Волкодлаки Сталина. Операция «Вервольф» - Дмитрий Тараторин

Однако познакомиться с ним поближе вроде как не было повода. Дело в том, что Орешкину не было дано разъяснений на предмет того, зачем все эти твари, собственно, надобны. Приказали ловить побольше и попричудливей, и все. Только новоиспеченного полковника подмывало (чего с ним раньше не случалось) вникнуть в глубины сатанинские. И он не сдержался.

В свою очередь, и Захар Евграфович не постеснялся и с охотой выложил ему на обозрение все свое нестандартное мировоззрение. Оно Орешкина поразило своей строгой логичностью и цельностью. Нет, он, конечно, проходил в школе основные творения Достоевского, однако не придавал терзаниям его героев серьезного значения. «Ну, нет Бога и нет, — думал он, — не больно то и надо». Связи между этим отсутствием и тотальной вседозволенностью он совершенно не улавливал. А тут его прорубило: оно ж и правда, если нет высшей судебной инстанции, то кто же тогда запрещать уполномочен?

«И в самом деле, занятно», — решил полковник. И тепло попрощался с арестованным, отправлявшимся под конвоем в специальный, экстренно оборудованный монстроприемник. Сам же призадумался.

Шнеерсон глодал Виктора всю ночь. Самозабвенно и сосредоточенно. Его мутация, как легко догадаться, была спровоцирована луной. Дело в том, что вирус оборотничества, синтезированный когда-то нацистскими учеными и модернизированный тружениками советской подземной шарашки, претерпел причудливые мутации. Случилось это в результате вторжения в изначально стройный код хаотическо-демонических влияний. Поэтому теперь каждый новый инфицированный преображался в зверюгу по-своему. Кого-то, как Иваныча, могла спровоцировать чья-то злобность и агрессивность. А вот Михаил Семенович трансформировался по древне-исконным канонам.

Вернулся в человеческий облик он тоже, как это было заведено еще у средневековых волкодлаков, с восходом солнца. Возвращение было, конечно, шокирующим. Пришедший в себя Шнеерсон долго стоял над истерзанным телом, вглядывался в него, в себя — искал связь. И к ужасу своему, находил. Конечно, пугало его не кровавое зрелище (он видывал и не такое), но собственная жизненная перспектива, не поддающаяся отныне никакому контролю.

Наконец Михаил Семенович взял себя в руки и выпил стакан коньяку. Тепло побежало по венам, но мозг оставался склизко-холоден. Никакого приемлемого выхода из ситуации не обнаруживалось. Начать с того, что совершенно непонятно было, как избавляться от трупа, как устранить множественные кровавые пятна, покрывавшие пол, стены и даже потолок. Самое херовое заключалось в том, что сожрал он как раз Витюху — своего верного помощника в самых темных делах. То есть именно он обычно и заметал следы его очень часто преступной бизнес-активности.

— Ну, что, попали вы так попали, господин Шнеерсон, — услышал гендиректор-оборотень вкрадчивый голос у себя за спиной.

— Кто вы? — спросил он, не оборачиваясь, чем попытался продемонстрировать неведомому визитеру абсолютное присутствие духа.

— Вам не стоит кривить со мной душой, поскольку я в самом прямом смысле слов вижу вас насквозь, — нагло заявил какой-то косоглазый гражданин, возникший как бы из воздуха теперь непосредственно у него перед глазами. И, двусмысленно по-восточному улыбнувшись, продолжил: — Я без труда мог бы помочь вашему горю, если вы, конечно, расположены к конструктивному и долгосрочному сотрудничеству.

— То есть вы меня шантажируете, — констатировал Шнеерсон, мужественно глядя в глаза гостю.

— Я думаю, терминология, которую вы выбрали, совершенно контрпродуктивна. Я могу быть полезен вам, а вы — мне. Из этого я и предлагаю исходить.

— А вы вообще кто? — поставил вопрос ребром гендиректор.

— Зовут меня Боря Ли. В городе я известен всем как владелец ресторана. Но, уверяю вас, этим мое жизненное предназначение не исчерпывается. У меня много имен, обширные возможности и серьезные задачи. Но, впрочем, буду краток. Вы бизнесмен, а значит, обязаны ценить время, да и ситуация не располагает к промедлению. Дело в том, что у меня есть эликсир, способный помочь вам взять ваш недуг под контроль. Иными словами, принимая его по специальной схеме, вы будете гарантированы от внезапных превращений в чудовище.

Шнеерсон был достаточно умен, чтобы не начинать возмущаться — типа о чем вы, я вас не понимаю. Поэтому он выразился предельно конкретно.

— Сколько? — спросил Михаил Семенович.

— Даже при том, что, как мне известно, вы весьма богатый человек, всех ваших средств не хватит для достижения порученных мне целей. Речь вовсе не о деньгах. Мне необходимо быть представленным в Кремле.

Орешкину пришла в голову неплохая и, возможно, перспективная, как ему показалось, идея. Он решил использовать кого-нибудь из пойманных изуверов в одном оперативном мероприятии. Как-никак, он обещал Палачу, что матушке его в случае срыва им задания — не жить. Пора было реализовать обещание, не пиздабол же он какой, в самом деле.

— Кто там? — поинтересовалась старушка в ответ на вкрадчивый стук в дверь.

— Работник собеса. Вам заказик новогодний, — ответил симпатичный молодой человек, маячивший в окуляре дверного глазка.

Маньяк Сидоров бросился на женщину, как только та доверчиво его впустила. Но пространство тесной прихожей рассек нож, вошедший извергу точно в левую глазницу. Генрих, паковавший чемоданы матери своего сэнсэя, уроков его не забыл. Добивать ублюдка не потребовалось.

Вот только следом в квартиру вломились двое в штатском (они курировали операцию). Никак не ожидая обнаружить расклад, на который они напоролись, стволы опера выхватить не успели. Это стоило им их комитетских жизней. Генрих подпрыгнул, чуть не ударившись о низкий потолок панельной девятиэтажки, и прямым ударом ногой сломал челюсть первому. Затем, лишь коснувшись пола, вновь спружинил от него и рухнул на второго. Тот, падая, ударился головой о дверную ручку, что позволило без проблем свернуть ему шею. Ворочавшемуся же в углу первому он перерезал горло ножом, извлеченным из глазницы маньяка. Шокированную старушку Генрих, осознавший, что учитель вляпался не по-детски, вывел через крышу в другой подъезд, а там уж поминай их как звали.

После мать Палача доживала отпущенные ей Господом недолгие уже годы в небольшом городке, входящем в Золотое кольцо. Там на средства, предусмотрительно оставленные на подобные цели Федором, Генрих смог организовать ей вполне достойное существование. Вот только сына он ей вернуть, конечно, был не в силах.

Генерал Шуршалин снова был погружен в глубокие и тяжкие раздумья. На этот раз он, правда, не бухал, а смотрел любимый свой фильм — «Подвиг разведчика». Шуршалин и сам некогда был нелегалом, притом весьма успешным, так, между прочим, и не разоблаченным вражьей контрразведкой. Он умел отлично мимикрировать со средой обитания. Потом это качество помогло ему сделать головокружительную карьеру уже на родине — в центральном аппарате КГБ. Но до прототипа главного героя фильма — легендарного Николая Кузнецова ему было, конечно, далеко. Он это прекрасно сознавал и искренне преклонялся перед этим недосягаемым идеалом. Собирал о нем материалы, воспоминания. Даже помог Первому каналу снять специальную программу, ему посвященную.

На столе генеральском стоял, между прочим, портрет героя. Он с младых ногтей пытался себя под ним чистить. Получалось не всегда. Но теперь на склоне лет он вдруг ощутил в себе то самое патологическое бесстрашие, которое и было характерно Кузнецову. И он решился, для себя самого внезапно, но абсолютно бесповоротно.

Дальше, все так же ничего не предпринимая, мириться с активностью Берии он не мог. Информация о ней поступала все более тревожная. В источниках ее у генерала не было недостатка. Остались, разумеется, контакты в самой «конторе», да и собственная аналитическая служба у него была на уровне. Ее специалисты ухитрялись извлекать самые тайные сведения из разрозненных и абсолютно вроде бы невинных сообщений отечественной и зарубежной прессы.

В последние дни донесения свидетельствовали о том, что по всей стране начался массовый отлов маньяков, сатанистов, монстров и даже просто особо выдающихся уродов. Генерал прекрасно понимал, что операция такого масштаба явно координируется тайным центром.

И, разумеется, целью ее было вовсе не избавление общества от этих носителей угрозы. Шуршалин убедился за долгие годы исправной службы, что слово «безопасность», неизменно входящее в названия спецслужб, к целям, перед ними реально стоящим, никакого отношения не имеет. Он давно уже с глубокой горечью осознал, что их задача — создание ситуации перманентного управляемого хаоса. В ней «рыцари плаща и кинжала» чувствовали себя как рыба в воде. Они в ней становились глобальными арбитрами и контролерами.