Призраки солнечного юга - Ольга Володарская

— Это еще что за фигня? — оторопела я.

— Это ты углядела, что один из фотографов щелкает курортников в обнимку с малолетним индейцем. Как я поняла, юный Ченгачкук был его сыном…

— Это все? — с замиранием сердца, прошептала я.

— Почти! — убила меня Сонька. — Потом ты добралась до трех негров. Они, наряженные в папуасские костюмы — набедренная повязка, перья, бусы — фотографируются с нашими бабоньками за большие деньги.

— Откуда тут негры?

— Их в Краснодаре один ушлый армянин отловил. Они студенты. Подрабатывают папуасами.

— И что мне от них надо было?

— Ты стыдила их за то, что они роняют честь африканского народа! — Сонька прыснула в кулачек. — А потом требовала, чтобы они показали стриптиз.

— Какой ужас! — застонала я.

— Еще бы! Я чуть со стыда не сгорела!

— Кто бы говорил! — возмутилась я. — Ты и не то вытворяешь!

— Нет. — Сонька замотала головой. — Я не могу быть такой же отвратительной.

— Ты хуже!

— Хуже быть не может, — отчеканила Сонька. — Хорошо, что тебя Геркулесов в таком виде не видел — сразу бы развелся.

— Он и так со мной разводится, — тоскливо протянула я.

— Да ладно тебе! — попыталась успокоить меня подруга. — Может, все и обойдется.

— Вряд ли, — тяжко вздохнула я. Потом отогнала грусть и довольно бодро спросила. — После моего митинга на набережной мы что делали?

— Пошли в кабак. Хлопнули джина. — Сонька наморщила лоб. — А после этого у меня провал в памяти.

Мы немного посидели, понуро свесив головы, потом встали с лежаков, подобрали с гальки повядшие розы, сунули в сумку плюшевого монстра, и, покряхтывая, побрели к санаторию.

Мы стояли на крыльце корпуса и дергали ручку двери. Дверь была заперта изнутри. Это, конечно, не смертельно, — если постучать, дежурная откроет — но рисоваться не хотелось. Тем более, ни одной санаторно-курортной карты у нас на руках не было. И, вполне возможно, что нас просто-напросто не пустят.

— Давай через Танин балкон, — предложила Сонька. — Заодно и платье вернем.

Я нашла ее предложение приемлемым, поэтому вместо того, чтобы разбудить дежурную стуком, мы начали карабкаться на Танин балкон. Получилось у нас довольно ладно, Сонька влезла благодаря моей поддержке, а я благодаря цирковой закалке (когда-то в детстве я в серьез увлекалась воздушной гимнасткой). Оказавшись на балконе, я тут же стянула с себя порнографический сарафан и повесила его на веревку.

После этого мы тихонько постучали в окно.

Никакого ответа. Мы постучали сильнее. Опять тишина.

— Это ж надо так крепко спать! — зашипела я.

Сонька ничего не сказала, она, придвинув лицо вплотную к стеклу, и попыталась рассмотреть, что твориться в комнате.

— Ну? — нетерпеливо спросила я.

— Вроде нет никого…

— Как это нет? — напустилась я на Соньку. — Куда же все делись?

— Не знаю. Кровати пусты. Значит, никого нет…

— Дай я посмотрю, — раздраженно произнесла я, отодвигая Соньку.

Я заглянула через стекло в комнату. Две кровати, шкаф, стол, холодильник (наш, номерок, получше будет!), и ни одной живой души. Правда, из-за двери в ванную комнату пробивался свет, что оставляло надежду на то, что Таня просто пошла пописать, как никак санузел совмещенный.

Вдруг дверь распахнулась, и из ванной выбежала Таня. Голая! Она смеялась и зачем-то виляла своей худосочной попой.

Зачем, выяснилось позже, когда из той же ванной показался голый… Гоша! Короткие волосатые ноги, цыплячья грудь, покрытая черной шерстью, округлый животик все в той же дремучей поросли, короче, полный мрак!

Сонька не ожидала такого сюрприза, по этому удивленно икнула и дернула головой. Послушался глухой удар — это ее лоб врезался в стекло.

Влюбленные застыли. Мы с Сонькой тоже. Немая сцена, «Ревизор» отдыхает.

— Не здесь снимается передача «За стеклом»? — нагло выкрикнула Сонька, постучав пальцем в окно.

— Ой! — растерянно сказала Таня. — Это вы, девочки?

— Извращенки! — пискнул Гоша, прикрыв свой срам ладошкой. — Так я и знал!

— А вы чего тут? — пролепетала Таня, кидаясь к балконной двери. — Я сейчас открою…

Когда дверь распахнулась, мы с Сонькой радостно ввалились в комнату.

— Встречаетесь по-тихому? — хмыкнула я, кидая взгляд на Гошины мосластые ноги.

— Ну мы это… — совсем растерялась Таня. — Тут… Решили… Всего один разочек…

— Совет вам да любовь! — гаркнула Сонька.

Я послала Гоше воздушный поцелуй, и мы покинули это гнездо разврата.

Добравшись до номера, тут же рухнули в кровать и в унисон захрапели.

Разбудил нас возмущенный крик Эммы.

— Девочки! Разве можно спать с закрытым окном? Вы же перетравите половину санатория!

— А? — Я подняла все еще тяжелую голову. — Чего?

— От вас разит! Перегаром! Как от мужиков!

— Эмма Петровна, — простонала Сонька, — поверьте, напиваются не только мужики.

— Вставайте! И немедленно в душ! — бушевала Эмма. — Я еще поговорю с вами о вашем поведении.

— В нашей стране каждый достигший двадцатиоднолетия имеет право напиваться, — буркнула Сонька.

— Ушли на всю ночь, и даже не предупредили! Я волновалась!

— Позвонили бы по Лелиному телефону, мы бы вам сказали, что с нами все в порядке.

— Я не умею им пользоваться, — зарделась Эмма.

— Ну и не кричите тогда, — позевнула Сонька, переворачиваясь на другой бок.

Эммы фыркнула и направилась к двери. Но на полпути остановилась, обернулась к нам и все с той же претензией в голосе заявила:

— Между прочим, вчера милиционеры опрашивали всех людей, знакомых с Катей, в частности соседей по столу…

— Что их интересовало? — спросила я, стряхивая дрему.

— В основном ее душевное состояние накануне гибели. Спрашивали, не было ли в ее поведении чего-то необычного. Не изменилось ли оно. Она же нервная. Такие постоянно на грани депрессии. — Эмма привалилась плечом к косяку. — Вот они нас с Таней и пытали… Ни грустила ли, ни хандрила ли, на предмет несчастной курортной любви спрашивали, вдруг она из-за этого с балкона сиганула, да только мы не в курсе. Еще интересовались, была ли у нее тяга к суициду.

— Об этом они должны были у ее лечащего врача спросить…

— Они и у него спрашивали. И у нас. И у Гули попытались, как-никак бывшая соседка, но она как начала им про приведений талдычить, они и сбежали. — Эмма позволила себе сдержанную улыбку.

— А про меня они не спрашивали? — с опаской проговорила я.

— Как же без тебя? — съехидничала она. — Хотели для полноты картины опросить всех соседок по столу, тем более, ты с ней разговаривала незадолго до ее смерти…

Я даже на кровати подпрыгнула после этих слов. Откуда они знают, что я….

— Вас на пляже видели, — раскрыла мне глаза Эмма. — Сказали, что перед тем, как уйти в корпус, она присаживалась рядом с твоим лежаком. Так что жди гостей из органов. — Торжественно произнесла она и вышла из номера. У нее по расписанию была лечебная гимнастика.

Я тоже больше валяться не стала, быстро поднялась с кровати, помылась, подкрасилась, даже волосы уложила феном. Потом облачилась в привычные шмотки — шорты с золотой звездой на попе, майку с дыркой на пузе, бейсболку, а на ноги напялила вчерашние шлепки — пока не развалились, надо носить. После чего тихо (чтобы не разбудить спящую) выскользнула из номера. У меня было одно дельце!

… К заветному подвальному окну я подгребла, спустя каких-то пару минут. Просунула в него голову, опасливо принюхалась. Пахло так же отвратительно, но не смертельно. Сделав глубокий вдох, я нырнула в темноту.

Выключатель нашла быстро, так же быстро отыскала люк и лесенку, припаянную к нему. Взобралась.

Люк поддался сразу, значит, его никто не запер, это хорошо. По-обезьяне вскарабкавшись по лесенке, я оказалась на знакомом лестничной клетке. Развернуться было негде, по этому я, не мешкая, понеслась по ступенькам вверх.

Где-то между восьмым и седьмым, где-то там я нашла записку. Скудное меню с одной стороны и загадочное послание с другой. Интересно, оно там все еще лежит, или уже нет?

Бумажку я не нашла, хотя искала ее очень тщательно. Напрашивался вывод, что ее подобрали. Хорошо, если менты, хуже, если убийца. Только как узнать — кто? Не у очкастого же мента спросить…

Не солоно хлебавши, я вернулась к покинутому люку. Зачем я только сюда лазила? Ведь все равно мое открытие не принесла мне ничего. Ничего, кроме лишней головной боли.

Я выбралась на свет божий, постаравшись не зацепиться светлыми шортами за грязную раму. Глянула на часы, оказалось, что время завтрака уже пришло. Очень кстати, потому что мне жутко хотелось кефира, который подавался к столу каждое утро. Облизнувшись, в предвкушении любимого кисломолочного пойла, я потрусила к столовой. Но, не добежав до торцовой стены корпуса, резко остановилась.