Одиссея Хамида Сарымсакова - Олег Сидельников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И второе. Повествование о дальнейших приключениях моего героя — приключениях поразительных, невероятных — следует оценивать не с позиций того давнего и сурового, жестокого времени, но взглянуть на все обстоятельства глазами сегодняшнего человека. В грозную военную годину лозунг «Убей немца!» взывал к советским людям даже с обложек школьных тетрадок. Теперь же мы знаем, что далеко не все немцы были нацистами, что в глубоком германском тылу не без успеха действовало антифашистское подполье, что даже в самую тяжкую пору, когда гитлеровцы прорвались к Волге, — в эту, казалось бы, безысходную пору — на нашу сторону переходили не только немецкие солдаты, но и офицеры, ненавидевшие фашизм.
И, наконец, последнее. Суровые законы военного времени в существе своем были гуманны и справедливы. Но приводят в действие эти законы люди. А среди них, к сожалению, попадались тогда (да и сейчас, увы, попадаются) люди глупые, перестраховщики, бездумные служаки, «пришебеевы». В подтверждение сказанному приведу обширную, но очень нужную, на мой взгляд, выдержку из книги А. И. Покрышкина.
В одном из воздушных боев был сбит боевой друг Покрышкина Иван Бабак. Он покинул горящий истребитель, выбросившись с парашютом, был схвачен немцами. Трижды Герой Советского Союза случайно узнал, что Бабак находится где-то в Чехословакии и отправился на розыски. И вот наконец...
«К вечеру мы подскочили еще на один пересыльный пункт. Часовой, охранявший ворота изгороди из колючей проволоки, не пропустил нас. Мы вызвали начальника.
— Летчики есть, — коротко сообщил он. — Один из них осточертел мне своими домогательствами. Выдает себя за Героя. Видали мы их!..
... Бабак появился на пороге — оборванный, с черными струпьями от ожогов на лице, худой, изможденный. Увидев нас, он бросился к нам, но начальник конвоя преградил ему путь.
— Гражданин, назад! — заорал он.
Мы подошли к Бабаку, обступили его.
Начальник притих.
— Я забираю капитана Ивана Бабака в свою часть, — сказал я ему. — Мне неизвестно, где вы были во время войны, по вас не видно, чтобы вы воевали с винтовкой в руках или на танке, а он сбил в воздухе свыше тридцати самолетов. Он заслужил любовь всего народа.
... Мы все же увезли Бабака»[24].
Ну, что, казалось бы, стоило начальнику конвоя доложить о Бабаке по начальству?.. Куда там! «Видали мы их!»
А теперь, после несколько затянувшегося, но необходимого комментария, продолжу повествование.
... Хамиду казалось, что его мучит кошмар... Его отвязали от конца, с помощью которого подняли на палубу, обыскали лежащего, бессильного. Отнесли в каюту (койка в два этажа, столик, стул), раздели до трусов. Всю одежду унесли. Пришел офицер, видимо, врач, влил в рот полумертвому молодому человеку что-то спиртное, смазал мазью раны и трещины на теле. При этом он что-то бормотал себе под нос, — то ли ругал своего «пациента», то ли подбадривал.
Затем явились два матроса. Один принес поесть — кашу и кофе. Второй сел на табурет у двери. Охрана.
Хамиду немного полегчало. Он сел на койке, посмотрел на матроса-охранника. Тот сидел неподвижно, как истукан, глядя перед собой напряженно и бессмысленно.
Часа через три принесли высушенную одежду — комбинезон, китель, меховую кожаную куртку, носки. А тельняшку не вернули. Наверно, сочли почетным трофеем.
Опять накормили. Супчик какой-то, совсем не флотского образца, кофе с кусочком хлеба. И все это молча, бесстрастно, словно в каюте не летчик со сбитого самолета, а неодушевленный предмет.
... Часовой вдруг вскочил, вытянулся, и Хамид увидел входящего в каюту рослого белокурого офицера с различными наградами на кителе. Он начал на ломаном русско-немецком языке.
— Флюгцойг?... Официр?
Лгать бессмысленно. ЛАС авиационного образца, на кителе лейтенантские погоны.
— Летчик.
— Констанца бум-бум?
— Бум-бум.
— Коммунист?
— Коммунист.
Дальше началась совсем уж тарабарщина. Хамид лишь понял, что немецкий корабль-сторожевик, он же охотник за подлодками, идет из Констанцы, где ему изрядно досталось от советских пикировщиков, в болгарский порт Варну. Штурман удивился и, лихорадочно припоминая немецкие слова школьного курса, переспросил: Вохин геен?
— Варна.
Молодцеватый, спортивного вида офицер проговорил еще что-то и ушел.
Молодой человек попытался встать с койки, но не смог. Ноги не держали. Тогда он лег и заснул мертвым сном.
Проснулся утром и не понял в чем дело. Под ним ничего не колебалось, не качалось. Выглянул в иллюминатор — корабль пришвартован к пирсу. Глянул на выход из каюты, — у дверей сидит охранник.
«Может, попытаться выброситься в иллюминатор?» — подумал Хамид. И тут же горестно вздохнул. Без посторонней помощи не пролезть в круглое окошечко. Да и задраено оно. И сил нет, чтобы схватиться с охранником. Умышленно нарваться на пулю?.. Ну, это махом! Если он, Хамид Сарымсаков, чудом спасся из пылающего самолета, если выдержал трехсуточную пытку морем, солнцем и жаждой, — то он еще повоюет! Главное — набраться сил. Констанцу, наверно, не сегодня-завтра возьмут наши войска. Вот остатки немецкого флота и подались в Варну. В Болгарии хозяйничают немцы. Но формально эта страна соблюдает «нейтралитет»[25]. В Варне, возможно, есть советское консульство, а в Софии — дипломатическое представительство. Вот только как незаметно покинуть сторожевик?
Но зачем пистолет на столике?.. Может, провокация: я лишь потянусь за ним, как дюжий охранник скрутит меня. Бунт на корабле!.. И конец. Нет, не выйдет этот номерок, фрицы!
Пришел матрос, приносивший раньше еду, но теперь не в форме, а при белом переднике и колпаке. Опять каша и кофе. Повар-матрос, наконец, нарушил молчание. Ткнув в сторону иллюминатора пальцем, крикнул, как глухому:
— Варна!.. Варна! Ферштанден?!
Хамид кивнул.
После обеда в каюту вошел ну вылитый поручик русской царской армии. Таких офицеров Хамид видел в кинофильмах, читал о них в книгах.
Белоснежный китель, аксельбанты, фуражка с крохотным козырьком и белым чехлом. Несмотря на жару, в белых перчатках.
— Вы русский офицер?
— Да. Советский.
— Вас подобрали в море?
— Да.
— Как очутились в море?
— Бомбили боевые корабли.
— Ваша фамилия?
— Это неважно. Просто советский офицер.
— Как себя чувствуете?
— Сейчас это не имеет значения.
— Самостоятельно идти сможете?
— Попробую.
— Отлично. Командир немецкого корабля, подобравшего вас в море, передает вас болгарским властям. Ждите. Я скоро вернусь.
Все происходящее Хамид воспринимал как сон, как бред, только не кошмарный, а приятный, убаюкивающий. Что за немец такой попался? Кто он?.. Антифашист?.. Отпрыск старинной флотской семьи, свято хранящей «рыцарские морские традиции»?.. Просто порядочный человек, которому осточертела бессмысленная, явно проигранная Германией война?..
(Кто бы он ни был, Хамид Газизович Сарымсаков и по сей день хранит в душе чувство благодарности к немецкому моряку, не побоявшемуся ни абвера, ни СД, ни гестапо, спасшему ему жизнь).
Вернулся болгарин.
— Пойдемте. Все улажено.
Посмотрел на лейтенанта, и брови «образцового офицера» поползли вверх.
— Вы в носках! Где сапоги?
— На дне Черного моря.
Болгарин сказал что-то матросу-охраннику. Тот ушел и вскоре вернулся с черными тапочками в руках.
— Сейчас мы с вами пройдем в порт.
Хамид попробовал идти самостоятельно, но его так качало, что болгарин взял его под руку.
Комментарий повествователя
Чтобы ясно понять дальнейшие перипетии молодого штурмана, следует вспомнить политическую ситуацию в тогдашней Болгарии. Монархо-фашиствующая верхушка со своими присными лебезила перед гитлеровцами и страшилась их. Болгарская буржуазия свои надежды возлагала на американцев и англичан. Часть офицерства — тоже. Но было немало офицеров, понимавших кровную близость с русским народом, историческую необходимость дружеских связей с великим Советским Союзом. Что же касается простых тружеников, болгарского народа, то он видел в русских, советских людях верных друзей, кровных братьев и освободителей от фашистского ига. И даже правительствующая верхушка, — и та, погрязнув в связях с кровавым фашизмом, чувствуя, что расплата за черные дела приближается, Советская Армия уже у болгарских границ. — пыталась как-то выслужиться и перед советскими представителями в Болгарии, налаживать «дружеские» отношения. Но об этом чуть позже.
... Поддерживаемый болгарским офицером, Хамид добрался до здания с вывеской: «Комендант порта Варна».
Вошли в холл. Диван, кресла, цветы. Появился комендант, морской офицер, в сопровождении военного врача. Оба с любопытством взирали на «чудом спасшегося советского авиатора». Врач осмотрел гостя, покачал головой, похвалил за мужество.
Разговор шел через того белоснежного поручика или подпоручика.