Выходит продюсер - Александр Роднянский

Но самое любопытное в этой истории — люди. Ты видишь сотни людей из так называемой «мегаэлиты мира», диктующей правила большой финансовой и геополитической игры всему человечеству. Чаще разочаровываешься, иногда внутренне восхищаешься.

У них в офисах — фантастические виды из окон: на мост «Золотые ворота» в Сан-Франциско или Центральный парк в Нью-Йорке. Все офисы не ниже 40-го этажа. Помню фостеровское «яйцо» в Лондоне, где на самом верху, на последнем этаже, сидит в окружении трех секретарш один человек лет шестидесяти. Очень похожий на Марлона Брандо, и голос у него такой же. Гудит ветер, потому что небоскреб «раскачивает», и он так медленно-медленно говорит: «Ну да, я понимаю, что я сейчас вот что спрошу, а вы мне вот что ответите, потом я скажу так, а вы мне, конечно же, ответите эдак», — как бы сам с собой разговаривает. И вдруг начинает задавать очень тонкие вопросы с абсолютным пониманием специфики российской деловой и политической жизни. «Вы бывали в России?» — полюбопытствовал я. «Нет, — отвечает, — никогда».

Мы встречались с «портфельными менеджерами» — теми, кто руководит своими направлениями и отвечает за решения на миллиарды долларов. Встречались и с теми, у кого в управлении $500 млрд и более. И все они совершенно не похожи друг на друга, у них разные модели поведения. Есть жесткие, без эмоций «полицейские»: они холодно задают вопросы и никак не реагируют на твои ответы. Есть обаяшки: всему улыбаются, и тебе кажется, что ты им безумно нравишься, а на самом деле это не более чем вежливость. Либо люди совсем уж необычные. Один парень в Нью-Йорке все время рассказывал нам о перспективах нашего же бизнеса, затем деланно поворачивался к нам и требовал: «Убеди меня в этом! Ну, попробуй!» Абсолютно киношный персонаж.

Но всех их объединяет невероятная компетентность. С кем бы мы ни встречались, особенно в Америке. Я, готовый каждый раз с азбучных истин объяснять устройство российских медиа, был удивлен, поняв, что общие сведения не требуются. Они все знали заранее, а чего не знали, то понимали с полуслова. Знали про наше конкурентное окружение, про объемы и динамику развития рекламного рынка, про то, как обстоят дела на других российских каналах, в смежных медиасегментах. Все их вопросы были конкретны, вплоть до того, сколько еще будет идти «Не родись красивой» и чем мы собираемся его заменить.

Благодаря этим встречам я прочувствовал многоэтажность западного общества, многоэтничность его элит (мы встречались с индусами, китайцами, корейцами, африканцами, русскими, не говоря уже о европейцах и англосаксах), огромную ценность образования — мы часто встречали людей 27–28 лет, уже сделавших недюжинные карьеры. Они демонстрировали не только профессиональную экономическую компетентность, но и большую проницательность. Такой человек, глядя на тебя, должен сделать выводы о менеджменте компании: его надежности, креативности, мобильности, способности развивать сценарии будущего и действовать в интересах акционеров.

Подготовка к IPO продолжалась, и, хотя я еще не отошел от творческой кухни канала, меня стали посещать мысли о том, что превращение «СТС Медиа» в публичную компанию может привести… к творческому краху канала СТС. Подготовка к выходу на биржу пока еще незаметно, но все более ощутимо давила на содержательную работу. Я осознал, что невозможно стратегически планировать жизнь канала, когда все завязано исключительно на квартальных успехах. Например, нельзя выстраивать долгосрочные рискованные проекты, будь то ситкомы, передачи или драматические сериалы. Чуть позже, уже после размещения акций на бирже, груз биржевой ответственности почувствовали и все остальные работники «СТС Медиа».

IPO — это всегда революционное изменение в жизни компании. Для руководителя это фундаментальная трансформация. Ты понимаешь, что уже никогда не будешь прежним. Рутина большого бизнеса — постоянные перелеты, десятки ежедневных встреч, нон-стоппрезентации, рассуждения о макроэкономических показателях — все это становится частью твоей жизни, меняет ее радикально. Но я не уверен, что к лучшему.

С другой стороны, такой ритм задает определенный масштаб. И я вдруг четко понял, как дальше может развиваться СТС. У меня появились гигантские планы, связанные с экспансией в другие страны и на новые технологические платформы, с запуском новых каналов, слиянием с российскими и европейскими компаниями. В моей голове носились идеи создания международного вертикально интегрированного холдинга. Настоящего российского мейджора. Отчасти я понимал, что планы эти довольно далеки от действительности, но, с другой стороны, они давали настоящий драйв, благодаря им бизнес вновь обретал творческое измерение. Хотя это уже было потом, после выхода на IPO.

А тогда за дикой, без единой свободной минуты гонкой roadshow последовал мощный финал. В тот день, 2 июня 2006 года, после торгов все произошло очень быстро. Нас было человек десять: прилетел основатель компании Питер Герви, один из членов совета директоров Ваган Абгарян, Наташа Билан, несколько менеджеров компании. Пришло руководство NASDAQ, поприветствовало, минут пятнадцать пили шампанское, а потом включился секундомер. Краткая речь президента биржи, потом мое духоподъемное выступление на 180 секунд — ты говоришь и смотришь на девушку, которая, стоя прямо перед тобой за телекамерами, отщелкивает пальцами время — одна минута, две минуты, каунтдаун, звонок, аплодисменты, падающее сверху конфетти… все.

На огромном экране на Таймс-сквер появляется надпись «NASDAQ welcomes СТС Media», а потом на том же экране идет мое выступление, и его транслируют по телеканалу Bloomberg — главному каналу мировых экономических новостей и аналитики. По-настоящему волнующая штука.

В 1986 году режиссер Рон Ховард и продюсер Брайан Грейзер создали компанию Imagine Films Entertainment и провели IPO в надежде привлечь дополнительные средства. Компания размещалась по $8 за бумагу, но уже к концу первой недели цена на акции выросла до $15,2. IPO принесло партнерам $450 млн. «Публичный» период продолжался до 1993 года, когда партнеры выкупили все акции за собственные средства по $9 за акцию. Грейзер объяснял, что публичный статус заставил его тратить больше времени на бухгалтерию и на то, чтобы «держать за руку акционеров», а не заниматься кино.

«Я решил вывести компанию на рынок, чтобы получить деньги на кино и избавиться от студийной системы принятия решений. Но в результате понял, что студии много предпочтительнее акционеров. Сложно выходить со встречи по сценарию и идти говорить с финансовым директором. Это отвлекает от настоящей работы», — сказал Грейзер New York Times.