Соль на моих губах - Анна Владимировна Дубинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его страничка уже полчаса висит на моем стареньком компьютере открытой. Написать ему… Да, нужно написать, иначе как тогда выполнять задание?
«Привет. Я составила план нашей презентации. Тебе нужно подготовить последние три пункта и выслать мне до среды. Остальное я сделаю сама, все сведу в один файл и пришлю тебе в четверг вечером. Если будут вопросы – пиши». Такое сообщение набираю ему. И оставляю в конце смайлик улыбку. Сама не знаю, зачем.
Вдох-выдох. Кликаю по окошку. Сообщение улетает адресату. Я начинаю нервничать и снова кусаю губы. Привычка, не могу контролировать это. Закрываю браузер и иду на кухню, чтобы немного перекусить.
Мы смотрим с Мариной музыкальный канал и пьем вместе чай. Она ещё ребенок, хоть уже и не малышка. Марина скучает по бабушке. Это заметно. Она ждёт ее.
– Даш, бабушке будем говорить про Семёна?
– Я не люблю врать. Ты же знаешь.
– Скажем правду?
– Ей сейчас переживать нельзя, может быть не стоит. Пусть это будет наш секрет, – подмигиваю Марине.
– Давай! Я только за! Бабушку надо беречь.
На том и сходимся. Решаем хранить секрет и никому об этом не говорить.
После чаепития возвращаюсь в комнату и открываю сайт ВК. Увидев сообщение от Семёна, чувствую, что меня накрывает волной жара. Щеки обжигает вспышкой огня, а сердце будто останавливается.
Щелкаю на окошечко и читаю.
«Привет. Окей. Попробую что-то накатать»
И все? Всего пять слов. Нет. Еще он оставляет также свой номер телефона для связи. Закрываю окошко радуясь, что он пошел мне навстречу. Пожалуй, у нас есть шансы на совместную работу. Не отказал – это уже замечательно.
Глава 21
Я пинаю опавшие листья. Мы медленно идём вдоль берёзовой рощи. Сегодня запланировал поездку в сервис подлатать тачку, но Аня настояла на разговоре. Хотя кому я лапшу вешаю? Сервис может и подождать. Мне просто не хотелось с ней говорить. Ее мутки я знал, чувствовал, поэтому до последнего придумывал бредовые отмазки.
– Ну, пожалуйста, Сём, ну поехали. Я так хочу туда попасть. Там будет сенсейшен! Улетное пати! Говорят, там приедет рокерская группа крутая. Я, конечно, больше предпочитаю электро, но сама атмосфера. У рокеров всегда тусовки классные.
– Не знаю, надо думать. У меня уже все спланировано. Днём тренировка. Не смогу.
– Ну так я днём не зову тебя. Вечером поедем.
Аня начинает издалека. Якобы уламывает поехать в «Аристократ» на эти выходные. Дядя Леша ее одну на ночь в пригород не пустит, вот и просит. Но ведь не это главное. Не за этим позвала.
– Все равно не варик. Не хочу. Настроение паршивое, – слабо отмахиваюсь, понимая, что все равно поедем.
Все наши там будут.
– Но ты же сам сказал, что игру отменили! Так что… А настроение вот и паршивое, что перестал тусить.
– Эх, лады обещаю подумать. Ань, к чему эта прелюдия? Мы же оба знаем, что в такую дерьмовую погоду вытащила меня вовсе не из-за вечеринки? И не полюбоваться природой в парке. А из-за другого!
Аня молчит. Смотрю на нее. Она плотнее укутывается в объёмную спортивную куртку и собирает силы сказать.
Сегодня холодно. Наступила настоящая осень. Погода и правда херовая, а на душе ещё хуже.
– Сём, она передавала привет. Спрашивала о тебе. Я немного рассказала, но не все. Так, всякую ерунду. Только ты ей сможешь рассказать о своей жизни. Только ты, Сём, – умоляюще произносит, наконец, сводная сестра.
– Угу.
– Сём, ты должен ее навестить. Должен.
– Я никому ничего не должен. Ни ей, ни тебе, ни дядьке Леше. Ни бабушкам, ни дедушкам, никому. Я сам по себе! Так что…
– Прогнозы врачей хреновые… – перебивает, не дослушав до конца.
– Я знаю, какие прогнозы. Никакие! Ань, зачем ты вот все это? Зачем? Ты ездишь навещаешь. Чё ещё надо? Езди себе дальше, а меня не цепляй. Я как-нибудь сам разберусь в себе. Окей?
– Но ты же…
– Я сказал сам разберусь! Какое слово тебе не понятно? – закипаю.
– Вот всегда ты так! – со злостью кидает и уходит быстрым шагом от меня вперёд.
Не оборачивается, идёт вперёд, оставляя меня среди моих душераздирающих демонов.
– Вот и иди себе дальше! – кричу вслед.
Аня на секунду останавливается. Потом взмахивает рукой, мол отвали, и идёт дальше.
Пусть не лезет! Ненавижу за то, что все могут. А я нет! Видимо, я и правда очень ужасный сын. Обуза!
По моей просьбе Аня ездит к моей матери каждый гребанный день и сидит у неё по целому часу. Да, надо отдать Аньке должное. Моя мама ей неродная, и вряд ли бы она так часто ездила если бы не мое пожелание. Каждый день, без пропуска…
Когда маму положили в клинику, Аня внезапно оказалась одним из самых близких мне людей. Она поддерживала как могла, ревела вместе со мной. Мы напивались в хлам и ржали под старые советские фильмы. Мы страдали. Выкручивались как могли, размышляли о жизни и смерти. Анька ее любила, как и меня. Мы стали для нее родными людьми – я настоящим старшим братом, мама – почти настоящей мамой. И сейчас. Сейчас я ей благодарен, что ездит и навещает ее больную. Почти безжизненную. Потому как сам не могу, не хватает смелости, не хватает сил…
Мать твою! За хера только согласился поговорить наедине. Знал, что проедется по нервам на танке, безжалостно вспарывая заново кровавые раны. И все равно пришел.
Смотрю Аньке вслед. Даже не пытаюсь догнать. Она почти бежит, сверкая пятками белых новых кроссовок. Ну и фиг с ней. Разговор по душам не вышел. Плюю с яростью на асфальт. Хлопаю по карманам в поисках отравы. Нахожу пачку. Прикуриваю одну сигарету и медленно
