку красную, тогда пожалел, когда ты из седла кувыркнулся! Пристрелить тебя, Ванька, тогда надо было…

- Ага, «пристрелить»!… - передразнивает Иван Иваныч, — да ты лучше вспомни, как ты сам тогда… — и оба деда вступают в увлекательную перебранку, в которой припоминают друг другу всё: и отбитую кем-то у кого-то невесту, и боевые стычки гражданской войны, и взятые взаймы, да так до сих пор и не отданные сапоги, и давний спор на предмет раздела охотничьих делянок… А потом кто-то из них вдруг и говорит:

- Ладно, хватит! Давай лучше выпьем! — и все пьют самогон, и закусывают его салом, и огурчиками, и грибочками, и картошкой с луком. И снова пьют. И — рассказывают — теперь уже на два голоса — о гражданской войне в Забайкалье…

…Когда на следующий день Мишка, заночевавший в избе Иван Иваныча, уезжал в расположение своей части, оба старика нагрузили его провиантом: салом, грибами, огурцами. С самогоном у них вышел спор: каждый из них утверждал, что его продукт — лучше, а от соседского наутро голова болеть будет. Сошлись на том, что всучили Мишке и самогонку от Иван Иваныча, и от Петра Василича — а он, мол, приедет в свою часть, да и сравнит…

Мишкин материал вышел 7 ноября в окружной газете. На фотографии, иллюстрирующей интервью, были сняты оба старика — Иван Иваныч и Пётр Василич — а снизу была подпись: «Герои гражданской войны в Забайкалье такие-то…». О том, что второй участник интервью — герой гражданской войны с совершенно противоположной, белой стороны, Мишка ничего не сказал редактору. Зачем?…

Королевство собственного изобретения

Как всегда, это была одна из взбалмошных идей Мишки — если бы не он, то я ни за какие посулы в тот день от кресла-книжки-сигарет не оторвался бы. Но Мишка — он всегда такой: ему всегда больше всех нужно, в этом он — весь! Настоящий европеец — хоть и считает себя сибиряком. И, если честно, то я его за это уважаю…

Так вот: прибегает ко мне Мишка, и сразу — с места в карьер: «Старик! Ты знаешь, какой у нас завтра день? День Байкала!…» (Мишка, надо сказать, к Байкалу вообще очень трепетно относится, даже собирался одно время новое религиозно-философское учение создавать — Байкалианство). Ну, меня-то, честно говоря, все эти ура-патриотические пляски по поводу «священного моря» и «жемчужины планеты» никогда особенно не трогали: мне, если честно, глубоко плевать, что будет с Байкалом, если лет через двадцать-тридцать на его берегах будут жить какие-нибудь китайцы или таджики с киргизами (а всё, чувствую, к тому и придёт). Но Истина — Истиной, а Мишка — всё же, друг…

- Ну, и что, — спрашиваю я его, — ты предлагаешь отмочить по этому поводу?

- Идея такая, — принимается излагать Мишка, — завтра в честь Дня защиты Байкала на Набережной, возле твоего любимого памятника царю Александру III планируются торжественные гулянья: будет губернатор речь толкать, потом всякие барды будут петь — ну, и сувениры там разные продавать будут… Короче говоря, весь народ на Набережной сосредоточится…

Я ещё не совсем понимаю, к чему он клонит — но, судя по его возбуждённому состоянию и блеску в глазах, вижу: задумал Мишка нечто весьма и весьма необычное. Уж не в губернатора ли бомбу собрался кинуть?… А у меня в это время, совсем забыл сказать, сидит давний мой знакомый — отставной полковник МВД, старый сыскарь. И он, смотрю, уже и профессиональный интерес и к беседе, и к мишкиной личности проявляет.

- Слушай, — говорю я тогда, — уж не хочешь ли ты теракт замутить? Лавры Каляева тебе покоя не дают, что-ли?…

А он смеётся: — Нет, всё гораздо круче! — и начинает извлекать из сумки какую-то ткань тёмно-синего цвета. — Я, — говорит, — придумал вот что: нужно на острове, который у нас по центру Ангары, установить Флаг Байкала! Огромный, тёмно-синий флаг! Ты представляешь, как это будет здорово смотреться? Большое тёмно-синее, цвета байкальских вод, полотнище развевается над Ангарой — и его видно со всех точек Набережной!

Тут я вспоминаю про этот остров: есть в самом центре Ангары, прямо по главному фарватеру, небольшая отмель. На отмели этой растёт одинокий ивовый куст, да трава — а больше там ничего и нету. Хотя, нет! — там ещё, вроде бы, старый бакен на южной косе валяется… Остров этот называется Сибиряковским — в честь иркутских купцов Сибиряковых: уж не помню, для каких нужд, но в XVIII веке Сибиряковы его приспособили. Кстати, во времена Сибиряковых, да и позже островок этот был не один: на этом месте их было штуки три или четыре — но в 1950-е годы, при проведении берегоукрепительных работ на Набережной, там добывали гравий — и все острова, в результате, срыли. Один только Сибиряковский остров и остался…